Одесситки

— Где ключ, Володька? Стёкла неохота выбивать.

— Мамка с собой на работу уносит.

— Доносится, жидовка пархатая, — ухмыльнулся неизвестный фраер.

Вовчик взял ножик со стола.

— Да брось, Вовчик, мы ж так, по-дружески, ты же свой, — ухмыляясь, Серега тихо отошёл к двери.

— Сегодня гулять будем, ты как, с нами пойдёшь?

— Ему мамка не разрешает, — оскалился неизвестный, блеснув металлической фиксой.

— Пошли отсюда, шо с того молокососа взять? — И плюнул в пустую сковородку. — Должок после нового года отдашь, маланец сраный.

Вовчик закрыл за приятелями входную дверь, потом дверь в комнату. Бросился на диван и горько разрыдался. Опять позвонили один раз, в надежде Вовчик подождал второго или, ещё лучше, трех звонков к соседям с Греческой.

Звонок был один, настойчивый, несколько раз повторился. Нет меня дома, пусть уматывают гады. Уткнув лицо в подушку, мальчишка продолжал плакать. В дверь комнаты постучали, он услышал голос соседки: «Дома он, где ж ему ещё быть. Стучите громче, спит, небось». Пришлось открыть. На пороге стояли Ленка с Ниночкой. Девчушки, в одинаковых белых пуховых шапочках, с розовыми от мороза щёчками и блестящими глазками, удивлённо уставились на Вовчика.

— Ты что плачешь?

— Нет, я спал.

— Ну и соня, всё проспишь, пошли с нами на Соборку. Там такая красивая ёлка, со двора все идут, одевайся, пошли.

— Мне мама не разрешает.

— А то ты её слушаешь, целыми днями по базарам и хаверам таскаешься, а сейчас, когда тебя люди приглашают... Пошли, Нинка, отсюда, пусть валяется.

— Ладно, счас умоюсь, пойдём.

— Другое дело, там Катька с Минькой дожидаются. Минька копилку на праздник разбил, обещал всех угостить. У тебя деньги есть?

— Нету.

— Рассказывай сказки кому-то другому. Тетка с мамкой тебе к празднику ничего не подкинули? — Ленка подошла к буфету, пыталась разглядеть сквозь толстые стёкла, но ничего не было видно. — Жмот ты, Вовчик, каких свет не видывал. Ладно, сегодня Минька всех угощает, я, между прочим, о тебе забочусь, так что цени. А этот твой Серёга где учится? Сколько ему лет?

— А тебе зачем?

— Да так просто поинтересовалась, дружок твой новенький на бандюка смахивает, смотри, дотаскаешься.

— Ни с кем я не таскаюсь, в больнице познакомились.

— Завтра в школе утренник, бабка Нинку поведёт, и ты приходи с ними. Дед Мороз, концерт, я тоже выступать буду, всем подарки дадут. Придёшь?

— Ладно.

Дети вышли на улицу, компания собралась большая, лёгкий морозец щипал лица. За ночь всё припорошило снежком, он искрился на солнце и поскрипывал под ногами. С криками, визгами, скользя по накатанным узким полоскам льда, ребята понеслись в центр. Перебежав Дерибасовскую с её трамваями и машинами, снующими во все стороны, они очутились на Соборке. Самой площади, как и храма, давно не было, просто сквер с деревьями и скамейками для отдыха. В летнем фонтане красовалась громадная ёлка, обвешенная разноцветными лампочками, картонными флажками и хлопушками. Всё сверкало и искрилось, обсыпанное, как в сказке, белым снегом. Перед ёлкой вырезанные из толстой фанеры стояли дед Мороз и Снегурочка в санях. Громко играла музыка, люди толкались, всем хотелось увидеть эту красоту. Вовчик, забыв обо всём на свете, с Минькой пробрались в самый первый ряд и считали, сколько елок привязано к деревянным рейкам, но точно высчитать им так и не удалось.

Дорожки раскатали в сплошной каток. Самое интересное и захватывающее зрелище было, когда цепь скользящих друг за другом детей и взрослых падала и все остальные на них заваливались, образуя кучу-малу. Мамаши и бабки, ругаясь, старались перебраться поближе к памятнику Воронцову, к спасительным скамейкам, отряхивались от снега и в восторге рассказывали, как и они летели от этих скаженных. Ну, хай набесятся, снег пушистый, не побьются, по всем статьям Новый год выдался. Каникулы! Но скоро катание надоело, и вся компания рванула дальше смотреть елки. Но больше ёлок они не нашли — ни у цирка, ни у оперного театра. Зато Минька купил 150 граммов барбарисок и всех угостил прямо в Пассаже, где они решили погреться, вытрусить снег из валенок. Заглянули в окно столовой, откуда доносился стойкий запах булочек и кофе.

— А мы с Нинкой здесь были! Нас папа водил и в цирк уже билеты купил, там новогоднее представление с подарками.

— Ты Нинке лучше сопли вытри, только хвастаться и умеешь.

— Вовчик, пошли на море смотреть, оно, наверное, замёрзло, — и компания понеслась на Приморский бульвар. Море не замерзло. Вода казалась тяжелой массой почти чёрного цвета, над которой стелился легкий туман, напоминающий скорее дымку. В лицо бил колючий ветерок, в глазах моментально появились слёзы.

— Ребята, двинули отсюда, — заныла моментально Ленка, — Ниночка простудится.

— Нинка, тебе холодно?

— Нека!

— Иди ко мне на ручки! — Минька, как взрослый, усалил девочку к себе на правую руку. — Смотри, Ниночка, туман скрыл от нас тот берег, там Пересыпь и Лузановка.

Туман на глазах пожирал акваторию порта, и страшно и глухо постанывал ревун. Портовые краны и вагоны отсюда казались игрушечными, а громадный пароход каким-то дивным пришельцем.

— Море тёплое, видишь, льда нет, ни на молу, ни на канатах, только грязный снег. — Минька похлопан Вовчика по плечу. — Сейчас солнце весь туман сожрёт, и рейд откроется. Слышь, как стонет жутко, в такую погоду все крушения и бывают. Я, Вовчик, как и батя, в мореходку пойду. А ты?

— Я тоже, — соврал Вовчик, — только после школы.

Хорошее настроение моментально улетучилось, тётка с мамкой шептались, он всё слышал, не возьмут его в мореходку. Если бы батя погиб, это одно, а так неизвестно куда делся, придерутся. Мамка не сомневается, что папка жизнь свою за Родину отдал, только не поверят, никто не знает, где и когда. Хорошо Миньке, на его отца похоронка пришла, пенсию получают.

— Зачем после школы? — не унимался Минька. — Нас с тобой и сейчас зачислят на полный кошт. Твой батя где погиб? Что, правда, не знаешь? А в каком году? Ты Дорку спроси, она все должна знать по письмам. А мой до самого Берлина дошёл, дал этим фрицам жару. Вот только не уберёгся.

Минька тоскливо посмотрел в сторону моря:

— Гляди вон туда, контуры парохода на рейде видишь? Если со зрением у тебя слабо, тогда не возьмут точно. Глаза тренировать надо, я раньше тоже ничего не видел, а теперь вижу. Ух, ты, сколько маленьких корабликов у Ланжерона.

Но Вовчик ничего не различал, глаза застилали предательские слёзы.

— Ниночка, беги к Ленке, мы вас сейчас догоним.

— Нолик Фраер тоже решил в мореходку поступать, — подтягивая штаны, продолжал Минька.

— Не пойдёт твой Фраер ни в какую мореходку. Нольке мамаша скрипку купила, он в музыканты пойдёт.

— Какая скрипка? Да он в мореходку сбежит, сам мне по секрету сказал.

— А вот и не сбежит, его мамаша к кровати вместе со скрипочкой привязывает, он целыми днями пиликает, соседям спасу нет от этих симфоний. Скорее бы его в ту школу определили, я недавно мимо проходил — ужас, все пиликают, один громче другого, как в сумасшедшем доме.

— Какую школу? Что ты выдумываешь?

— Я? Выдумываю? Здрасти, я ваша тётя! Бежим, я тебе покажу. Сам видел, как его мамаша на аркане тянула до этой самой школы.