Очень приятно, бездомный тэнгу

— Откуда ты это взял?

Её переполненный изумлением голос прозвучал очень тихо, она наклонилась и попыталась дотронуться до помятого прямоугольного листа, как вдруг резко отдёрнула руку.

— Хару, ты сам его сорвал?

— Простите, пожалуйста, я не хотел… — растерянно произнёс он и виновато опустил голову.

— Нет, Хару, скажи, ты сам это сделал? Своими руками?

— Мне очень жаль…

Он уже начинал думать, что, сорвав лист, провинился точно так же, как с котлом во дворце Кинъу, прилетевшем на совет и там взорвавшемся. Отец выгнал его из дома, а как поступит жрица? Ему же не показалось, что она хотела съесть несчастного тэнгу? Бедняга не понимал, с каких пор люди питаются ёкаями (а он не сомневался, что девушка была человеком), но и спрашивать боялся.

— А другие сорвать можешь?

Слова её Хару услышал, но понять их смысл не мог, уверенный, что поступил неправильно.

— Хару! Ты можешь сорвать другие печати?

— Сорвать? — испуганно переспросил он, словно птенец, выпавший из гнезда и столкнувшийся с опасной куницей. — Я думал, что испортил что-то важное…

Утром устроил переполох во дворце Кинъу, а теперь сорвал какую-то печать в маленьком храме доброй девушки. Видимо, не просто так Хару стал бездомным — только и делал, что всё портил. Отец был прав, что выгнал младшего сына из дома, иначе бы со временем там остались бы одни развалины.

— Эй, возьми себя в руки или крылья, что у тебя там? И попробуй сорвать другие!

Растерянный Хару продолжал сидеть на полу и непонимающе глядеть на хозяйку храма, как та вдруг схватила его за рукав и резко встала, потянула за собой.

— Идём-идём!

По воодушевлённому взгляду, торопливой интонации и нетерпеливым жестам Хару ощутил, как изменилось её настроение. До этого девушка переживала и злилась, даже напомнила хищного зверя (из людей Хару близко общался исключительно с Асахи, другие ровесники не посещали дворец Кинъу, но по рассказам о людях сложилось иное впечатление), а теперь она спешила. В золотистых глазах теплилась надежда.

Хару не обладал силой и мудростью, как отец и старший брат Масао, не владел оружием, не мог похвастаться какими-то особыми талантами, зато умел считывать эмоции. Не все, но какие-то яркие вроде радости и грусти, злости и страха, отвращения и восторга он замечал. Порой мог даже не смотреть на собеседника и чувствовать, что тот переживает. Однако если тот прекрасно контролировал свои эмоции, то и Хару был бессилен, чем зачастую пользовалась Хотару, наигранно рыдая. Когда он видел слёзы сестры, то ни капли не сомневался, что ей грустно или больно.

Невысокая и хрупкая на вид девушка с лёгкостью оторвала Хару от пола, подняла его на ноги и вытолкала сначала на кухню, а затем и наружу.

— Вот, сорви его.

Не высовывая руку, она указала пальцем в сторону ближайшей печати. Тэнгу с неуверенностью сделал несколько шагов по траве и дотронулся до желтоватого листа, повернув голову в сторону жрицы. Её большие золотистые глаза следили за каждым его действием, губы не сложились в улыбку, а сжались в предвкушении. Хару дёрнул печать, та с лёгкостью оторвалась и оказалась в его руке.

— Снимай все! — радостно воскликнула девушка и рассмеялась, прислонилась спиной к стене и опустилась на пол.

Он потянулся к следующей, та также легко отделилась от шероховатой поверхности и оказалась в его руке, затем другая. Хару обошёл весь храм и вернулся к хозяйке с довольно крупной стопкой печатей — он складывал их в правой руке и подпирал подбородком, в то время как левой срывал, а теперь приходилось поддерживать.

— Куда их? — спросил Хару, боясь сделать что-то не так, но чувствовал себя уже спокойнее.

— Сожги их! — решительно заявила девушка, всё это время сидящая перед порогом и пристально следящая за тэнгу. — Только в храм не неси.

— А где мне их сжигать?

— На траве, — беспечно ответила жрица, этот вопрос её вообще не волновал.

— Она же загорится…

А вот Хару хватило неудачного пожара на кухне, снова рисковать он не намеревался. Мало ли, перья отца и досюда достанут.

— Меня не волнует, что произойдёт с этим местом.

Она поднялась с пола и встала прямо перед порогом, но как будто невидимая стена не пускала её наружу, девушка так и осталась стоять на месте. На лице отразилась досада. Нахмурившись, она повертела головой в разные стороны и попросила:

— Сорви ещё все печати с забора.

Раз она была хозяйкой этого места и жила тут задолго до Хару, то наверняка лучше понимала, что делать. Тэнгу оставил печати со стен храма на земле, а сам прошёлся вдоль забора, срывая каждый лист, затем положил их к остальным. Взгляд девушки метался из стороны в сторону, она сама продолжала стоять на месте, всё ещё не переступая порог.

— За забором тоже срывать? — поинтересовался Хару, уже догадавшись, что снять нужно абсолютно все.

— Там тоже есть? — удивилась хозяйка и изогнула брови. — Да, срывай все, и побыстрее.

Хару заметил эти печати, ещё когда за хурмой ходил, поэтому перепрыгнул забор и обошёл весь с внешней стороны. В отличие от пожелтевших и помятых ветром печатей на территории храма здесь висели как старые, так и новые, на некоторых чернила оставались яркими, как будто их нанесли совсем недавно. Хару сорвал все до единой и сложил их в общую кучу.

— Я не буду сжигать их на траве, — твёрдо заявил он, наученный горьким опытом жизни.

— Ты уверен, что сорвал все? Точно ни одной не осталось? — обеспокоенно уточнила девушка, пытаясь высунуть нос за пределы храма, но порог так и не переступила.

— Уверен.

Если нигде не осталось спрятанных печатей, то все остальные Хару сорвал.

— Ладно, неси их сюда и кидай в ситирин.*

Тэнгу опустился на корточки и принялся складывать печати обратно в стопку, которую ветер уже успел раздуть и раскидать по земле. До этого Хару приносил их за три захода, а теперь куча печатей уже сложилась в стопку выше него, а несколько листиков ещё и по траве разлетелись. За раз все перенести не получится, поэтому Хару снял верхнюю часть и поставил её рядом. Теперь, когда он мог подбородком доставать до верхушки, то положил его на верхнюю печать, а сам ухватил снизу сколько смог, с трудом поднял и потащил в сторону храма.

Жрица тут же сиганула в соседнюю комнату с алтарём, как будто Хару нёс к ней отраву.

— А где ситирин? — с трудом пробормотал Хару. Так как подбородком приходилось придерживать верхние печати, шевелить нормально челюстью он не мог, вдобавок, не знал этого слова. — Как она выглядит?

— Ты заметишь огонь.

Оказавшись в помещении, Хару сразу увидел крупный чёрный предмет, напоминающий большое ведро, но с открытым верхом и толстыми стенками. Над ним возвышался огонь, а внутри потрескивали дрова. Должно быть, это и был ситирин, к которому Хару подошёл и попытался опустить печати.