Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
На Собор 1 октября они (староцерковники) не пойдут. Для них авторитетен только Собор, созванный митрополитом Петром.
В случае искреннего покаяния, пожалуй, можно будет принять обновленцев и в сущем сане.
Изрекши эти «истины» и выслушав гостеприимно пропетое ему «ис-полла», епископ Афанасий удалился из собрания».
Очень характерны также переговоры, которые велись между обновленцами и староцерковниками в Курске.
В это время Курской епархией (староцерковной) управлял митрополит Назарий. Обновленцев здесь возглавлял монашествующий архиерей Константин Спасский. Вот как передает протоиерей Мусатов содержание беседы, происходившей между митрополитом и обновленческой делегацией:
«При встрече — стереотипные фразы: «Грядущего
«… Священный Синод…» — начинается чтение. «А разве такой существует? — прерывает митрополит Назарий. — Я этого не знаю».
«Курское епархиальное управление», — читал я. «А разве такое есть?» возражает он…
«Под председательством архиепископа Константина». — «Я, — прерывает митрополит Назарий, — такого не знаю, я знаю только Константина Константиновича…»
Мною была приведена справка о хиротонии архиепископа Константина и об епископах, его поставлявших. Далее я попросил митрополита Назария выслушать до конца обращение, а потом дать ответ. Митрополит Назарий до конца чтения сохранял молчание. Но затем, при видимом спокойствии, заговорил довольно резким тоном о событиях и лицах недавнего прошлого, рисуя близких своему сердцу в одних красках, чуждое — в других, а в заключение сказал: «Передайте преосвященному епископу Константину, если он хочет соединиться с нами, пусть приходит в нашу Ильинскую церковь, откажется от всего, что связано с Собором 23 года — это будет зафиксировано особым известным официальным актом, который и будет препровожден к митрополиту Петру Крутицкому».
Единственная епархия, в которой удалось уговорить староцерковников послать делегатов на Собор, была Тамбовская епархия, от которой было послано в составе делегации четыре мирянина (два от староцерковников и два от обновленцев).
Тверской и Кашинский митрополит Серафим (Александров) остался верен себе. Он любезно принял обновленческого архиепископа Игнатия, дал понять, что он всей душой сочувствует примирению с обновленцами, а затем издал следующий приказ по епархии: «Ввиду того, что обновленческие самозванные архиереи рассылают повсюду приглашения к миру и объединению и к подготовке к их Собору, настоящим объявляю, чтобы духовенство не имело никакого решительно общения с обновленцами, так как они схизматики. Они должны придти к нам и придти с покаянием, причем прием каждого из них быть имеет рассматриваем особо, в зависимости от вины кающегося, ему будет назначено то или иное покаяние».
В Астрахани смиренный и кроткий архиепископ Фаддей вежливо ответил: «Имею честь сообщить, что на принятие участия в организационной работе по созыву III Всероссийского Поместного Собора я не имею канонически законного полномочия».
Несколько своеобразную позицию занял староцерковный Томский архиепископ Димитрий (Беликов) — независимый, смелый архипастырь — в прошлом крупный деятель Святейшего Синода (последний председатель Учебного комитета. В его непосредственном подчинении был в то время П.Ф.Полянский — митрополит Петр).
Архиепископ Димитрий… «прибыл, по приглашению, на заседание Расширенного Пленума Томского епархиального совета 27 июля 1925 года, Но вел себя уклончиво. На вопрос, примут ли староцерковники участие в
организационной предсоборной работе, архиепископ Димитрий заявил, что об этом надо спросить сначала народ; затем стал ссылаться на то, что не имеет права управления, не может созывать приходские собрания и проч. Спутники архиепископа Димитрия вели себя вызывающе, не стеснялись оскорблениями по адресу обновленцев, шумели и т. д. На устроенный затем Епархиальным советом публичный доклад архиепископ Димитрий прибыл с массой староцерковников, которые вели себя так, что собрание пришлось закрыть.
Наконец, архиепископ Димитрий не отказался прибыть
и на Епархиальный съезд 28 августа, хотя никакой подготовительной работы, как обещал, не сделал. Но участие его выразилось лишь в том, что он заявил, что он не согласен с постановлениями Собора 1923 года, а когда на предложение его тут же поставить вопрос об условиях примирения ему было разъяснено, что об этом будет речь на Соборе, а теперь надо обсудить лишь условия участия на Соборе, то архиепископ Димитрий удалился со съезда» (материал взят из содержательной статьи Б.В.Титлинова «Что было сделано для церковного мира» — см.: Вестник Священного Синода, 1926, № 7, с.5–10).Таким образом, к сентябрю 1925 года стало ясно, что всякие надежды на присутствие староцерковников на Соборе лишены всякого основания. Но в этом случае самый Собор становился беспредметным: ведь он был задуман как Собор примирения. Однако при отсутствии староцерковников примирения не получилось, не получилось даже диалога со староцерковниками.
Летом 1925 года лопнули также химерические надежды на Константинополь.
После вступления на Патриарший Престол в Константинополе нового патриарха Василия III, о котором архимандрит Василий Димопуло сообщал, что он якобы друг обновленчества, в Фанар немедленно полетело из Москвы послание, в котором было больше воплей о помощи, и не было оно похоже на послание главы автокефальной церкви к равному себе по сану. Во всяком случае, можно смело сказать, за время автокефалии Русской Церкви Фанар никогда не получал из России послания, составленного в столь унизительном тоне.
«Его Святейшеству, архиепископу Константинопольскому, Нового Рима и Вселенскому Патриарху Василию III» — гласит заголовок этого послания.
«Три года тяжелый недуг обуревает Русскую Православную Церковь. Почивший Патриарх Тихон не уразумел «знамения времени» и лишил ее внутреннего мира и внешнего благополучия. Напрасно обращался к нему с мудрым словом вразумления ближайший предшественник Вашего Всесвятейшества Блаженный почивший Патриарх Григорий VII.
Он не только не внял братскому призыву, но и надменно отверг право Отца Отцов на участие в делах Русской Церкви.
Тщетно и мы ждали обещанной Патриархом Григорием VII миссий для расследования недугов нашей церковной жизни. В настоящее время, когда Вы, Ваше Всесвятейшество, из возглавляющего предполагаемую миссию стали Патриархом всей Вселенной, у нас вновь ожила надежда на помощь от нашей Матери, Церкви Восточной.
Смерть Патриарха Тихона (Патриарха, а не бывшего Патриарха, как обычно в обновленческих документах. – Авт.) не объединила разъединенный им верующий народ. Все меры, предпринятые Священным Синодом Российской Православной Церкви, не приводят к желанному миру. У всех истинно верующих и любящих Церковь Божию осталась одна надежда на Собор. Но и Собор едва ли умирит разбушевавшиеся страсти. Нужен авторитет, который мог бы стоять выше заинтересованных сторон. Таким единственным авторитетом могли бы быть Вы, Ваше Всесвятейшество. И Святейший Синод Российской Православной Церкви умоляет Вашу Святыню отечески попечительно призреть на нашу церковную скорбь и подвигнуться на спасение болящей дочери — Церкви Русской.
Нам — верным сынам Церкви — особенно важно излечиться теперь, когда приближается время Вселенского Собора, а Вам, Ваше Всесвятейшество, особенно небесполезно посетить Церковь Русскую в преддверии грядущего Собора, чтобы правильно судить о положении ее в современных условиях нового государственного строя.
Святейший Синод Российской Православной Церкви уже принял зависящие от него меры к беспрепятственному въезду Вашего Всесвятейшества в столицу СССР.
Собор имеет быть 1 октября нового стиля 1925 г. в городе Москве. Все мысли и сердца многомиллионного верующего народа русского обращены на Ваше Всесвятейшество, как на единственного спасителя и Отца нашей Матери Церкви (в таких выражениях никто никогда не обращался даже к Римскому папе. — Авт.)».