Одержимый сводный брат
Шрифт:
И я не прогадываю, она бесится, что я защищаю Лину. При ней, когда Олесю жалеть даже не думаю.
— Невинную? — переспрашивает с нажимом. — Она сделала свой выбор. Она выбрала тебя, хотя изначально мы ожидали, что она увидит тебя, мы хотели её уберечь! Показать, какой ты! Но она же… Она не смогла даже тебя заснять, чтобы на тебя открыли дело! — пылко выдаёт стерва, а потом, будто опомнившись, берёт себя в руки, разглаживая невидимые складки на ногах. — На данный момент, твоя Эвелина лишь пожинает плоды своей же глупости. Никто даже и подумать не мог, что она решит защищать тебя.
Оказывается, актёр из меня
Хочется взять паузу и просто обмозговать это, но времени нет, уже вижу начавшую растекаться по губам стервы ухмылку, означающую ещё одну победу надо мной, которой не могу позволить насладиться.
— Где она? — пресекаю момент её ликования.
На этот раз без имён, провоцировать больше нет необходимости, напротив, пусть думает, что иду на все её условия.
Хотя я и так пойду, независимо от того, удастся мой план или нет.
— О, не так быстро, сначала ты должен сдаться с поличным. А потом, если тебе, конечно, дадут, позвонишь и поговоришь с ней. Хотя, не уверена, что это получится в ближайшее время. Ведь адвоката тебе вызывать будет не кому. Если Эдуард вообще захочет это делать, после того, как ты опозоришь его перед всеми его знакомыми. А ты думал, для кого эта вся вечеринка? — разводит Олеся руками с невероятным блеском ликования в глазах. Даже представить сложно, сколько раз она это прокручивала в своих мечтах: — Это всё для тебя, Егор.
И снова мне хочется усмехнуться. Наивная дура, столько времени пробыла с моим отцом, а так и не поняла, каким образом он действует. Кайманов Эдуард не прячется от проблем, он уничтожает их, хоть и угрожал мне миллион раз, что оставит гнить за решёткой. Мы оба знали, что это просто слова, позволяющие ему оставлять за собой последнее слово. Единственное, что здесь правда, адвоката мне придётся ждать, пока он не придёт в себя. А я понятия не имею, что ему подсыпала эта ненормальная и какие вообще будут последствия. И пусть это риск, но я нифига не готов идти на её условия.
Качаю головой.
— Не выйдет. Ты можешь вызывать полицию прямо сейчас, но я не произнесу ни единого слова, пока не удостоверюсь, что с Линой будет всё в порядке.
Вот тут то мы и приходим в тупик. Олеся злится, стискивает зубы, хотя и пытается выдать ухмылку.
— Как думаешь, громко ли будет кричать твоя принцесса, когда ей сломают, например, руку?
Сука, дыши, бл*ть, Кайманов… дыши.
Со всей дури стискиваю челюсть, чтобы заглушить животное рычание. Мне уже срать на какую-либо игру или выдержку. Пусть лучше видит, что ходит по острию ножа.
— Я уже говорил, что ни ты, ни твой братец не бессмертные, а раз мне всё равно светит тюрьма, то мне будет без разницы, за что сидеть. Хочешь проверить, насколько я отшибленный? Или же получить то, что хочешь, и наслаждаться своей победой? Тогда ищи компромисс.
Стерва суживает глаза, заостряя взгляд на моём лице. От её превосходящей ухмылки ни черта не осталось. Такого
в её план не входило. Даже альтернатив не было, поэтому ей приходится придумывать их прямо сейчас. И она точно знает, что я не шучу. Взглядом буквально транслирую, что сделаю с ними, если Лина хоть как-то пострадает.— Тебя всё равно выведут отсюда в наручниках, но ты уйдёшь с телефоном, а уже перед признанием позвонишь ей и убедишься, что с ней всё в порядке и её отпустили. И без фокусов, если ты после этого не наговоришь признаний хотя бы на пять лет, я лично позабочусь, чтобы она пострадала. Случайно не знаешь, какова ежедневная статистика наездов на пешеходов?
Пополнится на целых две единицы, стоит мне только добраться до первого личного разговора по телефону.
— Вызывай полицию, — говорю ей, но стоит ей только разблокировать телефон, добавляю: — А потом звони своему братцу и ставь на громкую связь, без заверения, что Лине ничего не сделали, не только я отсюда шага не сделаю, но и ты, когда я тебе сломаю обе ноги. Усекла?
Вот оно… наконец, я вижу, что её маска даёт трещину. Не дотягивает до игры стервы без тормозов, потому что боится, зная, что я как раз без тормозов. Она же потеряла привилегию быть в моих глазах девушкой, которых трогать нельзя, тогда, когда призналась о моей матери. И это она тоже знает.
Она тяжело сглатывает, прежде чем кому-то позвонить и сказать: «Можешь отправлять». Предполагаю, папочке. Потом, бросив на меня долгий, кричащий о сомнениях взгляд, наконец набирает брата.
— Где отец? — спрашиваю по быстрому, пока идёт соединение.
Она не отвечает, только скашивает взгляд в сторону туалета в его кабинете.
— Думаешь, так бы легко было попасть сюда?
Но ответа не успеваю ей дать. Ублюдок берёт трубку:
— Сработало? — слышится из динамика.
Олеся бросает на меня взгляд, понимая, что я, какой-то хищник, слежу за каждым её действием.
— Дим, немного изменились планы. Нужно будет отпустить Эвелину, после звонка…
И тут происходит то, что ни Олеся, ни уж точно я не ожидали.
— Что… — помехи. — Сука! Ст…й … Я…
Стук. Телефон очевидно падает. А потом я слышу то, что вскрывает грудную клетку. Лина кричит.
Она кричит, а меня… просто замыкает.
Олеся скидывает вызов и вскакивает на ноги ещё до того, как тьма перед моими глазами сменяется картинкой, и смотрит на меня безумно ужасающимся взглядом.
Потому что она уже знает, что я сделаю с ней. Мне хватает секунды, чтобы добраться до неё и припереть за горло к стене.
— Говори, где они!
Ее тело под моими руками дрожит, рот жадно пытается глотнуть воздух, который я даже не планирую пропускать. Похер, что ей уже говорить будет крайне сложно, я надавливаю ещё сильнее. Пусть, сука, пробивает слова через боль.
— Говори, пока я с тебя шкуру живьём не содрал!
Хрип, она плачет, слёзы капают прямо мне на запястье, но я надавливаю лишь сильнее, пока наконец не ощущаю под ладонью движение горла.
— Н..на т. террито…
Большего мне и не надо. Вмазываю кулаком прямо рядом с её лицом, что она вздрагивает и вся сжимается, начиная рыдать.
— Молись, сука, иначе живой тебе из этого дома уже не выбраться.
Глава 47. Лина