Одержимый ею

Вою, всхлипываю, скулю, обвивая ногами его бёдра и подмахивая ему. Выгибаюсь, извиваюсь, ёрзаю.

Жар разрастается и поглощает меня, сжирает в яркой вспышке огненного голода…

Я исчезаю… разлетаюсь… чтобы воскреснуть.

Чтобы смотреть в любимые глаза, полные нежности, и прошептать:

— Люблю…

Он осторожно целует меня в уголок губ. Потом стягивает с себя свитер и бросает мне:

— Прикройся.

Надеваю, чуть прикрывая глаза, чтобы впитать его запах.

Меня подхватывают на руки и несут по коридору.

Мы вновь в его спальне. У двери ванной он опускает меня на пол и говорит:

— Потерпишь моё присутствие ещё и в душе?

Я киваю…

…и безумие продолжается под струями воды…

Мы наспех завтракаем, и снова отправляемся в библиотеку, но в этот раз — с ноутбуком.

И тут я понимаю на собственной шкуре, какими занудами бывают ботаники.

Валерий гоняет меня по стеллажам, требуя принести ему то ту, то другую книгу. Заставляет рыскать по фолиантам в поисках нужных цитат и тезисов.

Меня поощряют жаркими поцелуями, когда я быстро нахожу нужное, и наказывают лёгкими шлепками по попе, когда не понимаю, чего он хочет.

— Думай, Инга, думай, — ворчит Валерий, прибавляя: — И чему только в этих институтах учат?

В общем, к обеду у нас уже готова замечательная презентация — но не люблю я их делать, бывает такое. А эта — должна быть на высшем уровне. Именно такой и выходит.

— Спасибо, — восхищённо шепчу я.

Демонстрацию слайдов смотрю, сидя у Валерия на коленях.

— Я тобой так горжусь! Ты у меня такой умный!

Он светло улыбается:

— Запомни то, что сказала, — говорит он.

— Про умного? — удивляюсь я.

— Нет, про «у меня». Приручила чудовище, теперь ты за него в ответе.

Я нежно обнимаю его, трусь о щетину на щеке.

— Ты тоже, — говорю, — за меня. Потому что я только твоя и ничьей больше быть не хочу.

— Как насчёт того, чтобы переместиться в спальню и заказать какой-нибудь вредной еды?

— А как ты Клавдии Свиридовне в глаза смотреть будешь?

Он нагло ухмыляется:

— А я тебя пошлю. Ты ресничками похлопаешь. Вон, как на меня подействовало, — он кивает на ноутбук, где светится заставка моей презентации.

Я киваю — разве могу возражать?

Он собирает технику, вручает мне, а потом берёт всё своё добро, как заявляет, ухмыляясь, в охапку и тащит в спальню.

Здесь, удобно расположившись на широченной кровати, мы снова включаем компьютер, но совсем для других целей — мне нужно выбрать платье на открытие, а ещё нам — заказать еду и напитки.

И сегодня я чувствую себя так, как должна была чувствовать весь месяц — молодой женой, окружённой любовью и заботой.

И мне плевать, сколько продлится эта иллюзия и как потом она аукнется мне. Я решила жить здесь и сейчас, и наслаждаться каждым мгновением рядом с любимым.

Выбирая платье, мы немного ссоримся, но тут же гасим ссору поцелуями.

В результате приходим к соглашению, что мне подойдёт элегантное фиолетовое платье, с кружевным верхом, сидящее по фигуре и разлетающееся фалдами от колен.

Заказываем доставку наряда на завтра.

…так за хлопотами незаметно наступает вечер, и, сложив, наконец, ноутбук, я целую Валерия у щёку и собираюсь в свою маленькую комнату — завтра предстоит день, полный суеты и подготовки, хочется, как следует выспаться.

Только кто бы мне позволил.

— Куда собралась? — выдаёт Валерий, хватая меня за руку и притягивая к себе. — Отныне теперь ты спишь здесь.

— Это почему ещё? — возражаю я, а сама уже ерошу его волосы, глажу щетину на щеках, которая так ему идёт.

— Потому что я так хочу. На правах бандита, чудовища и победителя последнего боя.

Пытаюсь показательно фыркнуть и обидеться, но он утыкается лбом мне в живот и произносит, чуть задыхаясь:

— А ещё потому, что трудно спать, жить и дышать без своего сердца…

Ах, Чудовище, что ты делаешь со своей Белль? Зачем ты так сильно любишь её?

ВАЛЕРИЙ

Есть зрелище, коему трудно подобрать равное по красоте, — юная женщина в первых лучах утреннего солнца.

Она ещё сладко спит, утомлённая за ночь любовной игрой. Маленькая ладонь заведена под щёку, каштановые кудри рассыпаются по подушке, длинные ресницы чуть трепещут, а по щекам разливается нежный румянец, спорящий с самой зарёй.

Одеяло чуть сползло, открывая взору небольшую девичью грудь, на фарфоровой белизне которой сладкой ягодкой выделяется розоватый сосок.

Формы спящей красавицы совершенны — тонкая талия, округлые бёдра, упругие ягодицы, длинные стройные ножки…

Юная прелестница так хрупка и нежна, что хочется касаться её бережно, невесомо, осторожно, потому что, кажется, одним неловким движением можно сломать её…

Поздравляю, Пахом, хмыкаю, мало тебе было художеств, ещё и в поэты решил податься.

И что-то не припомнится, чтобы ночью ты думал о бережных прикосновениях, когда наматывал её волосы на кулак и вколачивался в неё на всю длину в бешеном ритме.

И не твои ли засосы, нежный ты наш, красуются на этой изящной шейке, поганя её белизну?

А синяки на бёдрах девушки — они тоже плод трепетного отношения?

Сволочь ты, Пахом.

Внутренний голос ехидничает, конечно, но вяло, беззлобно и сыто.

Потому что этой ночью всё было правильно — я брал то, что мне позволили, и давал то, чего от меня ждали.

Кто бы мог подумать, что тоненькая, как веточка, Белль окажется такой страстной, чувственной и ненасытной, теша тараканов своего Чудовища, любящего пожестче и без церемоний.

Секс с Ингой фееричен. Она дарит мне просто охуительные оргазмы. Такого фейерверка у меня давно не было. Потому что никогда прежде женщина подо мной не вызывала у меня такую бурю эмоций.

А Инга… То, как она стонет, как выгибается, как шепчет моё имя, как соблазнительно приоткрывает губы, как опускает ресницы — это просто эстетический экстаз.