Одиннадцать часов на трупе
Шрифт:
Клюнет ли Череп на эту приманку? Он клюнул:
– Извините, но, если вы не возражаете, я бы предпочел пойти вместе с вами. Это на тот случай, если в другой комнате у вас стоит телефон, по которому можно кое-кого вызвать, кто бы поджидал меня на выходе.
Гастон едва сумел сдержать вздох облегчения.
– Следуйте тогда за мной, но только тихо, на втором этаже все спят.
Вместе с замолчавшим и идущим за ним по пятам Черепом он прошел в вестибюль, удовлетворенно отметив в зеркале безразличное выражение своего лица, и поднялся по лестнице.
Прошествовав на цыпочках мимо комнаты Франсуазы,
Гастон прошептал:
– Садитесь.
__ Спасибо, - так же шепотом отозвался Череп.
Он устроился на кровати, и Гастон с ненавистью взглянул на этого типа, который хотел разом уничтожить всю его жизнь порядочного человека и принести несчастье в тесно спаянную семью. Гастона ждала тюрьма. Франсуаза с горя умрет. Фредди так и не поступит в "Большие школы". Ни в чем не повинная, несчастная Эвелин не выйдет замуж... О Череп! Как же я тебя ненавижу! Пусть твоя черная душа навеки корчится в аду!
– Ну, - процедил Череп, - так будут сегодня эти шесть миллионов?
– Секундочку, - засуетился Гастон.
– Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– Нет, спасибо, я плохо переношу мышьяк. Предупреждаю, вот-вот начну кричать.
– Ни в коем случае, ни в коем случае... видите ли, моя жена очень впечатлительна, дочь спит чутко, а сын готовится к экзаменам... Я мигом все сейчас устрою.
Все, время для переговоров миновало, наступил час решительных действий. Больше ни о чем не раздумывая, Га-стон подошел к камину и обеими руками ухватился за часы с маятником эпохи Людовика XV: правой - за статуэтку Амура, левой - Разума. Повернувшись к визитеру, он с придыханием попросил:
– Помогите, деньги спрятаны за часами.
Ничего не подозревавший Череп приблизился - идеальная цель. Дождавшись, когда тот оказался в пределах досягаемости, Гастон с силой обрушил часы на его голову. А те именно в этот момент решили прозвонить одиннадцать раз.
Циферблат припечатался к голове Черепа с легким сухим треском, напоминавшим удар молотком по ореховой скорлупе.
"Дзинь-дзинь-дзинь", - звонили часы эпохи Людовика XV.
"Крак", - хрустнул череп.
"Дзинь-дзинь-дзинь", - заливались часы.
Осев на пол, Череп конвульсивно дернулся и затих.
"Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь", - завершили часы.
Гастон с облегчением в душе водворил произведение искусства на камин и участливо склонился к нему. Пострадал Циферблат, обезображенный трещиной. Стрелки от недюжинной силы удара буквально вдавились в эмаль.
Гастон поцокал языком: "Скверно. Нелегко будет заменить такой циферблат".
В дверь постучали. Он узнал голос жены.
– Гастон, что случилось? Какой-то шум... Он ринулся к двери, прижался к ней спиной, одновременно откликаясь:
– Ничего, ничего, моя дорогая. Это часы едва не свалились, но я вовремя успел подхватить их.
Задергалась дверная ручка. Франсуаза желала оценить величину понесенного ущерба. Гастон молниеносно повернул ключ в замке, громко воскликнув:
– Минуточку, я надену халат.
Франсуаза ни в коем случае не должна видеть труп Черепа. Его следовало спрятать, и немедленно. Он оглядел кровать в стиле эпохи Людовика XV
на высоких ножках - под ней ничего не скроешь. Взгляд остановился на двери, соединявшей его комнату со спальней жены. Он тут же открыл её, схватил Черепа за ноги и выволок его туда. Теперь - быстро закрыть эту и открыть входную дверь. Вошла обеспокоенная Франсуаза:– Ты наверняка ушибся. Я уверена, что это так, и ты не хочешь мне говорить об этом!
– Да нет, уверяю тебя.
– Но ведь часы упали тебе на ногу!
– Да нет же.
Он был вынужден продемонстрировать добротное состояние своих ног. Успокоившись в отношении мужа, Франсуаза переключилась на часы:
– О! Разбит циферблат. Какая жалость! И стрелки! Теперь часы ходить не будут! Как же ты будешь просыпаться по утрам? Хочешь, я отдам тебе свой будильник?
– Не надо, моя дорогая, благодарю тебя.
– Ну хорошо. Какой же ты неуклюжий. И как это тебя угораздило?
Гастон с тревогой увидел, как его жена направилась к двери, соединявшей их спальни, и взялась за ручку. Он выпалил:
– Я всего лишь хотел их завести. Кстати, иди-ка сюда, посмотри, как это получилось.
Она вслед за мужем подошла к камину. Он взялся за часы и наклонил их на себя.
– Видишь? Я хотел достать из кармана ключ, сделал неловкое движение, и они шлепнулись. К счастью...
Франсуазе этого было достаточно. Она уже снова очутилась у входа в свою спальню, где покоился Череп. Замешкавшись с часами, Гастон потерял драгоценную секунду, и Франсуаза, воспользовавшись ею, уже приоткрывала дверь. Он рванулся к ней:
– Неужели ты не поцелуешь меня на ночь? Жена отпустила ручку двери, и он, сжимая супругу в объятиях, подтолкнул её к выходу в коридор. Вдруг она с любопытством спросила:
– А что стало с тем молодым человеком?
– С каким ещё молодым человеком?
Он уже давно воспринимал своего врага только как Череп и с удивлением обнаружил, что определение жены тоже к нему подходило.
– Ах, тот!
– Да, такой лысый молодой человек, с которым ты остался беседовать в столовой. Он что, ушел?
– Да-да, - не без удовольствия подтвердил Гастон.
– Он действительно покинул нас.
– А что ему было надо?
– Да как тебе сказать... Это коллега, торговец шляпами
из Лиона. Он просто нанес мне дружеский визит. Хотел, чтобы я вошел с ним в долю.
– Да?
– удивилась Франсуаза.
– А я думала, что он учитель пения.
– Да, и это тоже. Понимаешь, он из лионского хора, это у него хобби такое!
– До чего симпатичный молодой человек, тебе следовало бы пригласить его к нам как-нибудь на днях отобедать!
Уже десять минут нервы шляпника тянуло и дергало во все стороны, но он мужественно этому сопротивлялся. Совладав наконец с собой, он ласково подтолкнул жену к двери в коридор, заверяя ее:
– Ну конечно, как только увижу его опять, непременно передам твое приглашение. Спокойной ночи.
– Тебе тоже, дорогой.
Он захлопнул дверь номер один, ринулся к двери номер два, мгновенно открыл её, схватил под руки Черепа и в каком-то сверхчеловеческом рывке успел втянуть его к себе в комнату как раз в то мгновение, когда Франсуаза включала свет. Увидев мужа у себя в спальне, зачем-то склонившегося над ковром, она удивилась: