Очерки времён и событий из истории российских евреев том 5

"О том, что Минск освобожден, мы узнали в пещере на вторые сутки. Большинство из оставшихся в живых выползало на свет Божий на четвереньках. Солдаты, освободившие город… вызвали военных врачей: ведь мы были ослепшими от постоянной темноты, ходить уже не могли. Меня – высохшего и скрюченного, с неразгибающимися ногами – вынесли на носилках из пещеры, чтобы отправить в госпиталь. И оказалось, что от голода и темноты у меня, девятилетнего дистрофика, выросла борода…"

5

В первые дни оккупации Каунаса собрались уважаемые люди города, чтобы выбрать председателя юденрата, который станет их представителем и защитником в те страшные времена. Предложили занять эту должность Э. Элькесу, известному в городе врачу; он отказался, и тогда раввин Шмуклер сказал: "Мы избираем вас в самый трагический для нас час, когда все мы истекаем кровью, и меч убийцы занесен над нашими головами. На вашу долю выпало принять на себя обязанности небывалой трудности, но в то же время это и особая привилегия. Это звание даст вам возможность творить добро, и у вас нет права уклониться. Станьте нашим руководителем, защитите нас; вы будете с нами, а мы будем с вами, пока не настанет великий час избавления!" Доктор Элькес согласился и был председателем юденрата Каунаса до окончательной ликвидации гетто.

Из завещания Э. Элькеса (октябрь 1943 года):

"Дорогие мои сын и дочь!

Я пишу вам эти строки, мои любимые дети, после двух лет пребывания в гетто, в этой юдоли плача. Нам стало известно, что в ближайшие дни наша участь будет решена. Гетто, в котором мы находимся, ликвидируется. Одному Богу известно, все ли мы погибнем или кто-нибудь останется в живых…

Милые мои, я очень сомневаюсь, удастся ли мне увидеть вас, обнять и прижать к сердцу, и перед расставанием с этим миром и с вами мне хочется сказать еще и еще раз, насколько вы нам дороги и как мы вас любим.

Любимый Йоэль! Будь верным сыном своего народа. Думай о нем, береги его – и не думай о гоях! В нашем долгом галуте (изгнании) они не дали нам даже десятой доли того, что мы дали им. Размышляй об этом, сын мой, размышляй об этом постоянно.

Постарайся жить в Эрец Исраэль. Это естественно для сына еврейского народа. Может, жизнь там будет трудна, полна тягот, но зато богата содержанием… Иди прямо, не оглядывайся по сторонам, если иногда встретишь своих собратьев в неприглядном виде, в грехе и даже мерзости, – не расстраивайся, сын мой. Не они виноваты в этом, а их горькая галутная судьба…

Моя любимая дочь Сарра, прочти внимательно мои слова, обращенные к Йоэлю… Идите по жизненной стезе вместе, не расставайтесь… и не забывайте того, что причинил нам современный Амалек. Помните это до последнего дня своего и передайте как священный завет будущим поколениям. Немцы убивали нас, резали, уничтожали с полным спокойствием и равнодушием… Они с аппетитом ели свой утренний бутерброд, одновременно следя за тем, чтобы машина уничтожения действовала безотказно, и насмехались над нашими мучениями. Я видел их, как они возвращались с места казни, с ног до головы обрызганные кровью наших близких и родных. В прекрасном настроении они садились за стол, ели, пили, слушали по радио легкую музыку. Настоящие профессиональные палачи!

Литовская земля пропитана еврейской кровью, пролитой литовцами, с которыми мы жили много сотен лет и которым помогали создавать независимое государство… С особым рвением, не нуждаясь в приказах, рыскали они по лесам, полям, пещерам и домам, чтобы разыскать последних прячущихся евреев и передать их властям. Дети мои, никогда не желайте им добра! Да будут они прокляты, они и их дети, в ваших глазах и в глазах будущих поколений!

Я пишу в то время, когда несчастные вдовы и сироты, обездоленные и голодные люди валяются у порога моего дома и умоляют о помощи. Но силы мои истощены, а душа опустошена. Дорогие мои, вы поймете, что я испытываю в эти минуты и что я хочу сказать вам. Обнимаю и целую вас и до последнего вздоха остаюсь любящим вас отцом. Эльханан".

Эльханан Элькес погиб в лагере Дахау в октябре 1944 года.

6

Лидия Гойхман, местечко Терновка Винницкой области (к началу войны ей исполнилось пять лет):

"Никакой еды не было вообще. Наступала зима. Мама попросилась к одной крестьянке на чердак. Брат жил отдельно в какой-то заброшенной конюшне. Вечерами он приходил, мама раздвигала снопы и сбрасывала меня с чердака прямо в снег. Снег ударял мне в глаза, начиналась резь, боль в глазах, дикая головная боль. Я падала на колени, а брат волоком тащил меня за руку и показывал, куда ползти; я подползала к двери, стучала и просила: "Дайте кусочек хлиба". Кто давал, кто собаку натравливал.

Мы погибали. И тут мама упросила одну женщину взять меня. Месяца три эта женщина прятала меня в чулане, на чердаке, иногда на холодной печи. Что ела, я не упомню. У ней самой нечего было есть, да еще двое своих детей. Эта женщина хотела меня завести в церковь и крестить. Но я отказалась. Откуда это было во мне? И сейчас я, женщина в возрасте, не пойму, откуда это у маленького измученного, несмышленого, полудикого ребенка? Как это объяснить?

И так мы мытарствовали, пока не пришли спасители. Первые наши солдаты, увидевшие меня, спросили у крестьянки: "Чем болеет эта девочка? Она скоро умрет".

Не умерла. Но в итоге – длительная тяжелая болезнь с двенадцати до двадцати лет, безрадостная тяжелая жизнь, исковерканная судьба…

Я иду с ярмарки, которая называется "жизнь". И вспоминая эту ярмарку, содрогаюсь от боли и обиды. Я спрашиваю у Бога, у людей: "За что?!" Можно ли назвать мое прозябание жизнью? Почему на ярмарочном маскараде мне отведена такая роль? Наверное, артисту, сыгравшему эту роль, положена оплата в многократном размере. А ведь со мной никто до сих пор не рассчитался, никто не возместил ущерб, нанесенный детскому сердечку. Кому мне предъявить иски? Фашистам, которые отняли у меня детство, отца, радость, здоровье?.. За всю жизнь я не могу вспомнить ни одного дня, чтобы могла сказать: "Этот день прожит нормально…"

В детстве я мечтала о куске хлеба, о свободе. Как бы мне хотелось подержать в руках настоящую куклу! Мечта не сбылась. Выросла без куклы, без всяких игрушек. Позже, будучи прикованной к постели, мечтала постоять на собственных ногах, подышать воздухом.

И так – всю жизнь, одни мечты, которые не сбывались. О чем теперь мечтать состарившейся несчастной женщине? О покое? Где же он… Как можно заполучить покой, сидя у разбитого корыта? Будущего уже нет, настоящее очень мрачно…"

7

Из книги Труди Биргер "Завтра не наступит никогда" ("марш смерти" из лагеря Штутгоф):

"Еле живых от слабости, нас погнали пешком к побережью моря. Наш поход продолжался шесть часов. Конвоиры непрерывно орали: "Schnell, Schnell!"… Раненая нога во время марша мучила меня ужасно… Я шла и кусала губы, чтобы терпеть эту боль, ведь избавление было совсем близко, и до него следовало дожить. Мы были почти раздеты, свежий ветер с моря пронизывал до костей, никакой пищи нам не давали и не позволяли останавливаться.

В конце концов нас пригнали к трем баржам… и они двинулись прочь от берега в открытое море… Мы собирали грязную жижу, смесь морской и дождевой воды на самом дне трюма, жевали солому, чтобы наполнить наши желудки. Немецкая команда глядела на нас сверху и весело кричала: "Животные! Грязные свиньи! Чтоб вы скорей подохли!.."

Четвертого мая, едва ли не в последний день войны, британские бомбардировщики атаковали нашу баржу и подбили ее. Баржа получила большую пробоину и, накренившись, стала тонуть, на борту возник пожар… Был пронзительный ясный день. Вокруг нас виднелись другие баржи, переполненные заключенными… Британские военные корабли маячили на горизонте. Они приближались. Немцы выбросили белые флаги. Это были флаги поражения. Я обняла маму. Война закончилась, а мы остались живы.