Одержимость
Шрифт:
Пришёл. Не один. С Олей. И что теперь? Что он ей наплёл? Ведь эта лошадь меня точно узнала, лыбится. Счастливая, повисла на нем, как шарфик. Лёша усмехнулся и подмигнул мне, довольный собой. Значит, как всегда навешал Оле такие спагетти, что ни одна вилка не подцепит. Кобель.
Торжественная часть прошла феерично, если не считать, маленького инцидента, когда кольцо Алексея со звоном покатилось по мраморному полу к ногам Лёши. Гадская ирония, я почувствовала, как по телу прошла дрожь, когда мой …впору истерически смеяться…пасынок подал мне кольцо. Наши взгляды на секунду встретились, и я задохнулась, внутри все свернулось в узел, в комок нервов. Он улыбался, презрительно, цинично. Я отобрала кольцо, и церемония банально закончилась красивым поцелуем.
— Машенька, — я вздрогнула.
— Да, милый.
— Устала?
— Немного. Туфли жмут.
— Ничего, мы скоро уедем. Маш…я не хотел тебе говорить раньше, но так сложились обстоятельства и у меня нет особо выбора.
Я посмотрела в ласковые глаза моего мужа, провела ладонью по его щеке.
— Что случилось?
— Лёша…он поживёт у нас немного.
Охренеть. Мне только этого гадства не хватало.
— Я понимаю, что должен был предупредить. Просто наши отношения, Маш. Сложные они были очень и если это шанс сблизиться с сыном…
— Я понимаю, — постаралась ответить спокойно, обхватив шею Алексея и прижимаясь к нему в танце.
— Маш, это ненадолго, я думаю. Он вольётся в мой бизнес начнёт сам зарабатывать и съедет.
— Да, милый, я все понимаю. Я не против, знаю, как это важно для тебя.
Далеко за полночь, когда гости дошли до „полной кондиции“, как говорит Макар, я, до смерти уставшая, вышла на балкон, чтобы украдкой закурить, пока меня не снимают вездесущие журналисты. На душе было паршиво, мерзко и отвратительно. Периодически мне хотелось сбежать, скрыться с этого маскарада, особенно, когда встречалась взглядом с Лёшей, который не скрывал своего приподнятого настроения и явного желания раздражать меня своим присутствием.
Проклятая зажигалка, как назло закончился газ.
— А мой отец не возражает, что ты куришь? Или даже здесь тебе удалось убедить его в необходимости курения, как и женитьбы на тебе.
Я резко обернулась, мой пасынок прислонился к косяку двери и улыбался, глаза слегка затуманены — он пьян. Насколько? Черт его знает.
— Это не твоё дело.
— Верно, не моё.
Он вдруг чиркнул зажигалкой и поднёс к моей сигарете. Я затянулась и почувствовала лёгкое головокружение. Пару дней не курила, да и усталость сказывалась.
— Я ещё не поздравил мою любимую мачеху, — он ухмыльнулся и тоже закурил.
— Будем считать, что поздравил. Как Оля?
— Он облокотился на перила балкона посмотрел вниз.
— Ты хочешь спросить будет ли она молчать? Будет, конечно. Оля теперь окончательно убеждена что мы почти родственники и я приютил тебя, когда ты сбежала от родителей.
— Искусно, — похвалила я, — мои аплодисменты. Я бы не поверила в такой бред.
— Неужели? Я же верю в то дерьмо, что ты мне скормила, так почему ей не поверить в гораздо более правдоподобные вещи?
Я выбросила окурок с балкона и развернулась чтобы уйти, но он вдруг схватил меня за локоть и резко дёрнул к себе. Фата взметнулась, и прозрачная вуаль упала мне на лицо.
— Зачем ты это делаешь?
Я попыталась вырваться, но он сжал очень сильно.
— Что это?
— Все. Между нами могло быть иначе…
Моё сердце перестало биться на секунду, в горле пересохло и засаднило в груди. Только не сейчас. Пожалуйста, мне и так адски тяжело.
— Между нами ничего не было, Лёша, и не могло быть. Трахнулись один раз. Ради бога не делай из этого трагедию.
— Лжёшь.
Он развернул меня лицом к себе и придавил к стене.
— Ты хотела меня, я это чувствовал, я видел в твоих глазах.
— Отпусти меня.
Он стиснул челюсти.
— Отпусти и не говори со мной об этом. Все в прошлом, ничего не было. Я теперь жена твоего отца. Да, я увлеклась тобой, но это прошло очень быстро и ко мне пришли настоящие чувства.
Лёша сдавливал мою руку, чуть выше локтя, все сильнее, а я не чувствовала боли.
— Значит,
сегодня он будет тебя трахать до утра, а потом вы уедите в свадебное путешествие где он продолжит это милое занятие?— Да, именно так и будет. Отпусти меня. Иди к Оле. Забудь.
Он долго смотрел мне в глаза, и я сходила с ума, мне впервые было больно, я задыхалась, глаза пекло.
— А ты забудешь? Забудешь, как стонала подо мной? Забудешь, как целовала меня? Почему все так, маленькая? Что ты творишь? Посмотри на меня.
— Я забыла и тебе советую. Все, Хватит.
Я выдернула руку и подхватив тяжёлые юбки подвенечного платья выбежала с балкона. Отыскала туалет и заперлась там. Меня колотило, как в приступе лихорадки, как во время жара. От его прикосновения жгло руку. Я коснулась щеки и удивлённо посмотрела на пальцы — влажные. Я плачу.
„А ты забудешь? Почему все так, маленькая? Что ты творишь? "…Нет, не забуду, но я постараюсь. Очень сильно постараюсь. Черт…что ж мне так больно?
Муж поцеловал меня в губы и крепко прижал к себе, а потом вдруг повернулся к гостям:
— Мои дорогие, я хочу поблагодарить всех, кто пришёл и разделил с нами этот самый счастливый день в нашей жизни. Я хочу сказать, что я безумно счастлив, влюблён и у меня открылось второе дыхание, благодаря Машеньке. За что я тоже хочу ее поблагодарить. Прошу внимания! Сегодня мы улетаем в свадебное путешествие в Париж. Я, Маша и…мой любимый сын, который еще не знает об этой новости и несомненно может взять с собой свою прекрасную девушку Ольгу.
Я бросила взгляд на Лёшу, он усмехнулся и прижал к себе сияющую пышнотелую красавицу.
— Спасибо, отец. Это отличный подарок. Я с удовольствием его принимаю.
Ещё бы, чтобы действовать мне там на нервы, сводить с ума. Я выдавила жалкое подобие улыбки.
— Спасибо, любимый, — и поцеловала мужа в щеку, — это чудесный подарок.
На самом деле это было начало конца, начало той самой бездны в которую летели мы все…вчетвером.
15
Кукла. Израиль. 2009 г.
Я смотрела в темноту. Какой это по счету подвал за всю мою жизнь? Насилие, побои? Не счесть. Я привыкла. Я сочлась с этой ямой, проклятым болотом, как с родным.
Сколько жизней у меня ещё осталось? Как говорил Макар: "ты живучая сучка, выкрутишься, твои мозги просчитают наперёд десять выходов, десять способов. Вот и пользуйся. Чему я тебя учил? Безвыходных и неисправимых ситуаций не бывает. Неисправима только смерть"
Я прекрасно знала цену этим словам. Смерть уносит то, что нам дорого навсегда, оставляя лишь пепел воспоминаний и сожалений. На всю жизнь. Там в уголках моей темной души остался этот клочок воспоминаний, на самом дне, в некоем гроте, шкатулке без ключа, к которой я не прикасалась долгие годы. Запрещала прикасаться. Потому что больно. Невыносимо. Настолько, что терпеть невозможно. Боль делала меня уязвимой. Нет, не физическая, та проходит, не оставляя следа, разве что шрамы на коже, существует другая боль у которой нет конца и края, нет лекарства и нет способа избавиться от навязчивой пульсации обнажённой раны, а шрамы они остаются на сердце и их никто не видит, только моя обнажённая, скорченная, грешная душа. Когда-нибудь, когда все это закончится, и я стану свободной, открою эту шкатулку и потону в кровавых озёрах слез и воспоминаний, но не сейчас. Я поплачу. Потом. Позже. Поплачу о НЕМ, я задолжала ему чертовски много слез, океаны, задолжала сердце, душу. Я верну, любимый. Все верну, без остатка, когда смогу. Прости меня, я обязана быть сильной ради…Не важно. Не сейчас. Не думать. Только не об этом иначе тронусь мозгами. Но пальцы непроизвольно легли на обнажённое плечо и дотронулись до маленького шрама, погладили его и в глазах запекло. Да я срезала это воспоминание собственноручно, закусив между зубами край полотенца, в ванной, опасной вждбди бритвой семь тому назад. А она…она все равно осталось под кожей. Маленькая буква "Л". Она могла означать все что угодно, для меня она означала то время, когда моё сердце было живым, билось, дышало, плакало и любило. Недолго. Очень мало. Ничтожно мало.