Очерки истории чумы (фрагменты)

Беатрисса Михайловна Паллон так описывала последние дни Марии Александровны: «11 января мы в час ночи вернулись с заседания и врачей в Городском совете, и немедленно легли спать. М.А. тогда уже жаловалась на усталость. Но все же на другое утро она встала в 5 часов, чтобы отправиться на облаву. Помню еще живо, как она поспешно оделась в ту одежду, в которой она была в роковой для нее фанзе № 242. Одежда не была дезинфицирована, стоя выпила стакан чаю и выбежала из комнаты. Вернулась она с облавы в 10 часов утра, переоделась и снова отправилась на участок. В 2 часа мы вместе обедали. За обедом, да и утром, мне бросилось в глаза, что М.А. была, как будто бы немного возбуждена. Лицо было красное, движения порывисты и держала себя она как будто бы настороже; точно такое же состояние я заметила еще накануне, но особенного значения этому не придавала, объясняя ее возбуждение напряженной работой, покашливала же она и раньше. Вероятно, она сама уже и раньше подозревала заражение, потому что зорко следила за собой. Несколько раз в этот день она себе мерила температуру, и когда температура после обеда оказалась повышенной, то сторонилась нас всех; меня под разными предлогами старалась удалить из комнаты. Следя за собой все время, она лихорадочно принялась за письменную работу, за которой и просидела вместе с И.В. Суворовым до 6 часов вечера, когда товарищи по работе убедили ее послать мокроту для бактериологического исследования. Затем Мария Александровна не желая, по-видимому, причинять излишних хлопот по отправлению ее в больницу, добилась того, чтобы ей разрешили сопровождать в чумной барак, в качестве дежурного врача, одного из больных с целью остаться там вместе с больным.

Когда ей в этом было отказано, она объявила, что едет в чумный пункт для вторичной прививки. Первая была сделана за 6 дней до заболевания в городской амбулатории. Только с трудом мне удалось уговорить М.А. обождать до следующего утра, обещая к ней не подходить и в этой комнате не ночевать. На это Мария Александровна согласилась».

Собравшиеся в дежурной комнате врачи Г.Г. Зеленко, Ф. Ульрих, Б.М. Паллон так и не решились объявить Марии Александровне о постигшей ее участи.

Вызвали Богуцкого. Когда он постучал в дверь ее комнаты, она стала убеждать его не входить, так как ей кажется, что у нее чума. На настойчивые повторные просьбы Богуцкого она открыла дверь. «Я никогда не испытывал столь тяжелого чувства, как теперь, когда я увидел перед собой близкого товарища, обреченного уже на смерть; мне хотелось успокоить, ободрить ее, но я не находил слов утешения и они показались мне чем-то слишком банальным; мы, по-видимому, поняли друг друга и первые минуты молчали», — написал он потом.

«Я знаю, вы пришли, значит, у меня найдена чума, я этого ждала». На мои убеждения сейчас же отправиться в больницу и подвергнуться лечению сывороткой, Мария Александровна спокойно заметила, что сыворотка ей не поможет, а теперь, по ее мнению, следует обратить серьезное внимание на других врачей, ведь все они могут заразиться и заразить один другого, некому будет тогда и работать. Надо разрешить семьям железнодорожных служащих выехать в Россию, а в их квартирах поселить медицинский персонал, предоставив каждому отдельную небольшую квартиру. В этих советах сказалась вся чудная, полная трогательной любви, кристаллически чистая душа Марии Александровны, она и в объятьях смерти меньше всего заботилась о себе; все ее мысли были заняты судьбой остающихся в живых товарищей и о дальнейшей борьбе с чумой; она тут же передала мне все материалы по обследованию своего участка с просьбой обратить внимания на важнейшие очаги. Затем Мария Александровна просила подойти к шкафу и указала, какие вещи принадлежат не ей, а Беатриссе Михайловне Паллон; в это время вошла, с целью попрощаться с М.А., доктор Паллон, но М.А. не позволила ей приблизиться к себе и попросила сейчас же удалиться; Беатрисса Михайловна с видимым огорчением ушла. При отправлении в больницу доктор Лебедева не пожелала, чтобы доктор Зеленко, провожая ее, сидел с ней рядом, а просила его ехать в отдельном экипаже или верхом». Прибыв в больницу, Лебедева отказалась от инъекции лечебной сыворотки и 14 января скончалась.

По данным В.М. Богуцкого (1911), в борьбе с легочной чумой заболели и умерли следующие лица медицинского персонала.

Работавшие на чумном пункте:

врач Михель Владимир Мартынович, 22 января;

студент Мамонтов Илья Васильевич, 15 февраля;

фельдшер Огнев, 7 февраля.

16 русских санитаров:

Алексий Чуркин, 20 декабря;

Иван Матюнин, 30 декабря;

Василий Веселов, 15 января;

Петр Шемет, 15 января;

Иван Гусев, 19 января;

Алексий Тетерюков, 19 января;

Павел Гусенков, 21 января;

Димитрий Никулин, 22 января;

Генрих Рейзвих, 13 января;

Казимир Колендо, 24 января;

Иван Бугай, 24 января;

Степан Вепрев (Ветров), 25 января;

Григорий Лукаш, 25 января;

Степан Башук, 25 января;

Алексей Сильченко, 26 января;

Берко Раввин, 10 февраля.

74. Могилы русских врачей, погибших во время чумыв Харбине в 1910 —1911 гг. В настоящее время кладбищене существует (Богуцкий В.М., 1911)

Из числа работавших в изоляционном бараке:

фельдшер Иван Брожунас, 14 февраля;

сестра милосердия Анна Снежкова, 13 февраля;

санитар Петр Раус, 30 декабря; санитар Яков Нетупский, 21 января;

санитар Яков Oвcиенко, 23 января.

Из персонала противочумной организации, со II участка:

врач Мария Александровна Лебедева, 14 января;

студент Лев Михайлович Беляев, 13 января.

Из персонала летучего отряда:

фельдшер Иосиф Василенко, 11 января; фельдшер Макарий Галай, 19 января;

санитар Фрол Воронин, 17 января.

Из числа работавших в похоронном отряде, конторе, кухнях, банях, дезинфекционном отряде никто не заболел.

Из числа работавших 5 прачек-китайцев в прачечной умерли 2.

75. Л.М. Беляев М.А. Лебедева В.М. Михель Менье И. Мамонтов

Всего из персонала русской противочумной организации умерли:

врачей — 2,

студентов — 2,

фельдшеров — 4,

сестер — 1;

санитаров:

русских — 21,

китайцев — 7,

китайцев-прачек — 2;

всего: 39 человек.

Умер от чумы доктор тибетской медицины Ешилобсан, добровольно лечивший больных чумой в Харбине в порядке частной практики. Погибли 2 из 4 французских сестер милосердия, работавших в Чифу. Всего во время эпидемии в Маньчжурии погибло 942 медицинских работника: 8 врачей, 4 студента-медика, 6 фельдшеров, 924 санитара. В Шуан-ченпу из 600 умерших в чумном пункте было 100 санитаров и часовых. В Фуцзядяне все санитары чумного пункта погибли, в результате этого у населения сложилось впечатление, что из этой больницы уже нет возврата (Мартиневский И.Л., Моляре Г.Г., 1971).

Вакцинопрофилактика. Первый прививочный пункт был организован доктором Л.И. Марголиным в городской амбулатории. Всего для бесплатного производства противочумных прививок населению, было открыто 6 таких пунктов. Прививки проводились чаще всего по комбинированному способу: первая — вакциной и сывороткой (1,5 см³ вакцины, 5–10–20 см³ сыворотки), вторая — вакциной (3–5 см³). Докторами Предтеченским и Хавкиным применялись при первой прививке медицинскому персоналу большие дозы вакцины, от 5–7 см³. Обычно, инъекция делалась в руку, первый раз в левую, второй — в правую. Второе введение вакцины делалось через 5–7 дней.

В период самой большой обращаемости на прививочный пункт, появились случаи заражения чумой среди лиц медицинского персонала, привитого только по одному разу. Хотя не было никаких оснований считать эти заболевания показателем безуспешности прививок, так как первая прививка не может служить гарантией иммунитета, однако горячие противники прививок настояли на отмене обязательных прививок медицинскому персоналу. Они убеждали не придавать этой мере значения в борьбе с эпидемией, несмотря на то, что происходившее в то же время в Петербурге совещание бактериологов высказалось за целесообразность предохранительных прививок, считая их с научной стороны вполне обоснованными.

Враждебное настроение против предохранительных прививок, не вытекающее из каких бы то ни было научных посылок, с быстротой молнии передалось обывателям. Их логика пошла дальше: по Харбину распространились слухи, что кто-то умер, вследствие сделанной ему прививки, у другого появилась гангрена руки, и рука была ампутирована. Мало того, ссылаясь на слова якобы врачей, утверждали, что после противочумных прививок все другие прививки, например, от дифтерита, бешенства и т.п. не действительны; появились кем-то навеянные слухи, что и профессора Высокович и Заболотный изменили свою прежнюю точку зрения и категорически высказались на совещании бактериологов против прививок. Результатом таких толков и слухов было то, что население, хлынувшее в конце декабря после лекций профессора Заболотного и доктора Богуцкого в прививочные пункты, быстро от них отшатнулось. Всего было сделано 8685 прививок, по два раза привилось 2560 человек. В конце января прививочные пункты пришлось закрыть.