Очень плохая история

Джейсону очень хотелось сделать совместное фото, но она упорно отказывалась. Он тогда разозлился: «До чего же ты скрытная, Ева. Я хочу все знать о тебе. Все! – Он притянул ее к себе и сильно встряхнул. – Тебе не нужны фотографии людей, которые тебе близки?»

Он попал в точку – не нужны. Ей хотелось сказать: «Они у меня в голове, в сердце, они всегда со мной», но она промолчала.

Еще до похорон Ева избавилась от тех немногих вещей, которые Джейсон оставил у нее. Сложила в пакет и отнесла на помойку пару форменных рубашек, свитер, зубную щетку и бритвенный прибор. Она также стерла в телефоне все их контакты. Так было проще – меньше всего ей хотелось налететь случайно на их переписку, а потом испытывать сожаление.

Ева подошла к стеллажу и взяла фотографию. Долго смотрела на нее и наконец положила в нижний ящик стола.

Для кофе было уже поздновато, хотя в любом случае вряд ли удастся заснуть. Заварила себе крепкий чай, добавила молока и подошла к окну, держа чашку в руке. Раздвинула шторы и устремила взгляд на темнеющую полоску неба, на крыши с трубами, на фонари внизу. Вдали, на окутанном дымкой горизонте, виднелось белое свечение стадиона Уэмбли. Ощущение покоя, которое обычно охватывало ее, когда она созерцала эту картину, не появилось. То, что случилось на Парк-гроув, все перевернуло. Теперь ее главная цель – разгадать, откуда Джейсон узнал о том, что Лайем Беттс якобы находится в этом доме. Это было ошибочное предположение? Или кто-то подсунул ему ложную информацию? Перед тем как перейти в группу по расследованию убийств, он несколько лет входил в состав подразделения по борьбе с организованной преступностью. Вполне вероятно, здесь есть какая-то связь. Она пыталась нащупать ее, но пока безуспешно.

За несколько дней до похорон она попробовала поговорить с близким другом Джейсона, Полом Дентом. Он по-прежнему работал в этом подразделении и мог что-то знать. Однако Пол держался настороже, когда она спросила, откуда к Джейсону могла поступить эта информация. Более того, он категорически отрицал, что про Лайема Беттса Джейсону сказал кто-то из своих. Увидев Пола Дента рядом с Ташей на похоронах, Ева поняла, что пытаться что-то выяснить у него не имело смысла. Совершенно очевидно, что Пол обвиняет ее в семейных проблемах Джейсона, как и в его смерти.

Ева уже собралась задернуть шторы, как вдруг ее внимание привлек большой темный автомобиль, подъехавший к дому. Этот автомобиль в течение всего дня попадался ей на глаза. Скорее всего, пресса, хотя для репортеров типа Ника Уолша машина слишком дорогая.

Через несколько секунд задняя дверца открылась, и на тротуар вышел человек. Он посмотрел на ее окна, поднялся по ступенькам к входу и позвонил в дверь. Ева задернула шторы и отошла от окна. Она не хочет ни с кем говорить.

Снова раздался звонок, на этот раз человек давил на кнопку несколько секунд. Наверно, увидел ее с улицы и был намерен добиться своего. Нахмурившись, она прошла в прихожую и подняла трубку домофона:

– Да?

– Мисс Уэст? Я бы хотел с вами поговорить.

В домофоне его голос звучал тихо и хрипло, тем не менее она уловила сильный лондонский акцент.

– Кто это?

– Мое имя Ален Питерс. У меня для вас сообщение.

– От кого?

– Готов объяснить. Могу я подняться?

– Нет. Я занята.

– Вряд ли удобно говорить об этом через домофон.

– Тогда вам придется прийти в другой раз.

– Сегодня вы получили несколько текстовых сообщений от моего клиента…

Ева заколебалась.

– Вы хотите сказать – Джона?

– Именно. У него есть желание связаться с вами. Видите ли, он может вам помочь.

– Спасибо, но я не нуждаюсь в помощи.

– Думаю, нуждаетесь, мисс Уэст. В самом деле, лучше было бы нам поговорить лично.

Ева размышляла, что ей делать. Вас подставили… Слова зацепили ее, ведь они совпадали с ее собственными догадками. Может быть, он действительно что-то знает?

– Подождите несколько минут, – ответила она, поспешно натянула джинсы, свитер и спустилась.

Дверь приоткрыла на пару дюймов и подперла ее ногой. Руку держала наготове, чтобы в случае необходимости быстро захлопнуть щель.

На ступеньке подъезда стоял седеющий лысоватый мужчина средних лет, невысокого роста, в очках. Элегантный бежевый плащ, под ним – темный костюм и галстук.

– Вы, возможно, помните меня, мисс Уэст. Как я уже сказал, меня зовут Ален Питерс. Мы встречались с вами пару лет назад.

Он отчетливо выговаривал слова, будто хотел произвести на нее впечатление этой информацией. Потом протянул свою визитную карточку.

Она прочитала:

«Ален Питерс. Партнер. ТОО „Коммерческие партнеры"». И адрес в Сити.

Подняла на него глаза, но никак не могла вспомнить лицо.

– Кто такой Джон?

– Джон Дюран.

На губах Питерса заиграла жесткая усмешка. По-видимому, он был уверен, что она давно все поняла.

При упоминании имени Ева вздрогнула. Она очень надеялась, что никогда больше не услышит его. Приоткрыла дверь чуть пошире, чтобы получше рассмотреть Питерса. За очками в стальной оправе скрывались проницательные живые глаза, рот все еще кривился в усмешке. Возможно, его забавляло ее замешательство, и он с удовлетворением отметил, какое впечатление произвело на нее имя Дюрана.

Каждый день ей приходилось видеть кучу людей, а в этом Питерсе не было ничего особенно запоминающегося, но внезапно она вспомнила его. Неприятный, похожий на терьера человечек был адвокатом Джона Дюрана – вел его дело с момента ареста за убийство вплоть до вынесения окончательного приговора в суде.

Самого Дюрана ей не забыть никогда. Он управлял небольшим офшорным инвестиционным банком, который находился неподалеку от Флит-стрит. Банк служил легальным прикрытием для нескольких мафиозных кланов из Восточной Европы. Руководство отдела по борьбе с организованной преступностью считало, что Дюран был мозговым центром преступников, их координатором и посредником. Он управлял их делами и отмывал их деньги. За ним наблюдали лет десять, если не больше, но никаких обвинений так и не было предъявлено. А два года назад на газончике у бара «Старый бык и куст» в Хемпстед-Хит нашли тело одного из помощников Дюрана – Станко Рупеча, забитого до смерти. На месте лица была кровавая лепешка – таких жутких посмертных фото Ева еще не видела.

Стали просматривать записи с камер наблюдения. Увидели синий «мерседес» Рупеча, на полной скорости мчавшийся вдоль Хейверсток-хилл. Машину преследовал черный «ягуар», принадлежавший еще одному персонажу из окружения Дюрана. Позже брошенный «мерседес» был обнаружен чуть дальше, сразу за станцией метро «Белсайз-парк». Как оказалось, в полицию сообщали о криках и какой-то потасовке у гаражей. Но дело было в субботу, и когда наконец приехала патрульная машина, там уже никого не было.

Призывы к возможным свидетелям в конце концов дали результат: обнаружился таксист, который заявил, что видел человека, на которого напали на улице, сразу за Росслин-хилл, недалеко от бара. По удачному стечению обстоятельств такси у него было оборудовано видеорегистратором и камерой заднего вида, которые и запечатлели нападение. На записях было видно, как Станко Рупеч сначала бежит, потом обо что-то спотыкается и, падая навзничь, вскидывает руки. Хотя звука не было, ясно, что Рупеч умолял пощадить его. Удары сыпались беспрерывно. Такси, набрав скорость, быстро уехало, и записи прервались. Однако человек, наносивший удары ломом, был без труда опознан, и Джона Дюрана арестовали по обвинению в убийстве.

Ева была назначена старшим следователем по этому делу. Неясным казалось, почему Дюран пошел на такой риск и напал на Рупеча на улице, практически на виду у всех. Почему он сделал это сам, а не поручил одному из своих многочисленных подельников, также оставалось загадкой. Она несколько раз пересмотрела видеозапись: степень жестокости не укладывалась в сознании. Чтобы убить Рупеча, хватило бы нескольких ударов. То, что она видела, было похоже на приступ ярости. Однако, насколько было известно, Дюрану, их давнему подопечному, несвойственны действия под влиянием эмоций, потеря самоконтроля. Он никогда не позволял себе пачкать руки и уж тем более не опускался до убийства. Вероятно, расправа с Рупечем была чем-то сугубо личным. Но, несмотря на бесконечные допросы, вне зависимости от применяемых тактик, Дюран оставался поразительно спокойным и невозмутимым и упрямо отказывался объяснять побудительные мотивы своего поступка. Ева хорошо помнила нескончаемые часы, которые провела, сидя напротив Дюрана в душных и жарких комнатушках для допросов. Окон там не было, и на время допроса дверь запирали. Дюран обычно пользовался одеколоном «Пако Рабан», и в духоте этот запах становился невыносимым. Один из шикарных приятелей ее матери тоже предпочитал это бренд, но теперь «Рабан» неизменно ассоциировался у нее в голове с ее подследственным.