Одиночество вместе

В двадцать три ноль-ноль верхний свет отключили, и Андрюха зажег настольную лампу. В палате сделалось очень уютно, почти как дома. Сумбурный день не укладывался в голове, казалось, что он длился вечно и вместил в себя огромное количество событий. Петр Иванович считал, что закончился он все-таки хорошо, на позитивной ноте. День этот словно открывал новый этап его жизни, подмяв под себя прежнюю жизнь, и Петру Ивановичу казалось, что этот новый этап будет много и много лучше предыдущего, хотя бы уже только потому, что сама жизнь приобрела новый смысл, новую ценность. «А ведь это очень, очень важно», – подумал Петр Иванович и заснул.

Его разбудили спина и духота. Спина нестерпимо ныла, воздух же был настолько спертым, что невозможно было сделать и вдоха. В кромешной темноте, вырванный из сна болью и удушьем, не понимая, где он находится, Петр Иванович по привычке решил дойти до уборной. Голова приказала ногам встать и идти, но ноги не подчинились. Забыв, что теперь он лишен возможности ходить, Петр Иванович перепугался. Он нагнулся, как мог, к ногам, принялся растирать их, потом обхватил и, резко сев на кровати, сбросил их на пол. В глазах помутнело. Он попытался встать, и вдруг, различив незнакомую обстановку, ясно вспомнил, что находится в больнице, что встать не получится, но было поздно – он неудержимо сползал на пол. Пальцы бесполезно хватались за простыни, руки не находили упора. Петр Иванович в панике прохрипел:

– Андрей… – потом громче, почти криком: – Андрюха!

Андрюха дернулся на своей койке, без лишних слов соскочил и метнулся к Петру Ивановичу тучной неуклюжей тенью. Он втянул Петра Ивановича обратно на кровать, следом закинул ноги. Петр Иванович тяжело дышал впалой грудью.

– Ну ты даешь, Петруха, – загоготал впотьмах Андрюха. – Перепугал! Хорошо, я быстро с мыслями собрался, а то ты, верно, все кости бы себе переломал. Не ушибся? Что ты делал-то, что так навернулся?

– Встать хотел, – оправдывался Петр Иванович.

– Ну молодец!

– Спасибо, Андрюх…

– Да ерунда. Только ты уж больше не вставай. Лучше лежи…

– Договорились, – затравленно усмехнулся Петр Иванович.

– Может, тебе сестру позвать? – Андрюха включил лампу у себя на тумбочке.

– Слушай, а там вроде укол делали? Обезболивающий.

– Позвать, чтоб сделали?

– Да можно было бы… А не поздно, как думаешь?

– Ха, пусть только попробуют не сделать – на уши поставим.

Андрюха сходил. Заспанная медсестра сделала Петру Ивановичу укол, и Петр Иванович сразу же забылся.

Рано утром приехала Лидия Сергеевна, и приехала не одна. С ней была старшая родная сестра Петра Ивановича, Людмила Ивановна. Увидев хрупкую, изящную, в затемненных очках Людмилу Ивановну, Петр Иванович очень обрадовался.

– О, сестра! А ты тут какими судьбами? – пошутил он и протянул обе руки, чтобы поскорее обнять ее.

– Ой, Петенька, Петенька… – скороговоркой заговорила Людмила Ивановна, наклоняясь к нему и старательно целуя его своими маленькими губами. Лицо ее было серьезно и взволнованно. – Мне как Лидочка вчера вечером позвонила, рассказала, так я прямо обомлела, чуть с ума не сошла! Отпросилась с работы аж на несколько дней, чтобы к тебе ездить… Господи-господи, что же это происходит такое…

– Да ладно, прорвемся, – смеялся Петр Иванович, похлопывая Людмилу Ивановну по спине.

– Но как же так! Откуда это пришло? И ведь еще ноги… опухоль! и операция! Господи! – не могла успокоиться Людмила Ивановна.

Лидия Сергеевна, поцеловав мужа, шепнула ему нежно:

– Здравствуй, дорогой.

Предоставив брата сестре, которая не переставая восклицала и причитала, Лидия Сергеевна вынесла наполненную бутылку из-под катетера, и стала разбирать сумку, вытаскивать то, что забыла взять вчера, и, как и предполагал Петр Иванович, первым делом пластиковые контейнеры с едой.

– Ой, я ведь тоже тебе привезла… вот, с вечера пожарила, – воскликнула Людмила Ивановна и достала из пакета, который все время держала в руках, слегка запотевший крошечный контейнер. – Вот, куриные котлетки.

– О, давай… – воодушевился Петр Иванович.

– Проголодался? – спросила Лидия Сергеевна, подавая ему вилку и салфетку.

– Да, немного, – Петр Иванович был голоден, как волк. Он уже успел отказаться от больничной каши, рассчитывая на домашнее.

– Как себя чувствуешь? – спросила Лидия Сергеевна.

– Ночью болела спина, – сказал Петр Иванович, держа на вилке сестрину куриную котлету.

– Хулиганил ваш муж сегодня ночью, – вклинился веселый Андрюха, – гулять пытался.

Лидия Сергеевна нахмурилась.

– Да, немного чуть с кровати не упал, – признался Петр Иванович. – Вон, Андрюха мне помог.

– Спасибо, – поджав губы, сказала Андрюхе Лидия Сергеевна.

– Да не за что, обращайтесь.

Нужно было идти к заведующей. Лидия Сергеевна маялась, нервничала, старалась оттянуть время. Она тщательно укладывала в холодильник еду, потом дала Петру Ивановичу почистить зубы, и только потом испуганно сказала Людмиле Ивановне:

– Ну что, пойдем.

– Ах да, Лидочка, пойдем, конечно, – оживилась Людмила Ивановна.

Они вышли в коридор, и пошли к кабинету заведующей. Кабинет был заперт, но буквально через несколько минут заведующая появилась. Лидия Сергеевна, задыхаясь от волнения, впилась взглядом в ее лицо, стараясь по выражению этого лица определить, какие новости ее ждут. Лицо заведующей, попытавшейся изобразить приветливую улыбку, было не выспавшимся, припухшим, как у многих людей с утра, и прочитать по нему ничего было нельзя. Заведующая повернула ключ в двери и сказала:

– В принципе, все снимки и анализы посмотрели, все более-менее понятно. Есть некоторые нюансы во вчерашних результатах. Проходите.

Она впустила в кабинет двух женщин и вошла следом, плотно прикрыв за собой дверь.

Глава 7

На следующее утро после неприятного телефонного разговора с отцом Андрей проснулся рано. Вставать рано, притом без всякой на то нужды и как бы поздно ни лег накануне, вошло у него в привычку недавно, сразу же после того, как он покинул последнее место работы и занялся собственным делом, «бизнесом», как теперь модно говорить.

Бизнесом это можно было назвать с натяжкой – так, небольшое дельце, интернет-магазинчик китайской одежды (шмотки, обувь, дамские сумочки, аксессуары, все, что можно подешевле купить и повыгоднее продать). Дельце, которое тем не менее внесло существенные изменения в жизнь Андрея. Это выразилось прежде всего в количестве сна. Он всегда считал себя совой, а оказался жаворонком.

Раньше, в школе, потом студентом, потом на всевозможных работах, которые он менял, как перчатки, не задерживаясь ни на одной из них дольше двух-трех месяцев (его личный рекорд – полгода), вставать рано было для него мучительным испытанием. Девять часов утра – и то мучение, а уж восемь или раньше – так это просто издевательство, невообразимое насилие над личностью! Но как только Андрей вышел из дверей своей последней работы и всей грудью выдохнул из себя затхлый воздух этой печальной юдоли, в которой он прокисал очередные несколько месяцев вместе с такими же неудачниками за гроши, он уже знал, что завтра проснется рано, как просыпается школьник в первый день каникул.