Очерки истории российской внешней разведки. Том 3

…Ехать на велосипеде становится труднее. Твердый грунт все чаще сменяется укатанным песком. Среди прохожих реже встречаются европейцы, появляются рикши. Это пригород Харбина, где живет в основном китайское население. Китайцы внешне добродушны, улыбаются и кланяются даже детям. Женщин не любят.

Зоя Ивановна остановилась и спросила у проходящего европейца нужную ей улицу. Садясь на велосипед, поморщилась от боли в правой ноге, ниже колена плотно забинтованной. Всего неделю назад она научилась ездить на велосипеде; ни в Смоленске, ни в Москве делать ей этого не приходилось. А вчера она упала и сильно ободрала правую ногу. Но именно это и поможет ей сейчас выполнить задание Центра.

Вспомнила празднование своего первого дня рождения в Харбине. Положение и зарплата позволяли ей содержать домашнюю работницу. Но в Харбине эти обязанности выполняли мужчины. Был и у них домработник, которого звали русским именем Миша. Встречая гостей, китаец Миша, обращаясь к мужчинам, постоянно говорил: «Капитано, капитано…», что значило для него «господин». Зое Ивановне он говорил: «Мадама-капитано, мадама-капитано…», и это постоянно вызывало у нее улыбку,

…А вот и нужная улица. Домик за небольшим палисадником. Проехав мимо, Зоя Ивановна слезла с велосипеда. Огляделась. Зашла в кусты и сняла бинт. Оторвала его от засохшей раны. И снова, как вчера, появилась кровь. Землей потерла ногу вокруг раны, спрятала в сумочку бинт, взяла велосипед и, прихрамывая, направилась к калитке того дома, мимо которого только что проехала. Вошла в палисадник, сделала несколько неуверенных шагов к крыльцу. Навстречу вышла женщина. Зоя Ивановна знала, что она на 7 лет старше ее.

— Господи! Что с вами?

— Упала. Простите, ради Бога, еще не умею как следует ездить.

— Больно?

— М-м-м…

— Проходите вот сюда. Садитесь. Я сейчас принесу теплой воды и йод. Садитесь, садитесь.

Зоя Ивановна села и увидела устремленные на нее с противоположной стороны комнаты широко открытые глаза девочки лет четырех.

Девочка держала на коленях большую куклу и, не мигая, смотрела на гостью. А та улыбнулась девочке, спокойно осмотрела комнату, перевела взгляд на свою кровоточащую рану… и похолодела: к засохшему краю раны прилип маленький кусочек нитки от сорванного бинта. Как можно приветливее спросила девочку:

— Как тебя зовут?

— Маша.

— Машенька, какая у тебя красивая кукла! — а в пальцах уже крутила снятый с ноги обрывок нитки бинта.

Вошла мать Машеньки с тазиком теплой воды в руках, улыбнулась:

— Сейчас я промою вашу рану, а потом…

…А потом пили чай, по-бабьи болтали о детях, о жизни в Харбине и ни словом не обмолвились о мужьях.

Возвращалась Зоя Ивановна в центр города уже в сумерках. Не домой, а на конспиративную квартиру, в дом, половину которого занимал начальник харбинской полиции. Задание выполнено — установлен хороший, дружеский контакт с женщиной, муж которой, один из руководящих советских работников в Харбине, месяц назад, бросив семью, бежал в Шанхай, прихватив с собой большую сумму казенных денег.

…А потом — частые и по-настоящему дружеские встречи с матерью Маши. Ее признания в том, что совершил муж. Признания о его нелегальных приездах в Харбин для встречи с семьей. Его муки и сомнения. И наконец, встреча с ним, полученное согласие явиться с повинной.

Зоя Ивановна и ее руководство выполнили обещание, данное жене сбежавшего, что если он явится с повинной, то не будет репрессирован. Деньги, которые он «неосторожно» взял в государственной казне, были постепенно выплачены, и своим трудом, в том числе и на разведку, человек восстановил свое доброе имя.

Рассказывая об этом, Зоя Ивановна сжимала и разжимала в кулачок худенькие, старческие руки.

— А знаешь, — говорит она, задумчиво глядя на свои пальиы, — однажды я с трудом смогла разогнуть вот этот кулак.

— Расскажи, — говорю я.

— Было это тоже в Харбине. Мое самое первое задание. В лавке антиквара, хозяин которой сотрудничал с нами в качестве так называемого почтового ящика, я должна была получить шифрованное письмо. Заходила туда, называла пароль, что-то связанное с фарфоровыми пасхальными яйцами, получала отрицательный ответ, рассматривала товары и уходила. И вот однажды хозяин лавочки передал мне записку. Я судорожно зажала ее в кулак и не разжимала до тех пор, пока не приехала в резидентуру. Здесь я долго не могла разжать кулак — пальцы так онемели, что никак не разжимались».

«Вернулась из Китая в Москву, — вспоминает Зоя Ивановна, — в феврале 1932 года. Некоторое время работала начальником отделения в Иностранном отделе ОГПУ в Ленинграде, курировала Эстонию, Литву и Латвию, но недолго, всего несколько месяцев. С этого времени вся моя жизнь была связана только с Европой. А знаешь, — оживляется она, — когда я работала в Ленинграде, начальником Иностранного отдела, то есть моим непосредственным начальником, был Андрей Павлович Федоров. Да-да, тот самый Федоров, который так широко известен по нашумевшему делу “Трест”».

И Зоя Ивановна с нежностью, с необыкновенной теплотой рассказывает об Андрее Павловиче, который в 1934–1935 годах лично готовил ее для работы в Финляндии.

С Востока судьба перебросила Зою Ивановну в центр Европы — в Германию и Австрию, а затем на ее север — в Финляндию и Швецию.

«Первый раз в Берлине, — рассказывает Зоя Ивановна, — я была в 1932 году. Останавливалась в пансионате мадам Розы на Унтер дер Линден около Бранденбургских ворот. Целью моей поездки были разведывательная подготовка и изучение немецкого языка. Выдавала я себя за жену беспартийного спеца (как тогда говорили о технических специалистах), которая приехала в Германию лечиться и развлекаться».

А в 1933 году Зоя Ивановна была уже в Австрии, жила в Вене в гостинице около Гедехнискирхе.

— Там я должна была выйти замуж, — смеется Зоя Ивановна.

— Как это — замуж?! — удивляюсь я.

— Фиктивно, конечно. С первым мужем я разошлась, а с Борисом Аркадьевичем Рыбкиным познакомилась позднее, уже в Хельсинки, куда он приехал для работы в качестве резидента в 1936 году под прикрытием советника посольства. Так вот, — рассказывает дальше Зоя Ивановна, — была у меня легенда: в Риге получить латвийский паспорт, затем в Австрии выйти замуж, поехать с «мужем» в Турцию и по дороге поссориться. «Муж» после этого должен уехать, а мне предлагалось остаться в Турции и открыть там свой салон мод. До Вены-то я доехала, а замужество, хоть и фиктивное, не состоялось: «жених» не приехал, — смеется Зоя Ивановна.

Финляндия и Швеция — страны-соседи. В них Зоя Ивановна провела большую часть своей закордонной разведывательной жизни: с 1935 по 1939 год — в Финляндии, и с 1941 по 1944-й — в Швеции.

Швеция всегда сохраняла по отношению к Советскому Союзу традиционный нейтралитет, хотя порой в отдельных случаях и отступала от него. В Финляндии же еще за несколько лет до начала Второй мировой войны было заметно немецкое влияние как в политике, так и в экономике. Советское государство прилагало большие усилия по сохранению нейтралитета Швеции и Финляндии, но преодолеть немецкое влияние на Финляндию все-таки не удалось.

К моменту отъезда в Хельсинки Зоя Ивановна приобрела значительный опыт в разведывательной работе и стала подлинным профессионалом.

В Суоми Зоя Ивановна была направлена в качестве заместителя резидента под псевдонимом Ирина. Официально она руководила советским представительством «Интуриста» в Хельсинки и была известна как «мадам Ярцева».

«В 1936 году Рыбкин был направлен резидентом в Финляндию. Это государство в ту пору занимало хоть и не ключевое, но важное положение в стратегических планах гитлеровской Германии.