Одиннадцать друзей Лафейсона

– Мы проходили это, - Бо повторяет движение за Лафейсоном. – И не раз.

– «Мы» прозвучало довольно громко. Нас с тобой там точно не было.

– Ничего, друг мой, 2013-ый встретит нас Третей Мировой.

– Не находишь это глупым? Иран, Северная Корея, «Ядерный клуб*» - все относительно спокойны и даже пассивны, но всегда найдется один человек из миллиардов, который захочет получить мировое господство, - двое людей свернули с широкой улицы в темную и грязную подворотню, где для полного антуража не хватало бегающих облезлых крыс желательно слишком большого для своего вида размера.

– Тоже мне, герой нашелся. Ты думаешь это предотвратить? Я вообще не должен был говорить тебе об этом.

– Не думаю, а предотвращу. Не должен, но сказал.

– Лафейсон, мать твою, тебе только двадцать четыре, а ты уже о мире печешься. Забей и не бери на себя слишком много, там и без нас разберутся.

– Меня воспитывали добрым, понимающим, толерантным, а так же прививали веру в людей.

– И как, веришь?

– Нет.

Двое мужчин спустились вниз в темное помещение подвала по скрипучей железной лестнице. Здесь тихо и безопасно, ведь стены этого здания состоят из всеразличных металлов и пород, которые не дают возможности прохождения большинства сигналов. Да что уж там – практически всех. Локи никогда не мог представить, что его желания идти по стопам родителей обернутся возможностью получения «того самого знания», так же он никогда не мог представить, что кухонные разговоры людей о том, что на самом деле и короли с президентами подчиняются своему руководству, а планетой правят всего пара людей. Трое. Этих людей трое. И их собираются свергнуть. Страшно? Возможно, но так было, если верить городским легендам, с сотворения мира, а нарушать традиции всегда считалось дурным тоном.

– И что это? – Бо расстелил перед Локи карту, где на каждом континенте мелькали разноцветные точки.

– Предположительный театр военных действий*.

– Театр?

– Прошу заметить, что это существующий термин.

– Мне нравится, - Лафейсон провел по плотной ткани рукой, отмечая под пальцами выпуклости. – Старая. Лет двадцать, не меньше.

– Одна из. Знаешь сколько у меня таких предположительных карт? Но это самая реальная. Париж, - Бо указал на Францию. – С него все и пойдет. Тебе бы заручиться поддержкой военного человека, они в таких вещах больше смыслят.

– Научусь. Ты знаешь, что будет?

– Никто не знает, - раздался щелчок зажигалки, и Бо выдохнул густой дым. – Знаю, что на нас они не попрут. Мы, русские, народ миролюбивый, это нас постоянно сгноить хотят, да чего-то не выходит.

– Они собираются уничтожить Европу? – от данной чьей-то самонадеянной мысли Локи даже сморщился.

– Это первый акт, дальше будет Китай, Корея, за ним пойдет ко дну Япония, а там уже и Штаты на подходе.

– А вы?

– А что мы? Я бы назвал Россию деташментом – у нас своя задача, а вы воюйте сколько хотите. Мы – потенциальная сверхдержава…

– Мы тоже.

– Но вас хотят уничтожить, а нас нет, вот и считай плюсы с минусами. Знаешь, я предпочитаю сидеть дома и наблюдать за туманом войны на театре военных действий, нежели чем все видеть все воочию, тем более чувствовать.

– Нет. Я не согласен на войну. Не для этого я шел в гребанное «агентство», чтобы после какой-то напыщенный идиот все в одночасье уничтожил.

– У тебя есть около восьми лет. Я дам тебе необходимую поддержу и, если понадобится, укрытие. Команда, планы, оружие – все будет.

– Команда будет моя.

– Она у тебя есть?

– Нет. Зато у меня есть восемь лет.

С самого первого дня работы на Штаты Локи не работал на Штаты. Звучит забавно, но так оно на самом деле и было. Его учитель, как Лафейсон сам его называл, и которого Локи нашел еще будучи несовершеннолетним, приготовил для своего адепта довольно интересную судьбу, где работа на «агентство» и все задания, включая «Френшелон», были лишь поводом провести время и научиться ориентироваться в полевых условиях, не больше. У Локи была защита, поддержка, знание, сила и власть. Практически безграничная власть, которая досталась Лафейсону за его дар – ум. Резкий и быстрый разум Локи был гораздо ценнее опыта большинства людей, претендовавших на его место. А Локи не претендовал. В восемнадцать лет его просто спросили: «Хочешь спасти мир?», и юношеский максимализм ответил «да». Все, чего хотел Лафейсон, - быть хотя бы чуть-чуть достойным носить фамилию своего отца.

– Не повторяй моих ошибок, - прервал тишину Бо. – Иначе с ума сойдешь. У тебя должна быть социальная жизнь, а ежели ты будешь отдавать всего себя без остатка другим, то никто этого не заметит. Лучше отдавать уж кому-нибудь одному.

– Ты меня еще замуж за него выдай, - резко ответил Локи.

– Да я не про Сорена. Пора тебе с ним завязывать, иначе вернешься домой, как груз двести*.

– Мне обещали, что самое худшее, что для меня может быть – груз триста*. Покалечить, но не убить.

– Убей тебя – скандал будет.

– Подохнуть даже нельзя, - Локи стянул со стола пачку сигарет Бо и щелкнул зажигалкой. – Сидел бы дома лучше и метатеологией* занимался, а не все это…

– Успеешь. Закончишь со всем этим и занимайся, чем душе будет угодно хоть до скончания веков, хоть этой свей метатето…

– Метатеологией.

– Ага.

– Ты же знаешь, что меня не должно здесь быть? – Лафейсон резко перевел тему и направился к выходу из комнаты. – Мне нужно оправдание.

– Ох, Лафейсон, нашел перед кем оправдываться.

Удар, и голова отлетает куда-то в сторону. Костяшки окрашиваются кровью. Не своей. В уголке тонких губ тлеет очередная сигарета. Уже немного подташнивает, но, мать твою, какая разница? Брюки измяты, рубашка покоится в углу комнаты. У Локи вечеринка, ведь есть прекрасный повод.

– О, да ты сегодня в ударе, - Бо усмехается и сплевывает кровь на пол.

Вместо ответа Лафейсон наносит еще один удар, но здоровяк блокирует боковой и делает шаг назад. Бо шире Локи раза в три, а головой практически касается потолка. Его тело покрыто татуировками, остальные русские почему-то зовут эту машину Борисом и стараются обходить стороной, не подозревая о том, что Бо на самом деле один из самых начитанных и воспитанных людей, которых они когда-либо встречали.

«Ты можешь бежать очень долго», - мобильный Локи звонко попискивает, но хозяин телефона не обращает на него никакого внимания.

Лафейсон получает удар в живот, и воздух вышибает из легких. Он на секунду забывает как дышать, и это возвращает его на несколько лет назад. Вы когда-либо во сне убегали от чудовища? В таких снах все двери закрыты, монстр всегда быстрее вас, а впереди ожидает только глухая стена. И вам ничего не остается, как обернуться и посмотреть в глаза своему страху. Прошлое стало чудовищем для Лафейсона. И он точно знал, сколько бы он не убегал, впереди его ждет тупик.

«Ты можешь прожить долгую жизнь», - в комнате вновь раздается настойчивый и противный писк.

Бо ухмыляется, когда от очередной серии мощных ударов Локи падает на пол. Он выплевывает кровь и останавливает взгляд на изломанной сигарете, валявшаяся в стороне. Лафейсон такой же белый, как ее обвертка. Такой же поломанный. И внутри по его жилам течет яд. Кто-то из них знает, что такое быть беспомощным? По настоящему беспомощным, когда даже нужду справляешь с помощью катетера? Когда ты уже дохлый, но кто-то там, в преисподней, ушел в запой и забыл забрать твою вшивую душонку в пекло. И ты сморишь в потолок. День за днем, час за часом ты смотришь в гребанный потолок. А внутри тебя четыре всадника апокалипсиса крушат и режут. Насилуют и убивают. Внутри тебя ад и пляшут черти, а снаружи только писк приборов и потолок. Девственно белый потолок. И писк. Лафейсон подымается и наносит удар. Бо валится на бок и хрипит. Еще удар и здоровяк сплевывает выбитый зуб.