Один день без Сталина. Москва в октябре 41-го года

В учреждениях отделы кадров жгли ведомственные архивы, уничтожали личные документы сотрудников и телефонные справочники. Самые главные архивы — ЦК партии и Совнаркома, Комитета обороны, Исполкома Коминтерна, Наркомата внутренних дел — в соответствии с решением политбюро — вывезли в Уфу еще в июле.

Секретарь московского горкома партии по химии и металлургии Иван Михайлович Колотыркин признавал:

— Одной из главных причин создавшейся обстановки — имею в виду нервозность отдельных граждан — считаю массовую и очень быструю эвакуацию промышленности, центральных учреждений. В какой спешке сжигали документы! Черный дым, листы обгоревшей бумаги… Все это, вместе взятое, создавало у определенного круга нервозность.

Иван Колотыркин был секретарем горкома по оборонной промышленности. Но 24 сентября в городском партаппарате образовали отдел химической и металлургической промышленности, выделив его из отдела военной промышленности, и ввели должность секретаря МГК по химии и металлургии. Он отвечал, в частности, за производство боеприпасов на столичных заводах…

«На улице холодно, ветрено, мокрые хлопья снега, пронизывающая сырость, — записывал очевидец. — Что-то сжигают, да так спешно, что полуобгоревшие листы бумаги вылетают из труб, лежат на асфальте… Решили уничтожить все бумаги, относящиеся к электричеству. И все служащие старательно жгли и рвали карточки абонентов. В Москве 940 тысяч счетчиков, на каждый имеется несколько картонных карточек с указанием сумм, подлежащих уплате, фамилии и адреса.

Если бы эти документы и достались немцам, они им ничего не сказали бы секретного! Но все же это все разорвано, причем у рвавших руки были в мозолях, а собрать потом плату за сентябрь, октябрь и начало ноября оказалось невозможно, так как неизвестны показания счетчиков, записанные в последний раз и уничтоженные».

Самое поразительное состоит в том, что в этой суматохе потеряли действительно секретные документы, которые никак не должны были попасть в руки врага.

9 октября секретариат московского горкома постановил:

«Обязать райкомы ВКП(б) немедленно принять меры к приведению всего партийного хозяйства райкомов партии и первичных партийных организаций в должный порядок.

Предложить секретарям первичных парторганизаций составить опись на имеющиеся у них партийные документы и подготовить их к сдаче на хранение в райкомы ВКП(б)».

Секретариат горкома и обкома партии распорядился 9 октября вывезти из Москвы важнейшие документы:

«Обязать заведующего оргинструкторским отделом МК ВКП(б) тов. Сорокина, заведующего облпартархивом тов. Севастьянова и управляющего делами МК и МГК ВКП(б) тов. Антипова организовать за пределы гор. Москвы и области эвакуацию документов Московского областного, Московского городского комитетов ВКП(б), горкомов и райкомов ВКП(б).

Эвакуации подлежат все учетные карточки членов и кандидатов в члены ВКП(б), книги регистрации учетных карточек, книги учета и выдачи партийных билетов и кандидатских карточек, протоколы заседаний бюро, пленумов горкомов, райкомов, МК и МГК ВКП(б), протоколы районных партийных собраний и собраний партактива, документы секретной переписки и учетные карточки членов ВЛКСМ.

Эвакуацию закончить до 12 октября с. г.

Поручить начальнику УНКВД Московской области тов. Журавлеву обеспечить вооруженную охрану эвакуируемых партийных активов и партийных документов как в пути следования, так и на месте их размещения».

Отдельное постановление было посвящено личным делам руководящих работников:

«О личных делах на номенклатурных работников в отделах кадров МК, МГК ВКП(б), горкомах и райкомах области и гор. Москвы»:

«1. Поручить тов. Троицкому личные дела отделов кадров МК и МГК ВКП(б) эвакуировать.

Для продолжения нормальной работы отделов кадров оставить из каждого личного дела справку.

2. Личные дела, находящиеся в горкомах и райкомах области и города, подлежат уничтожению по распоряжению первого секретаря горкома-райкома».

Остальные документы партийного архива — сжечь.

И что же? Некоторые сотрудники обкома и горкома партии первыми благополучно покинули столицу. 17 октября вечером они были уже в полной безопасности, в Горьком. Свой личный багаж они прихватили с собой, а казенный потеряли.

На следующий день, 18 октября, заместитель наркома внутренних дел Иван Серов доложил Лаврентию Берии: «Сегодня, в 15 часов, при обходе туннеля Курского вокзала работниками железнодорожного отдела милиции было обнаружено тринадцать мест бесхозяйственного багажа. При вскрытии багажа оказалось, что там находятся секретные пакеты МК ВКП(б), партийные документы: партбилеты и учетные карточки, личные карточки на руководящих работников МК, МГК, облисполкома и областного управления НКВД, а также на секретарей райкомов города Москвы и Московской области».

Иначе говоря, перепуганные насмерть сотрудники московского партаппарата, спасая свою шкуру, бросили на Курском вокзале самые секретные материалы. Если бы немцы вошли в город и эти ящики попали в руки гестапо, все оставшиеся в городе видные члены партии были бы обречены на уничтожение.

В тот же день, 18 октября, начальник московской милиции Виктор Николаевич Романченко доложил заместителю наркома Серову: «Распоряжением Московского комитета ВКП(б) и Московского Совета о расчете рабочих предприятий, кои подлежат уничтожению, и об эвакуации партийного актива жизнь города Москвы в настоящее время дезорганизована… Районные комитеты партии и райсоветы растерялись и фактически самоустранились от управления районом… Считаю необходимым предложить горкому партии временно прекратить эвакуацию партийного актива».

Чекисты не без злорадства сообщали, что партийные чиновники драпанули и бросили город на произвол судьбы. Аппаратчики же считали, что чекисты к ним несправедливы. Московские руководители валили вину друг на друга.

Александр Щербаков говорил на партактиве:

— Мы отстранили от работы секретаря Москворецкого райкома Твердовского. Это типичный пример того, как человек растерялся, в первый день растерялся. Как только началась война, у него морда дергается, губы дрожат, распустился. Придет в аппарат, посмотрят на него, от одного вида тошно станет. Мы ждать не стали, вышибли, потому что загубит такой, один вид людей в уныние приводит. Раскис, никакой это не руководитель. Еще одного секретаря заменили — Ходорова. Нельзя сказать, что он растерялся или что-нибудь в этом духе, но повел себя недостойно. Во время бомбежки с какими-то девчонками путались, занимались совсем не теми делами, какими надо заниматься в военное время.

Выступая 29 сентября с докладом «О состоянии партийно-политической работы в Московской организации ВКП(б)», Щербаков вновь вернулся к этой теме:

— Я должен сказать, что нытики и паникеры оказались кое-где и среди партийных руководителей. Бывший секретарь Москворецкого райкома Твердовский вместо того, чтобы мобилизовывать коммунистов, начал разлагать партийные организации. Трусам и паникерам не место в наших рядах, тем более нет и не может быть им места среди руководителей. Для большевика трудности не страшны. Большевики могут преодолевать любые трудности…

Вот эта пустая трескотня поразительно контрастировала с реальным поведением партийных начальников. Понятно, когда город, боясь немцев, покидали люди в возрасте, женщины с детьми. Но руководители города могли и обязаны были оборонять Москву.

Второй секретарь горкома партии Георгий Попов возложил вину на своего прямого руководителя — Александра Щербакова:

«Я поехал в московский комитет партии. Там было безлюдно. Навстречу мне шла в слезах буфетчица Оля, которая обычно приносила нам чай с бутербродами. Я спросил ее, где люди. Она ответила, что все уехали.