Одержимый

Ник тяжело опустился на стул и сделал большой глоток пива. Он уже собирался надеть пальто, как вдруг увидел Энн, пробиравшуюся к нему сквозь толпу. Он с облегчением вздохнул. Глядя на нее, Ник подумал, какое невероятное счастье свалилось на него, что такая прекрасная женщина с ним. А еще он подумал о том, что, если бы не определенные обстоятельства, они бы никогда не встретились.

— В чем дело? — спросила она с улыбкой. — Ты думал, что я ушла и оставила тебя одного?

Ник не ответил, только пододвинул к ней кружку с пивом. Она сделала глоток и сказала:

— Все в порядке, Ник. Не расстраивайся, пожалуйста. Честное слово, я не могла бы бросить здесь тебя одного! — Она засмеялась. — Ты — мой спаситель. — Оглянувшись на музыкантов, уже настроивших инструменты, она спросила: — Правда, они хороши, ты слушал их?

— Я не знаю, какие они, потому что никогда их не слышал. И пожалуйста, Энни, не начинай снова.

— Не начинать чего? — На лице Энн появилось выражение оскорбленной невинности.

— Ты позвонила мне и сказала, что мы должны поговорить. Мы встретились и... — Голос Ника заглушили звуки оркестра, игравшего «Оранжевый цветок». Музыканты и в самом деле играли хорошо, особенно девушка-скрипачка. И играли они так громко, что Ник представил себе, как они с Энн, перекрикивая музыку, обсуждают вопрос: действительно ли Джо Чикагский Резак. Им же придется орать во весь голос, чтобы расслышать друг друга. Парочке за соседним столиком наверняка будет очень интересно.

— Допивай свое пиво, — закричал он, — и поедем ко мне домой.

— Давай останемся еще ненадолго. Они так забавны. — Энн кивнула в сторону сцены.

— Если ты мне веришь по-настоящему, ты поедешь сейчас же... — Ник залпом допил пиво и поднялся.

— Сейчас. — Он прочитал ее ответ по губам. Она тоже допила пиво и встала. Ник помог ей надеть пальто.

По пути в Эванстон они молчали. Энн смотрела в окно, разговаривать не хотелось, а Ник полностью сосредоточился на дороге.

— Как у тебя хорошо, Ник, — говорила Энн, обходя его большую студию. Она, казалось, была приятно удивлена тем, насколько здесь все чисто и красиво. Грубо отесанная сосна и игра теней — от темно-бирюзовых до голубых — создавали ощущение первозданной свежести и одновременно строгой элегантности.

Ник включил торшер, стоявший в углу комнаты.

— Ну что, ты по-прежнему считаешь, что у меня дурной вкус? — Ник улыбнулся ей. — Садись, — продолжал он, указывая на кушетку. — Давай выпьем. Совсем немного «Молсона».

— Это было великолепно, — сказала Энн. Что угодно, лишь бы отложить разговор о Джо. Она откинулась на обтянутую хлопком кушетку и закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как Ник хозяйничает на кухне: звенит стаканами, вынимая их из буфета, открывает и закрывает дверцу холодильника, наливает пиво.

Энн открыла глаза, когда он сел рядом с ней и протянул ей стакан.

Они сделали по глотку. Ник наклонился и поцеловал Энн, дохнув на нее пивом.

Он поставил стакан на столик перед кушеткой.

— Итак, начнем разговор.

Энн покачала головой.

— Я не понимаю, зачем нам говорить об этом.

— Должна понять. Прямо сейчас. Я знаю, тебе нелегко признать, что Джо — давай посмотрим правде в глаза — нездоров. В его дневнике каждая строка указывает на это. Те дневники, которые он писал в юношеские годы, значительно отличаются от теперешних. И ты и я читали их. В течение многих лет он казался совершенно нормальным. То, что случилось с ним в детстве, — ужасно, и даже те, давние записи, напоминают бред сумасшедшего.

— Он — не сумасшедший.

— Энни, ты же не станешь отрицать, что в последние несколько лет записи в дневниках становились все более безумными. Психиатр мог бы это определить, прочитав всего несколько страниц.

— Может быть, это художественное произведение. Ты же знаешь, что он писатель.

— Ты помнишь, что он писал о своей сестре?

— О Марго?

— Неужели ты думаешь, что это художественное произведение? — Он не дал ей возможности ответить. — Я знаю, что ты так не думаешь. Ты же не можешь отрицать очевидного.

Она не отрываясь смотрела в пол.

— Ладно, допустим, он написал несколько глупостей. Но это мелочи. Это еще не повод подозревать его в убийстве. Может быть, он просто нуждается в чьей-то помощи.

— А как насчет прошлой ночи, когда он, сидя под лестницей, пел тебе в домофон?

Энн передернуло, внезапно она почувствовала озноб. Она начала было что-то говорить, но замолчала.

— Неужели ты тогда не испугалась? Неужели и сейчас тебе не страшно? Разве его голос тогда был похож на голос здорового человека?

После короткого молчания она сказала:

— Ты прав. Но это еще не значит, что он мог бы причинить вред мне или кому-нибудь еще.

— Ну а как насчет скальпеля в ванной? Ты говорила, что на нем была запекшаяся кровь.

— Ну и что? Может быть, он порезался. Он мне сказал об этом.

— Ты же сама говорила, что из царапины на пальце не могло вытечь так много крови. — Ник немного помолчал. — Вспомни, что было потом, когда ты вернулась: скальпель исчез из мусорной корзины. Он вытащил его оттуда и куда-то спрятал.

— Я не знаю этого! — Энн не сдержала крика и закрыла рот рукой. Затем заговорила более спокойно: — Может быть, он просто увидел скальпель в мусорной корзине и не захотел его выбрасывать.

— Тогда зачем же его прятать? Почему не положить обратно на раковину, где он раньше находился?

— Ты помнишь все, до мельчайших деталей, да?

— Это моя профессия. Я еще помню твой рассказ о том, что он сильно нервничал, когда ты спросила его о скальпеле.

Энн задумчиво разглядывала деревянный пол.

— Неужели ты не понимаешь, Энни? Ведь во всех сообщениях об убийствах говорится, что Резак наносит раны исключительно острым инструментом, похожим на бритву. Скальпель в точности соответствует этому описанию.

— Это могло быть лезвие бритвы. А если даже и скальпель, то почему он обязательно принадлежит Джо?

— Ты себя успокаиваешь, — произнес Ник. — Все равно я прав.

Энн услышала, как захлопнулась дверь ванной. Она закрыла лицо руками, пытаясь отогнать угнетающие ее мысли. Она не хотела слышать того, что говорил Ник, но была вынуждена все это выслушать.

Вернувшись, Ник улыбнулся ей.

— Я не хочу причинить тебе боли. — Он сел рядом и крепко обнял ее за плечи. — А если и делаю больно, то лишь потому, что беспокоюсь о тебе.

— Я знаю это. — Она поглядела в его светло-серые глаза и протянула ему свой стакан. — Налей, что ли, еще.

Вернувшись с наполненными стаканами, Ник сказал:

— Я думаю, тот факт, что он скрылся, не говорит в его пользу. Почему он прячется? Жил бы и жил в мотеле АМХ.

— Может быть, у него нет денег?