Одержимость

Джим больше ничего не сказал, и она подняла голову. Он больше не стоял. Прислонившись к стене рядом с дверью, он скользил вниз, пока тоже не опустился на жесткий мрамор. Когда он положил руки на колени и потер лицо, Сисси поразилась тому, насколько спаситель казался расстроенным.

При иных обстоятельствах она бы отступила. Особенно в своей прошлой жизни.

– Расскажи мне.

Прошло много времени, прежде чем он ответил:

– Я не знаю, как она привела тебя сюда. Не знаю, затолкала ли она тебя в багажник, или связала по рукам и ногам и бросила в минивен. Не знаю, была ли ты в трансе или она тащила тебя, или обездвижила такими способами, о которых я могу только догадываться. – Джим проглотил ком. – Я знаю, что тебя принесли в жертву, потому что ты была девственницей, для защиты ее зеркала. Я знаю, что нашел тебя здесь… ты была мертва…

На этих словах его голос сорвался.

Джим прокашлялся, будто собирался продолжить. Но из его рта не вырвалось ни звука.

Он грубо потер подбородок.

Опять молчание.

Его неспособность говорить затронула ее на глубоком уровне. Этот мужчина был жестким, непробиваемым, и она знала без слов, что Джим не станет тратить время на эмоции. И все же он…

Когда он резко заморгал, Сисси вырвалась из своей внутренней драмы. Потянувшись к нему, она положила руку на его предплечье.

– Ты же знаешь, это не твоя вина. Ты не…

– Я должен был оказаться здесь раньше…

– … виновен в этом…

– …я смог бы спасти…

– Прекрати! – сказала она резко. – Послушай меня. Это не твоя вина. Нисколько.

А потом он заплакал.

О… Господи, подумала она. Этого она не ожидала.

Он плакал не по-женски. Это была не истерия на высоких тонах. Джим плакал беззвучно, его широкие плечи сотрясались, дыхание было рваным, он спрятал лицо в ладонях, будто не хотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии.

– Ты была мертва…

Сисси на коленях подползла к нему и села рядом, но не знала, что сказать … или сделать.

– Это не твоя вина, – сказала она хрипло.

– Я опоздал… ты уже была мертва. Господи Иисусе… мертва. По правде, с тех пор как я нашел тебя, каждый раз закрывая глаза, меня мучает изображение этой гребаной ванной.

Сисси протянула руки и прижала его к себе. Это казалось невероятно глупым… спаситель был в два раза больше нее, совсем не мальчик. Но он упал на нее словно дерево без корней, распластавшись, придвинув ее ближе к ванной.

Укачивая его в своих руках, она скорее чувствовала, чем слышала его рыдания, и странно, предложив ему успокоение, она расслабилась сама. От этого она казалась такой… сильной, это было очень важно в этой сцене ее величайшего бессилия.

И она сомневалась, что нуждалась в дальнейших подробностях. Она надеялась, что информация приведет к некому пониманию, пусть и мучительному. Она была здесь, где ее убили, зная о произошедшем в общих чертах – преимущественно по реакции Джима… и не чувствовала себя стабильней.

Она чувствовала только гнев глубоко внутри. Даже обнимая Джима, искренне сочувствуя его страданиям, жгучей ненависти.

Джим передвинулся, обернув руки вокруг нее, обнимая в ответ.

Закрыв глаза, Сисси попыталась ощутить покой. Смирение. Хоть что-нибудь.

И не смогла. Но было странным… находиться так близко к Джиму…

Нет, не странно. Ни капли.

На самом деле, она очень четко ощущала его тело, его вес, мужской запах. И это будило в ней что-то. Она не знала, что именно, но эти чувства были лучше гнева, вот уж точно.

***

В голове Джима включился мучительный показ слайдов.

Ну «показ» – не в смысле целая серия снимков. Всего два. Один – Сисси. Второй – его матери.

Одна была в ванной. Другая – в кухне фермерского дома. Обе были покрыты кровью, первая в ванной, вторая – на линолеуме.

Он не из эмоциональных парней. Никогда таким не был… точнее, с тринадцати лет.

Событие, породившее второй слайд – то есть когда он обнаружил мать на полу их кухни, полумертвой и обесчещенной – крепко запечатало его чувства. И он думал, что это навсегда… но, находясь здесь, переживая прошлое Сисси, чувствуя ужас и ярость от потери, наряду с бессилием, ведь он пытался и не смог спасти ее… это вскрыло сейф, прорвалось сквозь слои «никогда-больше», разбивая вдребезги возведенную им стену.

– Кого? – спросила Сисси.

Джим отстранился и потер влажное лицо руками. – Что?

– Ты произнес имя.

– Разве.

Она кивнула, не сводя с него глаз.

– Кем она была? – Когда он не ответил, Сисси положила мягкую ладонь на его щеку. – Кого ты потерял? К кому ты не успел вовремя, так же как ко мне?

– Дело не в моем прошлом…

– На самом далее, думаю, что именно в твоем. Я всегда верила, что события не случайны. Может мы оказались здесь… ради тебя. – Когда он начал качать головой, Сисси прервала его. – Я не нашла то, что искала. Я не чувствую себя лучше. Поэтому может… удастся помочь хотя бы тебе.

Джим нахмурился. На самом деле, смерть его матери была первым ужасом в его жизни, пусковым курком в его гонке к тому, кем он стал в спецподразделении. Если бы не то убийство, оказался бы он в итоге в другом месте?

Да, подумал он. Без него, он стал бы фермером на среднем западе, работал с землей.

Казалось абсолютно непривычным говорить об этом, но, по неясной причине, слова полились из него, и невозможно было остановить поток:

– Мы жили в сельской местности. Мы с мамой. Одни. На маленькой ферме среди больших плантаций. Поэтому когда те мужчины вломились в дом и… ранили ее… никто не слышал криков. Я вернулся домой и нашел ее на кухне, ей оставалось уже недолго. Так много крови, кровь была повсюду… Боже… – От удушья стало невозможно продолжать, но почему-то он должен был. – Она сказала мне бежать… прошептала. Они были наверху, собирали то немногое, что у нас было. Я хотел остаться с ней, но она заставила меня уехать. Я подбежал к грузовику… у меня не было прав, я был слишком мал, но уже умел водить. Я забрался внутрь и надавил на газ…. Помню, как смотрел в зеркало заднего вида на пыль, поднимавшуюся позади меня. Позже я вернулся. После того, как полиция со всем разобралась, я лично похоронил ее, выкопал яму на пастбище у горы. Кроме меня некому было оплакивать ее.

Сисси медленно выдохнула, будто эхо его боли прошлось и по ее груди.

– Не могу представить каково это – оказаться одному в мире, – сказала она. – Наверное, ты был одного возраста с Чилли… когда доставка газет – предел ответственности. Что ты сделал? Куда подался после…

– В армию.

– Они же не принимают в таком юном возрасте, разве нет?

Он не собирался рассказывать ей, что его завербовали в спецподразделение из-за того, как жестоко он расправился с убийцами его матери. Те убийства были настолько бесчеловечными, что попали в национальную прессу… но его так и не поймали.

Однако спецподразделение сложило два плюс два. И они пришли за ним.

Сисси откинула волосы назад. – Должно быть, несколько лет ты жил сам по себе?

– Нет, в итоге они меня приняли. – После того, как тщательно проверили его на социопатические наклонности… и обнаружили достаточно для обучения. А потом он прошел через «базовый тренинг», настолько зверский, что народ не просто сбегал, а валился без дыхания.

– У нас много общего, – пробормотала Сисси. – Ад приходит в разных обличиях, не правда ли?