Один шаг

Потом я пытался разжечь костер. Парень в ушанке нахально хохотал (наверное, он все еще злился за девчонку), глядя, как у меня гасли спичка за спичкой, а затем гасло пламя — ветер подхватывал его и швырял в тундру, и шипящая ветка падала в мокрый, ядовито зеленый мох.

— Ни черта ты не умеешь, однако, — сказал парень, насладившись моей беспомощностью.

Я хотел было его стукнуть по бесстыжей роже, но вовремя сдержался: самолет еще не улетел, и меня могли отправить на Большую землю, если б я его ударил.

— Меня зовут Роман, — сообщил парень в ушанке, как будто меня очень интересовало его имя. Когда-то я знал одного Романа, и мы его звали Ромом, иногда Гавайским, когда хотели чем-нибудь досадить парню. Я решил, что этого Романа тоже стоит прозвать Ромом, хотя он мне ровным счетом ничего не сделал.

Ром выкопал маленькую ямку, загородил ее от ветра собственной телогрейкой, наломал коротенькие палочки, с огрызок карандаша длиной, и поднес к ним спичку. Огонь весело побежал, а Ром все клал и клал на него другие веточки, подлиннее.

— Вот так разжигают костер в ветер, — сказал он с обидным превосходством в голосе.

— Ничего, во второй раз у Бориса получится лучше, — ответил за меня шеф.

Мне обязательно надо научиться разжигать костер на ветру в мокрой тундре и ровно дышать, не задыхаясь от того, что переломил о колено тщедушный стволик березки, и еще очень многому надо научиться, если я хочу добиться цели, ради которой очутился в этом месте.

Наконец самолет затарахтел, повернулся задом и помчался по воде, как овчарка за беглецом. Он и выл, как овчарка, опустив хвост и подняв кверху морду.

— Отойди, окатит! — крикнула Галя и, беспричинно смеясь (интересно, что будет смешного, если я вымокну!), схватила меня за руку и оттащила в безопасное место.

Она была вообще какая-то психованная, эта Галка: лезла ко мне со своими заботами и задавала глупые вопросы — не устал ли я и как мне здесь понравилось? Может быть, этим она хотела досадить Роману в ушанке? Меня подмывало крикнуть парню, что он дурак, если ревнует меня к девчонке, но вместо этого я упрямо молчал и вызывающе поглядывал на Романа.

— Ну-с, милостивые государи, — дядька с бородой смачно потер руки, как в пьесах из интеллигентной жизни, — что мы будем варить на ужин?

— Кандидат наук Филипп Сергеевич, главный геолог экспедиции, — шепнула Галя, показывая на бородатого. — Сила.

— Очень хочется пить, — сказал в пространство шеф, рассматривая отпечатанную на синьке карту.

Я понял намек и взял черный, закопченный чайник, литров на пять.

— Пойдем, я покажу, где берут воду, — сказала Галка.

— Ее берут в озере, — заявил Ром, не отрывая от земли мутного взгляда.

— Надо знать, в каком именно месте, — уточнила Галка.

— В любом, — сказал Ром.

— Нет, не в любом. Я знаю место, где она вкуснее.

Напевая, Галка побежала к берегу, а я поплелся за ней, как паж при дворе короля Людовика Четырнадцатого.

— Они хорошие, — сказала Галка.

— Может быть, — равнодушно ответил я.

Вместе с Галкой я зашел в озеро подальше от берега и набрал воды.

— Заварка и продукты у нас хранятся в погребке. Давай покажу.

Через час все ели сладковатую лапшу и тянули из эмалированных кружек кирпичный чай цвета неразбавленного дегтя.

Я не заметил, как бородач вынул из кармана губную гармошку и, усевшись на опрокинутое ведро, заиграл какую-то незнакомую песенку. Ветер и комары подпевали ему. И был багровый закат, и солнце было цвета начищенной пуговицы. А бородатый Филипп Сергеевич сидел на опрокинутом ведре и, закрыв глаза, играл на губной гармошке. Если к нему присмотреться, был он совсем не стар, это старила его волосяная лопата, которая подметала где-то в районе ключиц, когда он вертел головой, отмахиваясь от гнуса.

— Завтра утром отправимся в очередной маршрут, — объявил мне шеф. — Вы умеете ходить по тундре?

Я ответил, что ноги у меня пока в норме, но шеф сказал, что ноги тут ни при чем, а важно сердце, поэтому он и спрашивал у меня про сердце, а не про ноги. Я опять соврал, что мотор в порядке, а шеф сказал, что все равно мне придется немного попотеть, пока я не акклиматизируюсь и не привыкну.

Потом все четверо спорили на своем геологическом языке, но я ничего толком не понял, разве только, что они ищут нефть, но об этом я слышал еще от второго пилота в воздухе. Вообще мне здорово повезло, что в справке, которую я давал шефу, не было написано, что я какой-либо там техник-геолог или, скажем, коллектор, а всего лишь разнорабочий, который имеет полное право ничего не уметь делать.

После разных событий, навалившихся на меня за последние дни, дьявольски хотелось спать. Я уже основательно клевал носом, а они все говорили о песках и глинах с мудреными названиями, пока шеф не сообразил, что отбой был давным-давно и пора залазить на нары.

— Интересно, товарищи, как мы разместимся, — сказал он соображая. — Я совсем упустил из виду, что нас теперь пятеро.

Палаток было две, и обе совсем маленькие, к тому же в одной стояла рация, потому что туда вел провод от антенны.

— Вам придется кого-то из нас взять к себе, — сказал шеф Галке.

— Я могу взять Бориса, — ответила Галка, глядя в упор на Рома.

— Этого еще не хватало! — закипел Ром, и его лицо покрылось пятнами. — Битый месяц мы теснились втроем…

— Тогда разыграем. По-морскому, — сказала Галка. — Ты умеешь по-морскому? — Это она спросила у меня.

Я кивнул.

— Тогда начали… Счет с меня… Три!

Пятеро человек рывком подняли руки. Я показал три пальца, Галка — два, Ром и шеф выбросили по пятерне, бородатый Филипп Сергеевич поднял обе руки с растопыренными веером пальцами. Правого мизинца у него не было, но он крикнул задиристым тенором:

— Мизинец считать!

— Двадцать пять, — сказал Ром мрачно. Он уже сообразил, на кого упадет последняя цифра.

Она упала на меня, и это мне совсем не понравилось, потому что я приехал сюда не для того, чтобы волочиться за девчонками, а тем более отбивать их у мрачных типов. Но результат морского розыгрыша не обжалуют, как и приговор верховного суда, а только подают просьбу о помиловании. Ром не подал такой просьбы и лишь метнул в меня косой взгляд.