Одержимость

Казалось, прошло уже несколько часов. Я снова заглянула в комнату для ожидающих, но в ней ничего не изменилось. Все без движения сидели на красных пластиковых стульях с черными ножками, роняя на линолеум тающий снег. Взад и вперед сновал медперсонал, болтали медсестры.

К вестибюлю подъехала полицейская машина, и сквозь открывающиеся двери в зал прошла волна холодного воздуха. В дверях появился Тэд, и, глядя на его спокойное и уверенное лицо, я почувствовала облегчение. Может, в семье он и не очень хорош, но в чрезвычайных ситуациях он надежен, как морская пехота.

— Где он? — Тэд как обычно опустил сентиментальности.

— Где-то там, — ответила я неопределенно. — Меня туда не пустили.

— Жди меня здесь, — сказал он, как до этого медсестра, и подошел к группе врачей в белых халатах.

Вскоре они уже хлопали друг друга по плечам и пожимали руки. Специалисты всегда находят общий язык.

Я хотела к ним подойти, но не успела: они зашли за угол, а медсестра вновь преградила мне дорогу.

Я опять стала ждать. Появился молодой парень со свежим гипсом на руке. Смущенно улыбаясь, он вышел на улицу, а вместе с ним юнцы в кожаных куртках. Один из врачей подошел к пожилой негритянке. Она о чем-то спрашивала его, понимающе кивала, а затем в одиночестве ушла.

Подъезжали все новые и новые санитарные машины, новые такси и полицейские автомобили привозили пьяных и попавших в аварии. Казалось, что пол-города угодило в больницу в эту пятницу.

Наконец, надевая на ходу плащ, появился Тэд.

— Все в порядке, — сказал он. — Его поместили в палату. Мы можем идти.

Я сначала не поняла, что мы уходим без Джоэла. Не знаю, на что я надеялась, видимо думала, что ему впрыснут какое-нибудь чудотворное лекарство, которое приведет его в норму.

— Пойдем, — сказал Тэд, когда мы вышли из госпиталя. — Я посажу тебя в такси.

— Что с Джоэлом?

— Он уже в психушке.

Это слово вывело меня из равновесия. Я готова была заплакать, хотя знала, что Тэд терпеть этого не может. Ничто так не бесило его, как плачущие женщины. Поэтому, борясь с подступившими к глазам слезами, я молча направилась за ним.

Снег уже не шел, и полная луна, показавшаяся сквозь разрывы облаков, освещала огромный, покрытый снегом комплекс Бельвью. Холодный воздух смягчил значение слова «психушка», хоть оно не выходило у меня из головы. Идя по глубокому снегу рядом с Тэдом, я почувствовала, что снова могу положиться на свой голос.

— Что же с ним случилось? — спросила я.

— Похоже, он что-то принял.

— Думаешь, это ЛСД?

— Что-то вроде этого. Это трудно определить по запаху или по анализу крови. Подобные вещи почти не оставляют следов. Да, возможно, что это какой-то галлюциноген. Ведь у него не было психических заболеваний.

— Конечно, нет, — сказала я, и он внимательно посмотрел на меня. Его взгляд напомнил мне о том, как вел себя Джоэл последние несколько лет: его неудачный роман, неспособность удержаться на работе, его поездка в Марокко, а по приезде — странная жизнь без друзей и удобств в этом ужасном районе. Возможно, было еще что припомнить в связи с нашей матерью, но я не хотела думать об этом. Чтобы отогнать печальные мысли, я спросила:

— Ты его видел там?

Он кивнул.

— Что он сказал?

— Он не говорил.

— Тебе стоило послушать его голос, — сказала я.

Мы стояли на тротуаре Первой Авеню. Тэду очень быстро удалось поймать такси, и вообще, все сегодня происходило очень быстро.

— Они сумеют ему помочь?

— Его лечат торазином, а это не моя область. Давай, полезай внутрь.

Я села на сиденье в такси, и он захлопнул дверь.

— Тэд! — крикнула я, открывая окно.

Он едва сдерживался. Редко можно видеть человека, который всем своим видом показывает, что ему не терпится тебя покинуть. Я понимала, что отняла у него несколько драгоценных часов, а он, вероятно, планировал на вечер какие-то дела.

— Он все еще… связан? — спросила я, произнести «смирительная рубашка» я не могла.

Он не ответил на мой вопрос.

— Поезжай, — сказал он, теряя терпение. — Я сделал все, что мог. Завтра позвоню заведующему психиатрическим отделением.

— А потом позвонишь мне?

Он кивнул. И, видимо, думая, что я сейчас заплачу, сказал водителю:

— Отвезите леди на Восточную Шестьдесят Четвертую улицу.

Когда мы тронулись, я посмотрела через заднее стекло. Тэд уже сигналил другому такси. Я еще раз взглянула на больничный комплекс: кирпичные стены, железные ворота, множество освещенных зданий… Где-то внутри томится Джоэл.

На следующее утро, в субботу, проснувшись, я увидела солнце, играющее лучами на покрытых инеем деревьях за окном моей спальни. Не более секунды я наслаждалась этим зрелищем: вспомнились ночные приключения, и меня охватило такое чувство, как-будто я падаю в пропасть. Чтобы привести в порядок нервы, я села и налила себе кофе из автоматической кофеварки, стоявшей на ночном столике. Посмотрев на часы, я поняла, что Тэд еще не позвонил в Бельвью.

Я включила радио. Передавали новости, но я ничего не понимала из того, что слышала. Вновь и вновь ко мне возвращались воспоминания о вчерашнем дне. Я снова видела лежащего на мексиканском ковре Джоэла, затем садилась в санитарную машину… Кроме того, у меня появилось чувство, что я о чем-то забыла. Я пыталась вспомнить — о чем, но воспоминания ускользали.

Наконец я услышала внизу голоса, и пошла к детям. Они уже были в прихожей и собирались кататься на коньках. Мы планировали этим утром пройти по магазинам и купить для них зимние пальто, но я решила отказаться от прежних планов. После бесснежных зим Калифорнии снег был им в радость, а Центральный Парк после снегопада был для них просто идеальным местом. Они собирались пойти на каток «Волтена», и я свободно могла поехать в Бельвью после звонка Тэда.

— Что случилось с дядей Джоэлом? — спросила Кэрри.

Подумав немного, я решила рассказать им правду: это могло пойти на пользу, так как они росли в Нью-Йорке.

— Он что-то принял и ему стало нехорошо.

Кэрри внимательно посмотрела на меня сквозь прядь длинных светлых волос.

— Он принял наркотики?

— Что-то вроде того.

Ее глаза расширились, и я надеялась, что не от восхищения.

— Как он себя чувствует? — спросил Питер.

— Еще не знаю. Я позвонила вашему отцу, и мы отвезли его в больницу, — я посчитала, что лучше было не упоминать о полиции.

— А один человек принял ЛСД и прямо на улице сам себя кастрировал, — сообщила Кэрри.

— Кэрри! — изумленно воскликнула я.

— Да. Он жил три часа после этого. Один врач в Ленокс-Хилл сказал, что страшнее ничего не встречал.

Я начала понимать, почему родители упаковывали чемоданы и в панике покидали город. Наступило время проявить твердость. В древней манере всех матерей, я начала давать инструкции о первом, что пришло в голову — о их походе на каток.

— Позавтракаете в зоопарке. Если будет холодно, придете домой.