Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама
Шрифт:
Такое пренебрежение не было вызвано отсутствием сведений о том, что происходит во Вьетнаме. Доклад, поступивший в октябре месяце от Артура Хейла из Информационной службы США в Ханое, сделал очевидным тот факт, что принятые во внимание американскими политиками обещания французов провести реформы и туманные намеки на предоставление некоторой автономии не будут выполнены. Народ хотел, чтобы французы ушли. «Независимость или смерть!» — гласили надписи на плакатах, развешанных во всех городах и деревнях севера. Они «взывают к прохожим с каждой стены и каждого окна». Коммунисты открыто выступали против новой оккупации: флаг временного правительства был похож на советский флаг, марксистские брошюры лежали на письменных столах чиновников; впрочем, то же самое можно было сказать и об американском влиянии. Обещания, которые американцы дали филиппинцам, стали постоянной темой для обсуждений, а геройство, которое американцы проявляли во время войны, производительность их промышленности, а также технологический и социальный прогресс воспринимались местными жителями с огромным энтузиазмом. Однако в условиях отсутствия какой-либо ответной реакции американцев на предложения Вьетминя и возникновения таких инцидентов, как «недавняя доставка в Сайгон французских войск на американских судах», доброе отношение к американцам постепенно исчезало.
Другие наблюдатели разделяли это мнение. Как отмечала «Крисчен сайенс монитор», французы могли взять крупные города на севере, «но крайне сомнительно, что они когда-нибудь смогут полностью подавить движение за независимость. У них недостаточно войск для того, чтобы искоренить каждую партизанскую группу на севере, и они уже показали, что вряд ли могут справиться с повстанцами, которые ведут партизанскую войну».
В ответ на просьбу Госдепартамента дать оценку того, насколько высок авторитет США в Азии, поскольку были все основания полагать, что он «стремительно падает», представитель политического ведомства в Бангкоке и будущий посол США в ООН Чарльз Йост подтвердил имевшиеся опасения и также упомянул об использовании американских судов для перевозки французских войск и о «применении этими войсками американского снаряжения». После войны расположение к Америке как к защитнице угнетенных народов было весьма велико, но отказ американцев поддерживать национально-освободительное движение, «похоже, не способствовал установлению долгосрочной стабильности в Юго-Восточной Азии». Йост предупреждал, что восстановление колониальных режимов не отвечает существующим условиям «и по этой причине их нельзя будет долго поддерживать, не применяя военную силу».
То, что американская политика тем не менее была направлена на поддержку действий французов, объяснялось тем, что был сделан выбор в пользу удовлетворения более насущной необходимости. Госсекретарю Джорджу Маршаллу было известно о существовании «устаревших и весьма опасных колониальных взглядов и методов применительно к этому региону». Но «с другой стороны… — утверждал он, — мы не заинтересованы в том, чтобы увидеть, как колониальное управление будет вытеснено с помощью прокремлевской философии, а также созданных и контролируемых Кремлем политических организаций». В этом состояла основная проблема. Французы забрасывали Вашингтон «свидетельствами» о контактах Хо Ши Мина с Москвой, а заместитель госсекретаря Дин Ачесон ничуть не сомневался в их достоверности. «Не забывайте, что в прошлом Хо являлся агентом международного коммунизма, и нет свидетельств, что он от этого отрекся», — телеграфировал Ачесон шефу отдела Юго-Восточной Азии Эбботу Лоу Моффату, который в декабре 1946 года отправился в Ханой.
Моффат, который был горячим сторонником освобождения Азии, сообщил, что в ходе разговора Хо Ши Мин отрекся от того, что его целью является построение коммунизма. Он сказал, что если бы ему удалось добиться независимости, этого было бы достаточно, чтобы посчитать, что жизнь прожита не зря. «Возможно, — добавил он, криво улыбнувшись, — лет через пятьдесят Соединенные Штаты будут коммунистической страной, тогда и Вьетнам тоже может стать коммунистическим». Моффат сделал вывод, что группа, которая взяла на себя ответственность за будущее Вьетнама, «на данном этапе ставит на первое место национально-освободительную борьбу», что создание эффективного национального государства должно предшествовать созданию коммунистического государства, которое «во временном отношении должно быть вторичной задачей». Был ли он введен в заблуждение? История не может дать ответ на этот вопрос, поскольку нет никакой уверенности в том, что когда Хо Ши Мин пытался получить поддержку американцев, коммунистический вектор развития Демократической республики Вьетнам (ДРВ) уже был таким необратимым, каким он стал в ходе дальнейший событий.
Меры принуждения, использованные французами, чтобы снова обрести свою колониальную империю, объясняются тем, что после унижений, испытанных во время Второй мировой войны, у них возникло ощущение, что на карту поставлено будущее их страны как великой державы. Впрочем, они осознавали необходимость осуществления каких-то перемен, хотя бы для проформы. В 1946 году, в периоды временных перемирий с Вьетминем, они пытались выработать основу договора, в котором присутствовали обещания предоставить к неопределенному сроку некую неопределенную форму самоуправления. Все это было сформулировано так, не никоим образом не затронуть французский суверенитет. По мнению Дальневосточного отдела Государственного департамента, это были «уступки только на бумаге». Когда из этого ничего не вышло, военные действия возобновились, и к концу 1946 года уже шла полным ходом Первая, или Французская Индокитайская, война. Больше не осталось иллюзий. Если французы возобновят применение репрессивных мер и политики грубой силы, докладывал американский консул в Сайгоне, то «в обозримом будущем нельзя будет ожидать никакого урегулирования ситуации, вместо этого последует период партизанской войны». Командующий французскими вооруженными силами, которому было поручено осуществить повторное завоевание страны, сам видел или чувствовал, каково истинное положение дел. Сделав первый анализ ситуации, генерал Леклерк сказал своему политическому советнику следующее: «Чтобы это реализовать, потребуется 500 тысяч человек, но даже тогда это не получится выполнить». В одном предложении он предсказал будущее, и когда спустя два десятилетия боевые действия в этой стране будут вести 500 тысяч американских солдат, его оценка по-прежнему будет вполне обоснованной.
Была ли американская политика уже в 1945–1946 годах недальновидной? Даже если рассматривать этот вопрос с точки зрения воспоминаний о том времени, ответ должен быть утвердительным, поскольку большинство американцев, занимавшихся внешней политикой, понимали, что колониальная эпоха подошла к концу и что ее возрождение — совершенно бессмысленная затея. Не важно, насколько вескими были аргументы в пользу политики пособничества действиям Франции, недальновидность состояла в привязке собственного политического курса к процессу, осуществление которого, как указывало подавляющее большинство сведений, являлось делом безнадежным. Политики убеждали себя в том, что не втягивают Соединенные Штаты в этот процесс. Они успокаивали себя обещаниями французов о будущей автономии и свято верили, что Франции попросту не хватит сил, чтобы восстановить свою колониальную империю; в конце концов ей придется пойти на уступки вьетнамцам. И Трумэн, и Ачесон убеждали американское общество в том, что в основе
позиции США «лежит предположение, согласно которому обоснованность притязаний французов на получение поддержки со стороны населения Индокитая подтвердят будущие события». Поэтому нет ничего преступного в том, чтобы немедленно оказать помощь Франции ради укрепления ее присутствия в Европе. Впрочем, это была проигрышная позиция.Но имелась и альтернатива: добиться для Америки столь желанного первенства среди западных государств, а также, встав на сторону движений за независимость и даже оказывая им прямую поддержку, подтвердить, что у азиатских народов есть все основания для доброго отношения к США. И если некоторым, особенно в Дальневосточном отделе Госдепартамента, это казалось вполне очевидным, то те, для кого идея самоуправления азиатских народов не являлась основой политики и была малозначимой по сравнению с безопасностью Европы, не считали эти доводы такими уж убедительными. Что касается Индокитая, применительно к нему выбор такой альтернативы потребовал бы гибкости ума, то есть качества, которое никогда не входило в число достоинств представителей государственной власти, а также готовности идти на риск и оказать поддержку коммунистам в эпоху, когда коммунизм еще рассматривался как единый и нерушимый блок. В то время от него откололся только Тито, и возможность появления нового отступника даже не рассматривалась. Более того, это вызвало бы разногласия среди союзников. Вместо этого выбор был сделан в пользу содействия достижению совершенно нереальной цели, и после того, как приняли и стали осуществлять соответствующий политический курс, все последующие действия были только попыткой его оправдать.
От начала и до самого конца американская политика во Вьетнаме постоянно вызывала тревожные подозрения, связанные с недальновидностью наших действий. Иногда это проявлялось в изменении политических директив. В 1947 году Французский отдел составил для госсекретаря Джорджа Маршалла проект краткого изложения американской позиции. В этом документе, предназначенном для наших дипломатов в Париже, Сайгоне и Ханое, указание принимать желаемое за действительное сочеталось с неопределенностью прочих инструкций. В нем движения за независимость народов Юго-Восточной Азии, которые, как было указано, составляют четверть населения всей планеты, рассматривались как «важный фактор мировой стабильности». Считалось, что лучшей гарантией того, что национально-освободительная борьба не примет антизападную направленность и не поддастся коммунистическому влиянию, является долговременное объединение с бывшими колониальными державами. С одной стороны, признавалось, что такое объединение «должно быть добровольным», а с другой стороны, утверждалось, что война в Индокитае могла бы разрушить добровольное сотрудничество и «навсегда настроить против нас вьетнамцев». Далее говорилось, что Соединенные Штаты хотят быть полезными, но не желают ни вмешиваться, ни предлагать собственное решение проблемы, хотя они «несомненно обеспокоены» развитием ситуации в Индокитае. Весьма сомнительно, что этот документ открыл сотрудникам дипломатической службы за границей что-либо новое.
2. САМОВНУШЕНИЕ: 1946–1954 гг.
Находившаяся на начальном этапе «холодная война» развернулась в полную силу после того, как в марте 1946 года Черчилль выступил в Фултоне, штат Миссури, со своей речью о «железном занавесе». В ней он утверждал, что «никто не знает, каковы пределы, если таковые вообще есть, стремления Советского Союза и Коммунистического интернационала к экспансии и обращению других в свою веру».
Ситуация на самом деле была тревожной. Идея Рузвельта о дальнейшем партнерстве союзников по войне с целью поддержания мирового порядка перестала существовать, когда перед самой смертью, в свой последний день в Вашингтоне, он признал, что Сталин «нарушил каждое из тех обещаний, которые он взял на себя в Ялте». К 1946 году под советским контролем находились Польша, Восточная Германия, Румыния, Венгрия, Болгария, Албания и, в большей или меньшей степени, Югославия. Оказалось, что еще большую угрозу представляют собой коммунистические партии Франции и Италии. Находившийся в посольстве США в Москве Джордж Кеннан сформулировал политику «рассчитанных на длительную перспективу, терпеливых, но твердых и неослабевающих усилий по сдерживанию экспансионистских устремлений России». В 1947 году госсекретарь Маршалл призвал Америку развивать «чувство ответственности за мировой порядок и безопасность» и понимание того, сколь «огромное значение» имеют в этом смысле как действия, так и бездействие Соединенных Штатов. В ответ Москва заявила, что коммунистические партии всего мира едины в своем стремлении оказывать сопротивление американскому империализму. Была провозглашена доктрина Трумэна, возлагающая на Америку обязательство поддерживать свободные народы в их сопротивлении порабощению «вооруженными меньшинствами» или внешнему давлению.
Кроме того, был принят план Маршалла по оказанию экономической помощи с целью восстановления ослабевших стран Европы. Серьезные и оказавшиеся успешными усилия были направлены на предотвращение захвата власти коммунистами в Греции и Турции.
В феврале 1948 года Советская Россия поглотила Чехословакию. Соединенные Штаты снова ввели в действие закон о призыве на военную службу. В апреле того же года Россия организовала блокаду Берлина. В ответ Америка рискнула установить воздушный мост, который функционировал на протяжении целого года, до тех пор пока блокада не была снята. В 1949 году был создан НАТО (Североатлантический союз), целью которого обозначили осуществление совместной обороны в случае нападения на любую страну, входившую в этот союз.
Событием, которое нарушило баланс сил, стала победа коммунистов в Китае в октябре 1949 года. Это было такое же потрясение, как нападение на Перл-Харбор. Всю Америку охватила истерия, связанная с «потерей» Китая, а истеричные выразители интересов китайского лобби в Конгрессе, а также деловых кругов стали самыми яркими звездами на политическом небосводе. Это потрясение вселяло еще большее беспокойство, поскольку в сентябре, всего за несколько недель до этих событий, Россия успешно провела испытания атомной бомбы. В самом начале 1950 года сенатор Джозеф Маккарти заявил, что у него есть список из 205 членов коммунистической партии, которые работают в Госдепартаменте. И вот, на протяжении следующих четырех лет американцы выступали скорее в поддержку выдвинутых против своих сограждан обвинений в том, что те являются проникшими в американское общество шпионами коммунистов. В июне 1950 года Северная Корея, которая была сателлитом Советов, вторглась в Южную Корею, являвшуюся сателлитом Соединенных Штатов, и президент Трумэн распорядился дать военный ответ, действуя с разрешения ООН. В эти ужасные годы состоялся суд над супругами Розенбергами, которые в 1951 году были признаны виновными в государственной измене. И после того, как президент Эйзенхауэр отказался смягчить приговор, который грозил оставить сиротами двоих детей, супругов казнили.