Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
Не будьте же детьми умом, не увлекайтесь пышностью имен и титулов, но разумейте — Божие ли творят. Неужели вы не видите, что бывший патриарх Тихон снова ведет вас на путь нового великого горя, страданий и слез. Этот путь уже определенно выяснен на страницах нашей печати и беспристрастным общественным мнением. Над деяниями бывшего патриарха Тихона впереди стоит грозный и неумолимый суд. Знайте же како опасно ходите.
Священный Синод Православной Российской Церкви. Председатель: Евдоким, митрополит Одесский. Члены: Тихон, митрополит Симбирский. Виталий, епископ Тульский. Вениамин, архиепископ Рязанский. Петр, архиепископ Воронежский. Алексий, архиепископ Смоленский. Петр, митрополит Сибирский. Александр, архиепископ Крутицкий.
В августе 1923 года взаимоотношения тихоновцеви обновленцев вступили в новую фазу: представители обоих течений скрестили шпаги на диспутах.
31 июля 1923 г. в Консерватории выступил с докладом А.И.Введенский.
Свои впечатления от этой первой боевой сшибки между Введенским и тихоновцами очень живо и ярко передает Мих. Горев в своей статье «Судьбы церкви. Размышления после религиозного диспута». Статья написана под непосредственным впечатлением диспута и потому (несмотря на свою явную тенденциозность) дает представление об атмосфере диспута в 1923 году.
«Почувствовавшая будто бы праздник на своей контрреволюционной улице тихоновщина обнаглела, распоясалась и где только может показывает свои волчьи клыки, — злобно начинает статью расстрига-антирелигиозник. — Недавно ею был избит толстовец, безобидный 60–70-летний старик И. Трегубов. Каждое собрание, на котором выступают тихоновцы в спорах с обновленцами, грозит перейти в мамаево побоище, где «истину веры» должен восстановить и закрепить кулак тихоновщины. Таким был и первый из намеченных диспутов в Большом зале Консерватории: «Судьбы церкви и раскаяние Тихона». Трудно представить зрелище более мерзкое, более отвратительное, чем этот, с позволения сказать, диспут. Охотнорядье, Толкучий и Хитров — сверху донизу набили громадный зал. Здесь же ушибленный революцией интеллигент — бывший «союзник», бывший пристав, крепостник, Манилов, Ноздрев и Собакевич. Вся эта старая, гнилая, злопыхающая помещичье-дворянская Россия выползла из своих нор. Извивающаяся шипящая гадина сейчас пробует остроту и яд своего жала на обновленцах. Завтра она может сделать тщетную попытку укусить власть трудящихся…
Опьяненная, затуманенная свечами, колоколами, протодиаконами и ладаном патриарших богослужений толпа воскрешает век Аввакумов и Пустосвятов [47]
На диспуте два битых часа толпа улюлюкала, галдела, стучала, не давала говорить Введенскому. Время от времени какие-то типы «с жезлом» в руках и со сжатыми кулаками грудились против трибуны, и чем бы кончилось дело, если бы тут не присутствовали милиционеры — трудно сказать.
Никакой речи Введенского, в сущности, же было. Было переругивание с толпой, которая галдежом и стуком прерывала оратора на каждом слове и целью которой было зажать оратору рот, сорвать диспут во что бы то ни стало.
47
Мих. Горев сам себя убил этим сравнением. Старообрядчество XVII века было чем угодно, но только не движением крепостников. У «тихоновщины» 20-х годов имеется сходство со старообрядчеством XVII векак лишь в одном пункте: то и другое было всенародным стихийным религиозным «движением. И там и здесь стихийно проявлялся народный протест против насилияия в делах веры.
И кто был на этом «религиозном» собраннии, тот заметил пару десятков Тит Титычей, рассевшихся по всему залу. Это дирижеры скандала.
Лишь только зал начинал успокаиваться, они вскакивали со своих мест потрясая кулаками:
— За великого господина нашего Святейшего Тихона, отца нашего умрем. Постоим, отцы и братия! '
И атмосфера союзнических чайных сгущалась, в воздухе повисала брань, погромные настроения росли. Время от времени тихоновщина высылала своих застрельщиков на трибуну.
Вот, например, Потоцкий. Он
будто случайно встретился с одним из «столпов» тихоновской церкви, епископом Иларионом, который сказал, что сам-де выступить не может, так как занят «молением преподобному Серафиму за Русь. А тебя благословляю. Говори, что Бог на душу положит».И в дальнейшем речь Потоцкого — речь Иларионова послушника который, как попугай, повторял без смысла и выражения вызубренные назубок чьи-то чужие слова, разжигавшие толпу.
Вот другой тихоновец — архимандрит Евгений. Как фигляр, ломаясь и кривляясь, этот «пастух Тихонова стада», этот свидетель двухчасового хулиганства толпы говорит своей пастве буквально следующее (записанное стенографически):
— Братие и сестры! Ваше поведение, ваша организованность на этом собрании приводят меня в полное восхищение. Говорят, что тихоновская церковь умерла. Нет, она жива (показывает театральным жестом) — вот она.
Громкие аплодисменты. Не крики, а какое-то звериное рычание от удовольствия покрывает его слова.
— Меня просят выступить, — продолжает архимандрит, — но я подчиняюсь дисциплине. Не получив благословения великого господина нашего Святейшего патриарха Тихона, я лучше умру здесь, чем произнесу одно слово.
И этот архимандрит, не смеющий будто без приказа по начальству защищать свою веру, но смеющий одобрять и благословлять хулиганство толпы, удаляется под рев Сухаревки.
Ханжащие интеллигентики, подслеповатые папертницы, просвирни и дьяконицы складывают в проходах ручки под благословение. Кто-то падает в ноги…»
(Известия ВЦИК, 1923, 3 августа, перепечатано в «Вестнике Священного Синода», 1923, № 1, с. 21–22.)
Одновременно на протяжении всего августа шли закулисные переговоры между тихоновцами и обновленцами. Официальное сообщение об этих переговорах было опубликовано в обновленческой прессе лишь через три месяца, когда эти переговоры уже кончились полным провалом.
«Между бывш. патриархом и его представителями, с одной стороны, и представителями Священного Синода, с другой, происходили совещания по вопросу об объединении в целях удовлетворения Русской Церкви, причем стараниями обеих сторон выработаны следующие условия:
а) удаление б. патриарха Тихона от церковного управления; б) удаление б. патриарха Тихона на жительство, впредь до Собора, Гефсиманский скит; в) перенесение окончательного решения дела б. патриарха Тихона на Собор.
Священный Синод в заседании 20 октября определил считать возможным дальнейшие переговоры на изложенных условиях».
(Церковное обновление, № 16, с. 4.)
Подробности о происходивших в 1923 году переговорах стали известны лишь через четыре года, когда появился в обновленческой прессе интереснейший документ, принадлежащий перу преосвященного Гервасия, епископа Курского и Обоянского.
Епископ Гервасий являлся «тихоновцем» до 1926 года и занимал Ставропольскую (на Кавказе), а затем Рыбинскую кафедру. После перехода в обновленчество епископ Гервасий опубликовал в «Вестнике Священного Синода» свои воспоминания под заглавием «Одна из прежних попыток староцерковников к примирению со Св. Синодом РПЦ». Эти воспоминания, написанные с полным беспристрастием и содержащие в себе ссылки на целый ряд лиц, которые все тогда еще были живы, заслуживают полного доверия. Приводим наиболее интересные из них выдержки.
В начале статьи епископ рассказывает, как в конце сентября 1923 года ему пришлось присутствовать в Михайловском храме Донского монастыря на собрании 27 епископов.
«На этом собрании три тихоновских архиерея — архиепископ Серафим (Александров), архиепископ Иларион (Троицкий) и архиепископ Тихон (Уральский) — по профессии, кажется, врач, — делали доклад о своих предварительных переговорах с митрополитом Евдокимом, бывшим председателем Священного Синода РП Церкви обновленческой организации по вопросу о ликвидации разделения Церкви и о принятии и непринятии тихоновцами проектируемых способов объединения их с обновленцами.