Очерки гарнизонной гауптвахты
Шрифт:
— Мы такое же едим, — встрял в разговор выводной. — Кормёжка здесь г. вённая. Как только солдатня жрёт её два года!
У нас в училище кормёжка тоже не бог весть какая, но по сравнению с этой у нас просто ресторан "Пекин".
После перекура начались вечерние развлечения. Опытный Слон подсказал, чем скрасить досуг. Часовому у дверей было наказано стоять "на шухере", чтобы в разгар развлечений нас не застал начкар или стукач-писарь.
Первым номером вечерней программы были бои без правил. В одной из одиночек сидел солдат-десантник, невысокий жилистый парень с выпученными глазами. Он
Десантника выводят из камеры, он диковато озирается. Странно видеть военнослужащего с такими длинными волосами, но парикмахеров на киче нет, и привести десантника в божий вид некому. Выводной ищет соперников для десантуры, но желающих среди солдат нет. Крепыш Ванька, отличный рукопашник, явно хочет провести с десантурой пару раундов, но боится потерять авторитет при возможном проигрыше.
Выводной подходит к камере номер четырнадцать.
— Желающие есть? — вопрошает он.
"А в ответ тишина".
— Есть желающие? — повышает голос выводной.
"Ответа нет".
— Пять секунд — никого не вижу! — командует рассерженный выводной, и в камере происходит бурное движение.
Это — невинная забава выводных: заглянуть в глазок камеры и крикнуть "пять секунд — никого не вижу". Заключённые должны за пять секунд успеть спрятаться кто куда. Даже удивительно, куда они умудряются спрятаться в абсолютно пустой, прекрасно обозреваемой через глазок клетушки. Я со стыдом вспоминаю, что сам, будучи выводным, несколько раз играл в подобную "игру". Я мысленно даю себе зарок больше никогда не заниматься подобными вещами.
После "пяти секунд" в камере так и не нашлось желающих. Поэтому выводной открыл камеру и выбрал двух "добровольцев" покрепче на вид. Десантник будет биться один против двоих. Для победителя приготовлен отличный приз — булка белого хлеба, оставшаяся с ужина.
— По морде не бить! — предупреждает выводной бойцов. — Я за ваши синяки отчитываться не намерен!
Я не люблю подобные зрелища, поэтому отхожу в сторонку и прислоняюсь к двери одной из одиночек. Из глазка слышится шёпот:
— Вован! А Вован!
Я вздрагиваю и гляжу в глазок. В одиночке сидит незнакомый солдат с дружелюбной улыбкой. Я вспоминаю, насколько хорошо тут работает "внутренняя почта" — не успеешь сесть, как вся губа уже знает, как тебя зовут, за что ты сел и на сколько.
— Есть сигаретка, а?
Курсанты обычно держат дистанцию при отношениях с солдатами-срочниками. Но голос просящего разжалобил меня, и я, оглянувшись на выводных (они не любят, чтобы баловали солдат), сую ему через глазок "бондину".
— Благодарствую, бро! — радуется солдат.
Постепенно мы разговорились. Солдат оказался неформалом-панком, вылетевшим с мехмата универа за систематические пьянки. Парень был умный и по-панковски жизнерадостный. Он сообщил, что он местный, и до армии частенько тусовался возле оперного театра, где по вечерам собирается весь цвет неформальной молодёжи города.
— Меня ночью в казарме "деды"
подняли после отбоя и велели петь, — рассказывает рядовой панк свою невесёлую историю. — Гитару раздобыли. У нашего замкомвзвода день рожденья. Я спел пару песен, а потом дежурный по полку пришёл. Песню, главное, дослушал, а потом мне десять суток вкатил за нарушение распорядка дня, п. дор!Пока мы беседовали, бой закончился. Под свист и топот "публики" десантник красиво уложил двоих и заработал приз. Вцепившись в булку хлеба, он, не обращая ни на кого внимания, тут же сжирает половину. Десантуру уводят и запирают в камере.
Следующий номер вечерней программы — заключённый из одиночной камеры рядовой Маадыр. Когда выводной открыл камеру, Маадыр сидел на полу в позе "лотоса" и с буддистским спокойствием взирал на мирскую суету.
— Слушай, Мойдодыр, тебя за что посадили? — спрашивает Слон, прекрасно зная ответ на этот вопрос.
— Город большой первый раз, — улыбается Маадыр. — Никогда такой большой не видел. Пошёл посмотреть, патруль меня схватила и сюда привезла.
— Он без увольняшки в город попёр! — комментирует Ванька. — Святая простота! Захотел город посмотреть, вышел и попёр в центр. Там на патруль нарвался.
Мы смеёмся, самовольщик тоже улыбается.
— Давай, Маадыр, спой, и спать ложись, — распоряжается Слон.
Буддист кивает головой, и в вонючем сером помещении проклятой гауптвахты нелепо звучит сказочное горловое пение. Маадыр, маленький и плюгавый, берёт настолько низкие ноты, что резонируют решётки внутренних дверей. В голове всплывают картины стойбищ и юрт, а возле костра шаман Маадыр призывает богов снизойти и послать дождь…
Мы не чужды прекрасного, поэтому все тихо, без шепотков и пересмешек, слушают и изумляются удивительному искусству горлового пения. Маадыр заканчивает петь и улыбается.
— Про что песня, Мойдодыр? — спрашивает Ванька, первым выходя из транса.
— Про леса, поля…
— Он каждый раз так отвечает, — поворачивается к нам Иван. — Сколько не спрашиваю, всё время "леса-поля".
— Держи, Маадыр, заслужил! — Слон протягивает певцу булку белого хлеба.
Шаман — не десантник. Буддист принимает награду за пение спокойно и с достоинством, улыбаясь в благодарность.
— Выводной! — кричит Слон. — Опусти нары Маадыру. Пусть спать ложится.
— До отбоя ещё полчаса… — сомневается выводной.
— Ничего. Заслужил.
Маадыру опускают нары, и он ещё раз одаривает нас добродушной улыбкой. Музыкальный вечер не закончен: со стороны Красных казарм доносится надсадное солдатское пение — началась вечерняя прогулка. В большинстве военных частей на вечерних прогулках в девяносто процентах случаев исполняются две песни, два солдатских хита всех времён и народов. Первый:
Мы — армия страны, мы — армия народа.
Священный подвиг наш история хранит.
Второй:
Россия — любимая моя,
Родные берёзки, тополя.
Как дорога ты для солдата
Родная русская земля!
До сих пор без содрогания не могу слушать эти в общем-то неплохие песни.
Перед сном мы ещё раз идём покурить в прогулочный дворик. Ванька просит выводного вывести одного шустрого солдатика, чтобы помыть пол у нас в курсантской камере.
— С зубной пастой, — добавляет он. — А то набз. ели за вечер — не продохнуть!