Одиночество Мередит

Если бы я жила на ферме, сейчас у овец был бы в разгаре окот. Я, конечно, не живу на ферме, но кто знает? Может, когда-нибудь я там и поселюсь. Мое будущее наступит, как очередное время года. Но всему свое время.

День 1324

Понедельник, 4 марта 2019

Тема: ПРИГЛАШЕНИЕ!

Утром, когда я занимаюсь скучной домашней бухгалтерией, на экране компьютера всплывает уведомление. Я удивленно смотрю на белый квадратик и не свожу с него глаз, пока он не исчезает. Кажется, сегодня он висел дольше обычного.

Я возвращаюсь к своим счетам, но не могу сосредоточиться, зная, что в почте лежит новое письмо и ждет, когда я его открою. Окажусь лицом к лицу с неизбежным.

Вечеринка по случаю дня рождения Селесты состоится в субботу через тринадцать недель. Это больше трех месяцев. За три месяца может много всего произойти, а может не произойти ничего. Даже сейчас я удивляюсь, как быстро пролетает время в изоляции. Не обязательно ездить по утрам на работу, сидеть в офисе, встречаться за ужином с друзьями или водить детей на занятия после школы, чтобы под конец дня осознать, что не сделал кучу всего того, что планировал.

Я понимаю, что у меня есть выбор. Следующие три месяца я могу провести как обычно, не выходя из зоны комфорта и никуда не двигаясь. Или могу заставить себя существенно продвинуться — ради Селесты, потому что она того стоит, — но в основном ради самой себя.

Я способна это сделать, думаю я и чувствую спазм в животе. Я способна продолжить экспозиционную терапию Дианы. Выбрать веру, а не страх. Я представляю себе, как прихожу в боулинг-клуб «Скоттсайд», с каким выражением смотрит на меня Селеста. Решено, надену черное асимметричное платье. Оно висит в шкафу уже четыре года, ждет своего часа, пока я отдаю предпочтение легинсам и свитерам. Завью волосы, намажусь средством для загара. Да, я постараюсь.

Что вообще мне мешает пойти?

«Я сама себе мешаю!

Допустим, но что ты намерена с этим делать?

Разберусь как-нибудь».

Я открываю письмо.

День 1327

Четверг, 7 марта 2019

Не знаю, смогу ли попасть на вечеринку Селесты, но приготовить ей ужин я в состоянии. Я все еще нервничаю по поводу ее предстоящего визита, но уж точно не потому, что сомневаюсь в своих кулинарных способностях (я, конечно, не Мэри Берри^[8], но ножи у меня всегда острые, я неплохо разбираюсь в специях и всегда пробую блюда в процессе приготовления). О чем я волнуюсь — об этом я всегда волнуюсь, — так это о том, что правда обо мне вылезет наружу и Селеста уйдет, даже ничего не попробовав. Да, как выяснилось, необычные люди ей нравятся, но я не уверена, что это точное описание моей ситуации.

Открывая ей дверь, я напомнила себе, что она не случайный посетитель. Она уже была здесь, и мы весело провели время, к тому же, раз она решила прийти еще раз, я ей достаточно симпатична. А мне приятно ее присутствие — с ней мой дом кажется немного светлее.

Пожалуй, это из-за того, что она словно всегда готова расплыться в улыбке. У меня все наоборот — уголки губ вечно опущены. Постараюсь улыбаться почаще, может, удастся это исправить.

Меня поражает, что она может быть такой жизнерадостной, учитывая, что ей пришлось пережить.

— Я начала ходить на уроки самообороны, — рассказала мне Селеста. — Инструктор у нас из Гована, ей уже пятьдесят. Но она в отличной форме и вообще потрясающая. На этой неделе мы учились наносить удар основанием ладони. Прямо в подбородок. Бах!

— Ты все правильно делаешь, — сказала я и мгновенно поняла, что про меня такого не скажешь.

— Как вкусно, Мер! — Она отправила в рот очередную порцию чили, сделала глоток вина и улыбнулась. — Я ужасно готовлю. Когда придешь ко мне в гости, в лучшем случае угощу бутербродами.

— Мне очень нравится тебя кормить. — Я надеялась, что мой голос прозвучал естественно. — Ты, главное, приходи.

— Тебя мама учила готовить?

— Нет. В детстве мы вообще не ели домашней еды. Сплошные замороженные полуфабрикаты.

В подростковом возрасте нас с сестрой сочли достаточно взрослыми для того, чтобы самим покупать продукты и готовить. Маму это более чем устраивало, при условии, чтобы в доме было все необходимое. Она вручала нам список, в котором самые важные пункты были выписаны четкими заглавными буквами. БЕЛОЕ ВИНО. СИГАРЕТЫ. ЛАК ДЛЯ ВОЛОС. Забыть хоть что-то из перечисленного мы не смели, но в остальном у нас была полная свобода действий. Что касается продуктов, их приобретение мама вообще не контролировала, так что мы загружали корзину нашими любимыми блюдами из морозилок: пиццей, блинчиками, мороженым. Для разнообразия я могла добавить замороженный горошек.

Иногда мама садилась на кухонный подоконник с бокалом вина в одной руке и сигаретой в другой и наблюдала, как мы разогреваем наши замороженные деликатесы. Ранним вечером она, как правило, нас не критиковала, пребывая в легкой эйфории после третьего бокала, с еще почти полной пачкой сигарет, да и мы были прямо у нее перед глазами. К концу ужина бутылка вина пустела, молчаливое наблюдение сменялось издевками, и мы не могли дождаться, когда она наконец пойдет спать. Я мыла посуду, Фиона вытряхивала пепельницу, мы выключали свет и ныряли в постель, как мыши, боящиеся разбудить спящего кота.

— У тебя было тяжелое детство, Мер? — тихо спросила Селеста.

— Я не знаю, — честно ответила я. — Понятия не имею, каким оно было у других.

Она осторожно сжала мою руку и не отпустила. Так мы и сидели. Я рассказывала ей о своей жизни с мамой, о том, как ходила мимо ее спальни на цыпочках, чтобы не разбудить, как сидела в ванне в уже остывшей воде больше часа — просто потому, что ванная была единственной комнатой с замком на двери. Как ушла оттуда в двадцать лет и лишь тогда ощутила, что наконец-то начинаю жить. Я чувствовала, что поступаю правильно, открываясь Селесте, но до конца пойти не смогла. Я боялась все испортить.

2001

— А, это ты. — Мама окинула меня взглядом с ног до головы. — Принесла что-нибудь? — Ее глаза остановились на бутылке вина у меня под мышкой.

Я вздохнула и протянула ей бутылку:

— Я тоже рада тебя видеть, мама.

— Твоя сестра на заднем дворе, — бросила она через плечо, уходя в глубь квартиры.

Я закрыла входную дверь и пошла следом. Занятая обустройством своей новой жизни, я не появлялась в этом доме уже несколько месяцев. Но ничего не изменилось, картинка и запахи остались прежними. На столике в коридоре лежала кучка нераспечатанных конвертов, на полу валялись куртки и обувь. Пахло табачным дымом и дезодорантом для ковров. Я постаралась загнать поглубже мгновенно возникшее ощущение тревоги и напомнила себе, что пришла сюда ради Фи. Мы разговаривали по телефону каждый день, но не виделись уже пару недель.

Она была на кухне, намазывала масло на булочки для бургеров.

— Мер! — Фи пронеслась через кухню и чмокнула меня в щеку. — Ты как раз к барбекю!

— Я вижу. Не знала, что у нас есть барбекюшница.

— Лукас взял у отца.

Я сбросила куртку и выглянула в окно:

— Здесь что, отец Лукаса?

Я увидела худого мужчину в джинсах и красной спортивной куртке, который возился с кнопками на передней панели огромной сверкающей барбекюшницы. Она занимала половину крошечного маминого сада, который и садом-то было не назвать — просто дюжина грязных бетонных плит и несколько увядающих растений в потрескавшихся терракотовых горшках.