Очень прекрасный принц
Шрифт:
Я сделала всё, чтобы не повторить твою судьбу. Стала любимицей отца, обрела влияние на него, слыла самой красивой из его дочерей, получала дары. Услышав, что меня планируют выдать за Рейдара, я поняла, что пора действовать. И брать судьбу в свои руки.
И тут в наш квартал переехал Бэн. Тогда его называли Бэно, но не суть...
То, что он не похож на окружающих меня мужчин, я поняла практически сразу. А собрав сведения, послушав рассказы служанок, подосланных его испытать, и скупив его музыкальные шкатулки, я поняла: Бэно — мой шанс. Возможность получить спокойную жизнь, иметь под боком
И, не вдаваясь в детали, я сделала всё, чтобы стать женой Бэна.
Пришлось упрашивать отца; впрочем, узнав о тайных связях семьи Майлики, отец и сам ухватился за эту идею. Ещё и меня похвалил за ум и прозорливость.
Повезло.
Конечно, пришлось многим рискнуть. И позаботиться о том, чтобы Рейдар точно-точно меня не украл. Я знала, что он может на такое пойти, так что наняла мужчин, которые в день моей свадьбы вывезли его из столицы и бросили за дорогой.
Думаю, он выжил. Но дело всяко не моё.
И теперь эта Дайяна… Она не получит Бэна.
Никогда.
— Сестра, — сказала я мягко, — поверь мне на слово: он вернётся ко мне.
— Как ты можешь быть так уверена?
Это очевидно.
— Любовь к ней была детским увлечением, тягой к запретному плоду. Слуга и хозяйская дочь, что может быть банальней. Но кто она сейчас? Опозоренная на всю Империю, побывавшая в постели другого мужчины, погружённая в дрязги, причиняющая боль одним своим видом, вызывающая стыд с сожалениями. И кто я? Я — его жена перед всеми богами, местными и нашими; я встречаю его вечерами и провожаю утром. Я всегда ласкова, готова помочь советом, мила и красива. И что же ты думаешь? Она — его прошлое, будущее — за мной.
— Надеюсь, ты права.
— Брось! Она потеряла его первенца, а я ношу ребёнка под сердцем. Кого выберет мужчина в такой ситуации?
Калая вздрогнула и прикусила губу. Тема была болезненной для неё: муж толкнул её, когда она ждала ребёнка, и тот родился неживым. Больше, увы, Калая понести не смогла, за что была всячески ненавидима мужем и его семьёй.
— Ты права, — сказала она, — ей не выиграть.
— Ну вот. Но знаешь что? Если твой муж всё же выгонит тебя, теперь я смогу тебя забрать.
— Ты думаешь, что сможешь меня приютить? — спросила Калая. — Твой муж не согласится!
Я улыбнулась.
— Милый, милый Бэн… поверь, я позабочусь, чтобы он согласился. Выбор мужчины определяет жизнь женщины. Я верно выбрала мужа.
И никогда, никому его не отдам.
***
Дайяна, леди Гохорд, лекарь
*
— Вы только посмотрите на неё…
— Ей должно быть стыдно!..
— Как только посмела выносить из семьи сор…
— Молодое поколение…
Последние несколько недель этот шёпот звучал за моей спиной. Он не смолкал нигде.
И сюда, в зал суда, он тоже последовал за мной. Я слышала его краем уха, стоя в ожидании, пока судьи и совет достойных примут решение по моему делу.
На самом деле, если бы всё ограничивалось одним только шёпотом! Меня уговаривали отозвать заявление; мне присылали угрозы пачками (леди Каталина забирала эти письма,
чтобы растапливать свой декоративный камин); мне кричали обидные слова на улице; меня забросали яйцами и тухлыми овощами, называя ужасными оскорбительными словами.“Сама гуляла, как продажная девка, а теперь ещё и родителей обвиняет. Денег хочет!”
“Она пятнает честь старой тавельнской аристократии!”
“Она лгунья, которая просто хочет внимания!”
“Она…” — и ещё сотня эпитетов и оскорбительных слов, которые сыпались на мою голову. И я совру, если скажу, что вынести это было просто. По правде, я не знаю, как бы справилась без помощи леди Каталины и негласной поддержки правящей драконьей семьи.
Однако, находились и другие слова.
Слова поддержки.
Некоторые из них больше напоминали крикливые политические лозунги в духе: “Долой аристократию! Долой традиционализм! Долой мужской шовинизм…” Много кого долой, в общем-то. Но эти письма, сколь бы эмоциональны они ни были, тоже не радовали меня. Виделось мне, что их авторы едва ли понимают, о чём пишут, и слишком категоричны в своих суждениях. Леди Каталина, кстати, была со мной в этом согласна. “Такие процессы неизбежно приобретают политический окрас, — сказала она, — многие хотят под шумок провернуть свои дела. Но мы, сколько можем и как можем, не должны допускать, чтобы борьба за права превратилась в идеологию. Гуманизм зряч, а идеология всегда слепа. Ей всё равно, кого карать.”
Я не понимала многое из того, что она сказала — просто была для этого недостаточно образована. Но на те крикливые письма не отвечала. И не слишком радовалась им.
Только вот были и другие.
Они чаще приходили в конвертах без подписи, скромных и непритязательных. Но в этих письмах были целые миры. Там прятались истории, которые не были рассказаны в зале суда. Это были голоса, которые никогда уже не будут услышаны.
“Мой начальник взял меня насильно и сказал, что я ничего не докажу, потому что он — оборотень…”
“Лорд, который купил меня на островах, заставил меня избавиться от ребёнка…”
“Я работал на аристократов и их дочь влюбилась в меня. Я не стал связываться, и тогда она обвинила меня в насилии. Её родители наняли людей, чтобы со мной разобраться. Теперь я калека…”
“Моя мать поступила так же, как ваша…”
Я долго плакала над этими письмами, правда. Но ещё они давали мне силу.
Силу терпеть и вонючие яйца, и насмешки, и презрение. Я сжимала в кармане скальпель, с которым теперь не расставалась, и всякий раз вспоминала об этих письмах, когда хотела повернуть вспять.
Я много раз предавала себя. Но теперь это нечто большее. Теперь за моей спиной стоят они, и я не могу их предать. Ни одного из них, каков бы ни был их пол, возраст и социальный статус, какова бы ни была их история.
Потому что у меня лучше получается драться за других. Это очевидная истина.
— Суд готов принять решение!
Я поймала взгляд Бэна. Он дождался, пока я посмотрю на него, и выдал ободряющую улыбку.
У меня она вызвала смешанные переживания.
С одной стороны, я была счастлива несказанно, увидев его. Он жив, змея… её высочество принцесса Алиссия сумела спасти его тогда.