Ода Метаферизму

Любовь создает твою женщину их песка других женщин.

Пыль вечности на сандалиях Богинь – пепел любви.

Нерукотворная красота, нетленная любовь – и на тебе – панихида.

Девка – вот все на что оказалась способной мать природа. Женщина создала жену, любовницу, секретаршу. . .

Любовь искусство декоративное.

Любовь – гардероб душечки.

Любовь – дефект слуха, заглушаемого биением сердечной мышцы.

Перстенек – уголек негаснущего костерка любви душечки.

Мощь сердца мужчины, способного горы сокрушать, как его не любить женщине, скалолазке в поисках приключений…

Душечке нужно быть скалой, чтобы дурак воображал себя альпинистом в спорте любви.

Июльская Ночь влепила небу огненный поцелуй луны.

Зимняя луна – синяк неба

На закате дородное Небо заалело, словно охальник ущипнул задницу.

Седалище. Есть же тут нечто монархическое. Задница – это уже отдает демократией, жопа демократии – вот это честное пролетарское.

Ах, лето, всегда-то у тебя, коварного, за пазухой осень.

Красивое озеро, до приторности.

Осень. Постарели, облысели леса, но как молодо зазеленел пруд, прикрываясь ряской.

Октябрь, в саду тихо как перед погромом.

Луна манекен для упражнения поэтов в галантном обхождении с рифмой.

Современная поэзия манеж для обрусевшего Пегаса.

Языческие боги Рима, смрад зажаренных жертвенных быков, и немощный ладан христианского пресмыкательства перед родоначальниками Богов… Боже, как измельчали верующие.

Счастье нуждается в компании, с одиночеством кураж его вульгарен.

Чистота ночи, процеженная через сито звезд – тоска леденящая.

Сосны шумят или кровь в голове, беспомощной в лесу после городского шума.

Вдохновение – вздох мгновения, потраченного на поэтическую лабуду.

Пляж базар для продажи краденого у солнца загара.

Морские дюны кладбище песка, невостребованного красотой несозданных Храмов.

Ордена, медали. . . эту бы кольчугу бойцу да перед боем.

Повадки ночи воровские, ступает неслышно, застигнут вора – солидарно прикроет, а в свидетели не привлечешь.

Романтика весенней ночи… Насильственная анонимность любви перед грехом подстрекательства чувств к лицемерию биологического восторга.

Любовь, увы, без памяти, не потому ли вечно свежа и невинна ее старинная привлекательность.

Любовь старушка и добром помянет и плечико подставит…

Сон о любви. . . А что же все-таки я проспал?

Глаза – ангелы счасья, загримированные для греха любви.

Дипломатия – неряшливый грим власти.

Полет ворона бездарности на крыльях плагиата, а поет соловьем.

Весна бастилию зимы ломает, ручьи, тюремщики, на волю выпускают ее сугробы.

Политическое кредо толпы – однотолпники.

Эпос – лубок слова.

И нет тебе конца, Эпоха массовых талантов имитаторов редких талантов прошлого.

Гранитная гортань старшины роты.

Жизнь составила гербарий фотографий, и мнит себя цветочной клумбой счастья.

Удача – подметный, в обход судьбы, Случай.

Неудача – несостоявшийся торг счастья и несчастья, – не сошлись в цене предназначавшегося мне подарка рока.

Бессонница религия современная, которой мы отказываемся поклоняться.

Грех – зуд нестерпимо чистой души.

Рабовладение женских выпуклостей.

Вожделение выдавливает сердце ногтями, как прыщик.

Боль в ногах костлявая, в голове интеллектуальная.

В книжном шкафу среди богатых томов собрания сочинений Куприна, сияющих золотом тиснения, парвеню выглядит замусоленный читателями пятый том. Там напечатана Яма.

ПРИТЧА. Я измучен восхищением непревзойденными образцами красоты, совершенства, мудрости. Я не способен любить окружающую меня заурядную реальность, полную честных и бесчестных компромиссов посредственности и глупости в стремлении перенять внешнюю схожесть с образцами, я начинаю сомневаться в себе. . .

Красота нуждается в рабах, ее блеск обожание рабов, пристрастное до тошноты. Красота теряет чувство своей относительности и посягает на Совершенство Бога, разрушает веру в справедливость ее чудес, и Всевышний нам больше не указ.

Идеализм? Да это склероз, торжествующий в своей неизлечимости.

Романтика амнезия воображения, путающего свои сны с запахом ванили.

Оригинально. Это о пиве.

Мысль стремительна, я зык за мыслью не поспевает несет вздор отсебятины.

Равнодушие созерцает себя, населенную пустотой.

Глазки у дамы как пружинки, вот-вот выскочат от злости и ужалят.

Весна. Мухи набухли как почки и зашевелились.

Ловкач, сломал муху налету.

Огурцы с пупыристой жабьей кожей.

Дорога – неизменная подруга в одиночестве.

Лицо – расплывчатое тавро на шкуре судьбы.