Одержимость Грешника
Шрифт:
— Ну, есть тебе что мужу рассказать? — сделал ход белыми Паша.
— Есть, — кивнула я, понимая, что ходить вокруг да около смысла нет и нужно озвучить главное. — Мы с тобой разводимся, Пашенька.
Я расстёгивала пуговицы пальто и снимала его, пока он молча и испытующе смотрел на меня.
— Я в курсе, — ответил он.
— Значит, знаешь? — подняла я брови вверх, сняла сапоги и встала напротив него. Разговор, очевидно, будет нелёгким.
— А ты думала, что хоть что-то можешь скрыть от меня? — хмыкнул он. Глаза ледяные, как Антарктида.
— Не думала я ничего, — пожала я плечами. —
— Значит, решилась всё же…
— Да.
— Это из-за него, да? — Лицо Паши перекосило болью и злобой. И я сама невольно скривилась. Как бы то ни было, но мне тоже ужасно больно, что наш с ним финал таков и он именно на таких нотах.
— Из-за кого? — спросила я.
— Не строй из себя дуру, — опустил Паша голову и вплёл дрожащие пальцы в волосы. — Северов. Ты ведь с ним провела эти дни? Я тебя с позавчера тут жду.
— У нас была командировка, — ответила я, нервно сцепив между собой ставшие ледяными руки. Обмануть его не получится — он уверен, что у нас с Алексом случилась связь. И прав…
— Мне звонила Элла.
Прикрыла на секунду глаза и прикусила щеку. Чёртова Элла — она всё же раскрыла рот и всё рассказала! Собственно, ожидаемо. А всё Лёша — никто не узнает, не узнает… Да он только рад будет, что Паша узнал. Унизил его, скомпрометировал меня — чудесно всё сложилось для него. Надеюсь, он счастлив из-за этого.
— И что?
— И рассказала, как вы “командировались” там всю ночь. На весь дом. Не постеснялись никого. Хорошо тебе было с ним, а?
Я сжалась в ком, как бы ожидая удара, даже закрыла глаза на время. Моя реакция говорила за меня довольно красноречиво, что Паша прав. А мне стало снова стыдно до слёз, которые я не смогла сдержать, и они побежали по моим щекам мокрой солью…
— Знаешь, на самом деле это неважно, — заговорила я после паузы, открыв глаза и стараясь говорить ровно. — Я всё равно подала бы на развод.
— Потому что у меня теперь денег нет? Потому что я оступился и просто ошибся? — спросил он.
— Потому что, Паша, ты мне изменял. В том числе с моей сестрой, которой ты, между прочим, заделал ребёнка.
Я не уверена, были ли ещё измены, но, скорее всего, были. Потому что раз уж он на это пошёл за моей спиной и с моей же сестрой, то вполне могли быть и другие.
Лицо Паши потемнело, скулы заострились.
— Рассказала, значит.
— Да, рассказала.
— Тай… — он снова вплёл в свои волосы длинные пальцы. — Слушай, я… Я не знаю, как так вышло. Не нужна мне ни она, ни ребёнок этот. Я тебя и Ксюшку только люблю.
Я покачала головой.
— Как ты можешь так говорить? Ребёнок ведь твой.
— Я дам ей денег на аборт. Мне не нужен он!
— Юля не согласится на аборт, — вздохнула я. — Она не могла очень долго забеременеть и теперь не откажется от малыша. Видишь, какой ты у нас бык-осеменитель оказался…
— А тебя кто уже осеменил? Север, да?
Паша вдруг резко устремился в мою сторону, я невольно стала отступать, но очень скоро врезалась спиной в шкаф, где он меня и нагнал. В груди птицей забился страх — таким разъяренным я Пашу не видела никогда, по крайней мере, в мою сторону такая ярость никогда направлена не была. Он подошёл ко мне, больно ухватил за плечи
и тряхнул словно куклу.— Понравилось тебе с ним, отвечай!
— Паш… Ты… Больно!
— Отвечай, дрянь такая. Сколько раз ты с ним спала? Как давно у вас роман за моей спиной?
— Как ты можешь требовать отчет у меня, когда сам не лучше? Паш, я прошу, давай оставим эту грязь и не будем поднимать. Давай разойдёмся как взрослые люди.
— Ты меня из-за него бросаешь? — наседал он, его руки стали смыкаться на моей шее…
— Паш… Паша, — ухватилась я за его руки, переживая, что он сейчас меня реально просто задушит. — Не надо.
— Ты к нему уходишь?
— А ты бы простил меня, если бы я осталась?
— Нет, — сверкнул он глазами. — Прибил бы тебя, тварь.
Я нервно сглотнула. Паша никогда не оскорблял меня и не позволял себе поднять руку. А на Ксюшу он даже голос никогда не повысил. Но сейчас его пальцы практически обнимали мою шею, готовые сжать её в любой момент. Где же Катя? Нет её, что ли, в доме, или крыша у Пашки совсем поехала и он даже не боится никого?
— Тогда отпусти меня. Давай разведёмся спокойно. Что ты сейчас хочешь выяснить?
— Ты к нему уходишь? — повторил он свой вопрос, будто это его волновало больше всего остального.
— Нет, — помотала я головой, глотая слёзы. — Ни с тобой не останусь, ни к нему не пойду. Я сама буду. С Ксюшей.
— Ты его любишь, Тай?
— Н… нет.
— Меня выпустили и дело замяли не потому, что Алекс тебе занял? Потому что ты переспала с ним?
Я молча смотрела в его полные боли глаза и продолжала хватать ртом воздух, не зная, что сказать. Конечно, если подумать и рассудить по логике вещей, одних денег Северову в таком деле было бы мало за его покровительство… Мне и самой пришла бы на ум именно эта мысль. А Элла своим звонком только убедила Пашу в этом.
— Да или нет? — требовал он ответа, сжав чуть сильнее пальцы и вызывая мой судорожный всхлип.
— …Да. Я же тебя спа…
Договорить я не успела. Он вдруг ухватил меня за шею сзади и потащил к двери. Открыл её и вытолкал меня в носках на обледенелое крыльцо.
— Пошла вон отсюда, подстилка Северовская. И дочь ты только через мой труп получишь.
Дверь перед моим носом захлопнулась. Я осталась растерянно стоять в свитере, джинсах и носках на ледяном бетоне.
***
Ветер тут же пробрался под ткань свитера, и я обняла себя руками, начиная дрожать. С собой у меня совсем ничего нет — ни телефона, ни сумки. Оглянулась по сторонам. Взгляд упал на дом напротив. Недолго думая, просто побежала по снегу к крыльцу соседского дома, благо не очень далеко наши участки. Нажала кнопку звонка, и вскоре дверь передо мной открылась.
Тамара Павловна, которая жила с нами по соседству эти годы, окинула меня беглым взглядом.
— Заходи, — отступила она вглубь просторного холла.
Я зашла и стала ещё больше дрожать от тепла дома. Успела замерзнуть даже за эти несколько минут.
— Дверь захлопнулась, простите… Можно я пока тут у вас…
— Я всё видела, — сказала женщина. — Кошку как раз выпускала, когда он тебя… Бедная ты, бедная… Сымай носки мокрые… Дам другие. И пошли пить чай. Кабы не заболела теперь, горемычная.