Одарю тебя трижды (Одеяние Первое)

— Прямо сейчас?

— Да, да, прошу вас.

— Это весьма трудно. — Дуилио поднялся, прошел­ся. — Однако попытаюсь... Спасибо, Кончетина, замеча­тельный напиток... Итак, истинно хороший человек... Я знал одного истинно хорошего человека. Отношения у нас были добронравные и добросердечные — с точки зрения человечности, разумеется, — и мы своей человеч­ностью сумели устранить всех главных соперников, что вызвало в свете массу разговоров. Мы всегда соблюдали великолепные традиции предков, а также много внима­ния уделяли многим положительным свойствам челове­ка, что стало предпосылкой наших беспримерных, безус­ловных успехов. В ту пору я, — Дуилио возвел очки к потолку, — я был жизнерадостным, жизнелюбивым юношей со своими душевными муками, а помимо того, простите за выражение, мы оба обладали благородной натурой, а помимо того, мы умели с присущим нам ма­стерством вылепить и выразить свою мысль, а это хоро­шо. А если мы обнаруживали в человеке несомненно хо­рошие, полезные качества, пылко приветствовали это обстоятельство...

— Ах, какой вы положительный, какой положи­тельный! — У тетушки Ариадны увлажнились глаза. — А это чудесно...

— О! —Дуилио углубился в мысли. — Превращение в положительного человека требует огромного мастер­ства и глубинного психологического мышления...

— Почаще навещайте нас, сеньор Дуилио, почаще. — Тетушка Ариадна прижала к груди скрещенные руки.— Ваши речи пробуждают во мне дивные воспоминания...

Вокруг фонтанов на главной площади сидели краса-горожане, упиваясь недолгой благодатью солнца, и громко переговаривались — перекрывали шум хлестав­шей воды. Хрупкая, изящная Кончетина, нарядная — в новом красном платье, — разговаривала с Тулио и, заме­тив стоявшего поодаль Доменико, слегка присела, при­ветствуя его, а тот ловко щелкнул каблуками, низко на­клонив голову, на этот раз отлично справившись с обычаем краса-горожан и не вызвав ничьей усмешки, Винсенте — воротничок был застегнут — чинно прохажи­вался под руку со своей недавно обретенной супругой, галантно раскланиваясь со знакомыми. Был час прогул­ки, и одинокий Эдмондо не знал, к кому пристать — при­клеивался глазами то к одному, то к другому, — однако его старались не замечать, зато Дуилио, степенными шажками обходившего вокруг фонтанов, одаряли во­сторженными улыбками. А Дуилио, такой, каким был, время от времени изрекал: «Не уноси стакан с родника». Винсенте же от имени всех заверял: «Нет, нет, не уне­сем!» Ах, что за день был, чудесный был день, и был бы еще чудесней, если бы на лицах кое-кого из горожан не темнели синяки. «Ах, этот негодный Александро! — воз­мущалась тетушка Ариадна. — О, смотрите, и сюда по­жаловал!..»

Прогуливался весь город, женщины с веерами, с пре­лестными зонтиками; солидно-степенные мужчины с достоинством приветствовали друг друга, в клетках заливались певчие птицы, легкий ветерок разносил звук инструмента, у которого душой была птица. Кумео, зави­дев одинокого старого музыканта, недобро сверкнул гла­зами и, подкравшись к нему сзади, сорвал шапку, бросил в бассейн. Рассерженный старик бессильно замахнулся дрожащей рукой, но Кумео отскочил, скалясь и изде­ваясь: «Давай пляши, мартышка, пляши...» Тут Винсенте — воротничок у него расстегнулся — проявил себя: «Пляши, пляши давай, старикан!» — но, перехватив уко­ризненный взгляд Джулии, застегнулся и изысканно по­клонился кому-то. Александро, передернув плечами, про­бормотал: «Поразительно — я ненормальный, а они нормальные?!» День был чудесный, и прогуливались все... Напомаженный Цилио с красной гвоздикой в пет­лице что-то нашептывал Розине, взяв ее за руку, стоя спиной к Сильвии, дожидавшейся подружки. Потупив глаза, Розина отрицательно качала головой; потом, ког­да резко выдернула руку, Цилио, поколебавшись, повер­нулся к Сильвии и проникновенно сказал: «Пока говорил с ней, в вас влюбился! Не угодно прогуляться в ро­ще?» — «Что, что вы сказали?» — будто бы не поняла Сильвия...

Где-то недалеко жгли опавшие листья, ветерок доно­сил горьковатый запах дыма. Александро, подставивший лицо солнцу, проводил дремотным взглядом Цилио и Сильвию, с любопытством посмотрел на взбешенную Розину и понял — дружбе двух девушек раз и навсегда наступил конец, между тем дружба их служила краса-го­рожанам образцом и примером. Потом Александро за­метил Уго — юного безумца, кому-то грозившего, — и подошел к нему, начал мягко вразумлять, полный сил и энергии:

— Подумай, мой дружок, что ты говоришь, задумайся-ка, мой мальчуган, над своими словами.

— Зарежу! Прирежу его каморским ножом!

— Нельзя, Уго, нельзя, — пристыдил Александро. — Ну что ты несешь...

— Каморским ножом, — повторил Уго, обводя людей мутными глазами. — Узкий нож глубоко войдет.

— Очнись, Уго, очнись, — поморщился Александро. — Ты хороший, как все другие, но у тебя разум замутнен, как у всех других, только чуточку больше. Осознай свою ошибку, и все будет в порядке. Я помогу тебе, настой­чивые упражнения неизбежно приведут к желаемому ре­зультату. Фу, нелепая фраза получилась, ладно, не до стиля сейчас. Приступим, начнем так — скажи, повтори: «Обманул вас, обманууул, — растянул Александро и ско­роговоркой добавил: — Никого я не прирежу!»

— Острей, я еще острей наточу!

— Уго, Уго, ты не понял! Давай вместе поразмыс­лим, спросим себя. — И Александро тоненько произнес: — «Кто что мне сделал плохого?» — И басом ответил: — «Никто!» — И снова тоненьким голоском: — «Так почему я должен убивать?» — И опять пробасил: — «Не должен убивать!» — И своим голосом закончил: — Понятно, мой мальчуган? Понял теперь? Если да, повтори: «Никомунеперережугорла!»

— Прямо под лопатку, прямо под лопатку, — пригро­зил Уго, и в зеленовато-серых глазах его изогнулись серые рыбки. — Прямо в сердце...

— В сердце?.. — огорчился Александро. — Но это про­тиворечит тому, чему учу я! Вникни в мои слова и в свои, подумай, что ты несешь. — Александро не терял надежды на успех. — Ничего, вразумлю, исправлю тебя рано или поздно.

— Такие, как вы, никого не могут исправить, — вме­шался, не выдержав, Дуилио, вместе со всеми потехи ра­ди слушавший его. — Вам подобные только с толку сбивают.

— О, и ты тут! — Александро пренебрежительно сме­рил Дуилио взглядом, наклонив голову вбок. — Как поживаете, Дуилио, как спалось, малыш?

— Не твое дело! — обозлился Дуилио. — Попрошу со­блюдать вежливость.

— Чем я вас обидел? — Александро прикинулся испу­ганным. — Хотя вы правы — забыл поздороваться с вами, но ничего, исправлю положение. — И нарочито низко по­клонился: — Здравствуйте, здраавствууйте, почтенный Дуилио... Как изволили почивать? — И будто бы обеспо­коился: — Не мучили ли кошмарные сны?

— Не твое дело... Здравствуй, — проявил все же веж­ливость Дуилио. — Болтаешь глупости и еще больше му­тишь ум ребенка.

— Посоветуйте в таком случае, как поступить, что вам стоит, советодатель...

— Как... как... — Дуилио погрузился в размышле­ния. — Во-первых, главное для него диета и режим. Поря­дочный человек должен ложиться спать в определен­ное время, просыпаться тоже в определенное вре­мя и...

— А если проснется раньше времени, тогда что — должен прикинуться спящим? — поинтересовался Алек­сандро.

— Не твое дело... И не должен говорить глупости, подобно тебе. Слова его должны быть простыми и ясны­ми, как камешек, брошенный на дно ручья.

— Как это?

— А так, что мои слова придают сложной психоло­гической истории, когда требуется, большую впечатляе­мость и доходчивость.

— Ах, ах, ах, поразительная ясность и простота! — воскликнул Александро.

Вокруг столпились краса-горожане, в середине круга кроме них стоял и Уго. Мальчик не воспринимал их слов, поглощенный своими смутными мыслями, и крепко стискивал коротенькую палочку, шепча: «В сердце, прямо в сердце, и в живот, и в глотку...»

— Возможно, и моя речь представляется тебе не­совершенной? — насмешливо спросил Дуилио. — Воз­можно, ты и мой повествовательный дар вздумаешь ос­паривать или потягаться захочешь, чего доброго, наг­лец...

— Почему бы и нет, пожалуйста, сударь, попы­таюсь, — не так уж глупа поговорка: «Попытка — не пытка».

— Какова дерзость! — обратился Дуилио к согражда­нам.— Как он не понимает, что смешно со мной тягать­ся, я возьму верх везде и всюду, в любую погоду.

— Тогда начнем, — Александро вскинул руку. — Давай приступим.

Посреди круга они были теперь вдвоем. Уго, увидев Доменико, испуганно вобрал голову в плечи и скрылся.

— Ах, Дуилио, расскажите нам историю о благо­родной даме, — взмолилась тетушка Ариадна. — Обо­жаю ее.