Одаренный проклятием

– Он это сам сказал?

– Нет, - потеряв взгляд где-то в пространстве, ответил Никита, - Интуиция. Ты знаешь, возможно, тебе покажутся мои следующие слова полным бредом, но Страж при жизни потерял сына. Может, он просто старается загладить перед ним свою вину, помогая мне.

 - Всё может быть, - серьёзно проговорила Олеся, а потом дернулась. На столике завибрировал телефон видящего.

– Слушаю, - моментально ответил парень, не глянув на номер.

– Верни душу! – завыли в трубку голосом Прохорова.

Глава 22

Резко сбросивший температуру ветер хлестал прохожих по лицам, сгибал со стоном ветви старых деревьев и завывал серенадами у окон зданий. Одна из веток столетнего клена царапнула в стекло на третьем этаже. Олеся вздрогнула и задернула окно, которые выходило на небольшой парк в пределах больницы. С посеревшего неба, затянутого чуть заметными облаками, сорвалось несколько капель.

Сжав в руке чашку с горячим какао, девушка поспешила к тому, кто попросил напиток. Миновав несколько закрытых палат, она остановилась у двери с номерком 734. Сделав глубокий вдох, она переступила порог и мило улыбнулась:

– А вот и я, Дмитрий Петрович. Как ваше самочувствие?

– Хорошо, Олесечка, что со мной может приключиться- то? – усмехнулся подопечный говорящей.

Дмитрий Петрович старичок с задорными голубыми глазами и огромной лысиной. Он даже не пытался ее маскировать, как делали другие в его возрасте. Он ,наоборот, гордился ею, как любимой женщиной или пулей, которая застряла в одеждах, так и не добравшись до храброго сердца. Когда-то красивое лицо избороздили тонкие морщинки, создав новый узор, который украшал его по-своему. У старичка был некий шарм, который привлекал медперсонал и волонтеров. Он всегда был добр и приветлив. Всегда улыбался и мог поддержать разговор. Большинство, доживших до таких лет, становилось вечно недовольными брюзгами и сплетниками, а ему удалось сохранить былую жизнь внутри себя.

– Это вам, - девушка поставила на прикроватный столик еще дымящуюся чашку с какао.

– Спасибо, - вновь одарил улыбкой свою сиделку Дмитрий Петрович, - Вы ко мне очень добры, Олеся. Скажите, что я могу для вас сделать?

– Нет-нет, что вы! – отмахнулась она, - Вы и так много для меня делаете. Общение уже много значит.

– Общение? – переспросил, не поверив, он, - Неужели вы настолько одиноки, что довольствуетесь общением такой рухляди как я?

– Вы очень интересный собеседник, - уверила его Олеся, - С возрастом понимаешь намного больше, и это открывает новый угол обзора на заезженную тему.

– Хорошо, я поверю вам, - улыбнулся старик, - А сейчас скажите мне, как там на улице.

– Холодно, - призналась Олеся, - Дождь и ветер.

– Жаль, что я сам не могу посмотреть, - печально пошептал старик и отвел взгляд.

– Знаете что, у меня есть идея! Возможно, вы сегодня увидите природу. Я ничего не обещаю! Ждите! – вскочив со стула, который был придвинут к больничной койке, Олеся опрометью кинулась в коридор. Бахилы, надетые на осенние сапожки, скользили, и девушка всю дорогу надеялась не рухнуть прямо посреди больницы. Еще один поворот и она у кабинета заведующей отделением.

– Диана Федоровна, можно? – приоткрыв дверь и просунув мордашку в образовавшуюся щель, спросила Нильская.

– О, Олеся Юрьевна, проходите.

У женщины была странная привычка. Она никогда не заостряла внимания на возрасте собеседника и обращалась ко всем с повышенным официозом. Вот и сейчас. Она старше Нильскую в два, а то и в три раза, но назвать девушку просто по имени не позволяют принципы.

– Я по поводу своего подопечного, - Олеся замялась на секунду, - Могу ли я прокатить его в инвалидном кресле к панорамному окну?

– Вы же знаете, что у Дмитрия Петровича очень слабое сердце, - насупила тонкие нарисованные брови женщина, попутно распуская выкрашенные в каштановый цвет волосы.

– Я беру всю ответственность на себя, - на одном дыхании выпалила говорящая.

– Хорошо, - быстро согласилась женщина, - Только, Олеся Юрьевна, помните, в каком заведении вы работаете.

– Сложно забыть, - буркнула девушка, захлопнув дверь кабинета за своей спиной.

В конце коридора была небольшая комнатушка, отданная под склад. Именно там Олеся и нашла одну из ненужных инвалидных колясок. Возможно, ей так никто и не пользовался, а может, ее бывшему хозяину она теперь без надобности. Часто бывает так, что человека давно нет, а вещи все еще принадлежат ему.

– Дмитрий Петрович, я сдержала своё обещание, - радостно известила пациента девушка, распахнув дверь. Старичок уже сидел на постели, свесив босые ступни вниз. Полы больничного халата заканчивались чуть выше икр.

– Как вы встали сами? – охнула говорящая, - Вам же нельзя самому подниматься!

– Я не позволю такой хрупкой барышне, таскать меня на себе, как мешок с навозом, - улыбнулся он беззубым ртом, - У меня ведь тоже сохранилось достоинство.

– Тогда я вам просто помогу перебраться сюда, - завезла коляску в палату Олеся.

– Я верил, что у вас всё получиться, - проговорил дед, перебираясь в коляску с помощью сиделки.

– Надеюсь, вам понравиться предстоящая прогулка, - с надеждой предположила говорящая.

Мужчина не ответил, а лишь по-старчески крякнул и рукой легко подтолкнул одно из колес инвалидного кресла. Девушка моментально вцепилась в ручки и вывезла своего подопечного из уже опостылевшей палаты. Да, здесь уютно. Да, обстановка почти домашняя, если не учитывать капельницу в самом углу. Но сама атмосфера – больничная. Даже запах. Так пахнет почти во всех больницах. Хлоркой, спиртом, страхом и чем-то еще. Чем-то, чему невозможно подобрать название. Предположим – безысходностью.

Сколько он уже в ней находится безвылазно? Неделю? Месяц? Год? Эта тема была под запретом. И волонтер ни в коем случае не имел прав затронуть ее самостоятельно. Многие пациенты сами рассказывали, почему попали сюда. Те, кто превратился в брюзгу и сплетника. А значит, с Дмитрием Петровичем не надо заводить эту тему. Не стоит бредить старые раны больного человека. Почему же тебя не навещают родственники, старик?

Они миновали почти весь коридор и подъехали к лестнице, ведущей вверх. Чуть левее был покатый подъем. Если бы не он, то вся затея Олеси – провалилась. Но им везло.

Еще немного и они уже на четвертом этаже. Глаза деда, со временем и возрастом, потерявшие свой природный цвет – искрятся счастьем. Теперь Нильская понимала, почему заведующая предупреждала ее о больном сердце пациента. Он уже переживал и радовался. С каждым шагом сиделки, с каждым скрипом не смазанного старого колеса инвалидного кресла – старческое сердце стучало все сильнее, напоминая телу, что когда-то все они были молодыми и полными жизни. А ведь они еще не добрались до «стеклянной комнаты».