Одержимость Русалочки

Грозная обличительница в своем гневе была настолько убедительна, а слова наполнены таким возмущением, что не могли оставить равнодушным. Да и сама защитница обсуждаемого семейства привлекала внимание! Она была чудо как хороша.

Та, которую Кляйн назвал Мартой, обладала очень нетипичной для этих мест внешностью.

Роста небольшого, но при этом фигура пропорциональна и весьма привлекательна для мужского глаза, волосы пышные, с упрямо выбивающимися из тщательно уложенной прически красивыми локонами, глаза темные и выразительные, кожа удивительного смуглого оттенка.

Экзотичные внешние данные вкупе со звонким голосом производили ошеломляющее впечатление. И видимо не только на меня. Керт Кляйн не только не обиделся на резкие слова, а казалось, был польщен, что стал объектом внимания молодой красавицы.

– Ну отчего Вы гневаетесь? Не я начал эти разговоры об «одержимости» молодой Fr"aulein Хильды! Все говорят, я лишь имел неосторожность произнести это вслух господину Нойману. Не сердитесь! Давайте-ка лучше присаживайтесь к нам за столик, и позвольте угостить Вас свежей выпечкой и чудесной настойкой, которая имеется не для продажи, а лишь для угощения особенных клиентов.

Мне, конечно, стало немного грустно, что напиток, который был налит в моем стакане, не был тем самым, изысканным, но и аптекаря я понимал: такая красавица явно достойна лучшего.

Но изящная Марта отвергла столь лестное предложение, довольно-таки резко ответив:

– Спасибо, не нуждаюсь! Люди, в чьем доме я имею честь жить и работать, приучили меня ценить то, что имею, и не пользоваться бесплатными подношениями. Приберегите свои дары для тех, кто готов за них выслушивать Ваши бредни!

Если же действительно имеете желание сделать для меня что-то приятное, просто перестаньте злословить и трепать честное имя Джозефа Герца, его супруги и дочери!

И гордо вскинув прямой носик, смуглянка вышла из аптеки, провожаемая нашими взглядами. Моим недоумевающим, Кляйна – счастливым!

– Вот Вы и познакомились с Мартой Краузе. Она живет в доме Герцев с самого рождения. Ее родители, и родители их родителей, целыми поколеньями служили в доме еще с той поры, как Джозеф не появился на свет. Правда в отличие от предков, которые числились слугами, ее вряд ли кто осмелится так назвать. Скорее сводная сестра для Хильды, и некровная дочь четы Герцев. Хотя, конечно, и не имеющая права наследования имущества, но обладающая всеми привилегиями, полагающимися женщинам высокого сословия. Но сама она, как Вы слышали, не считает себя таковой, подчеркивая, что она всего лишь работает у добрых людей и отвечает на их любовь глубокой привязанностью и верностью.

– Какая необычайная красота у Fr"aulein Краузе. Она явно уроженка не здешних мест?

– Эта тема хоть и интересует местных кумушек, но как-то дальше предположений и рассуждений дело не заходит. Да и то, мы уже настолько привыкли, что у нас в городе есть такой красоты цветок, по имени Марта, что лишь любуемся и не задаем вопросов, откуда он появился.

И все ж таки, несмотря на ту отповедь, которую сейчас мне устроила прекрасная Марта, я убежден в собственной правоте и не сомневаюсь, что в доме достопочтимого Джозефа Герца, не все чисто.

Что-то странное творится за его стенами. И это мешает всему городу чувствовать себя спокойно. Надо во что бы то ни стало с этим разобраться, и я буду добиваться проведения обряда, даже несмотря на то, что впаду в немилость Марты Краузе. А чего мне бояться? Рассчитывать на ее приязненное отношение мне не приходится, так что и терять нечего. Правда важнее!

«Так ты, низкорослый сморчок, тешил себя надеждами, стать обладателем, как ты выразился «прекрасного цветка»? Ну и ну!», – про себя изумился я.

– Правда – это конечно хорошо, но Вы действительно убеждены, что догадки о природе происхождения необъяснимого поведения Хильды имеют под собой именно то обоснование, о котором Вы мне сейчас рассказали?

Ну подумаешь, девица размечталась; от долгого сидения за книгами, немного перепутала фантазии и реальность, и не разобравшись стала со всеми ими делиться.

Сейчас, под строгим надзором любящего отца отсидится, одумается, да и станет опять добропорядочной горожанкой? К чему ж такие радикальные меры?

– А для того, дорогой мой друг, позвольте мне Вас так называть, чтобы всем и каждому было понятно: мы в своем городе не позволим твориться непотребству. Будь это необузданный нрав, дурное воспитание, пренебрежение общественным мнением, или, как в описанном случае вполне очевидная одержимость несуществующим событием! Мы не смотрим на чины и былые заслуги! Если есть прецедент – будет соответственный ему отклик!

И ни деньги, ни заслуги не смогут этому препятствовать.

А чем она рискует? Если душа ее чиста, то обряд ей никоим образом не навредит.

А если опасения общества оправданы, то надо немедля избавляться от нечистого! Никакого промедления! Мы, итак, слишком долго позволяли этой «одержимой» ходить с нами рядом, еще не известно, как это скажется на неокрепших душах юных горожан! Нет и еще раз нет, Herr Нойман, это не тот случай, когда можно закрыть глаза и списать на особенности поведения. Да сами послушайте.

Он резко выкрикнул в сторону прилавка:

– Frau Беккер, простите что отвлекаю, но очень бы хотел познакомить Вас с Уве Нойманом, нашим новым соседом!

Конец ознакомительного фрагмента.