Одинокая смерть
Шрифт:
Служанка провела Ратлиджа в небольшую гостиную, которая выходила окнами на запад, — там все еще было сумрачно.
Он думал, что ему придется здесь подождать, и неожиданно увидел Роупера, сидевшего в кресле около окна; ноги его были укутаны пледом, голова опущена, похоже, старик задремал.
— Мистер Роупер! — окликнула его служанка, подошла и слегка потрясла за плечо. — Тут к вам инспектор из Скотленд-Ярда, по важному делу.
Роупер поднял голову.
— Что ты сказала, Сэди? — произнес он невнятно.
— Скотленд-Ярд к вам.
— Я думал, что ублюдок мертв. — На этот раз голос был твердым.
— Насколько мне известно,
— Я с вами как-то разговаривал, вскоре после того, как убили вашего сына.
Роупер вгляделся в него:
— Помню. Что привело вас сюда?
— Хотел поговорить о вашем сыне. Можете ответить на несколько вопросов?
— Моего сына больше нет, — сказал старик. — Какой смысл о нем говорить? Ведь это его не вернет. Верно?
— Не вернет, — согласился Ратлидж. — Но в воспоминаниях вы можете найти некоторое утешение.
Роупер долго молчал, и Ратлидж уже подумал, что не дождется ответа, и хотел уходить, когда старик вдруг заговорил:
— Он был красивым ребенком. Моя жена так всегда говорила, да я и сам видел это. И очень спокойным, младенцем почти не плакал и не доставлял особых хлопот. Конечно, потом все изменилось, когда он пошел. Он лез повсюду, падал, но никогда не плакал. Как будто удивлялся, не мог понять, как это произошло. — Слабая улыбка промелькнула на его лице, он гордился сыном. — Потом он хорошо учился. Хотел поступать в университет, но, разумеется, на это не было денег. Он говорил, что фермерское дело меняется и нам надо много изменить, но тут началась война. Тот день, когда он уехал на фронт, стал черным днем в моей жизни. Но он вернулся, как и обещал. Хотя война изменила его, это было видно. Я думал, он женится и успокоится, но ему требовалось время забыть. Он не говорил об этом, но я чувствовал, что он еще не пережил тот ужас.
— А в школе сестер Тейт считали, что ему надо учиться в университете?
— Они считали его очень способным. Он никогда не сидел долго за уроками, схватывал все на лету и хорошо запоминал услышанное. Он пошел в мою дорогую жену. Она любила читать, умела хорошо читать вслух, с выражением, и часто ему читала по вечерам зимой. Он любил слушать ее голос. Она умела так прочитать в лицах, что сказка становилась реальностью.
— Он ладил со своими товарищами в школе? — Ратлидж терпеливо вводил разговор в нужное русло.
— О да. Недаром во время войны он был произведен в капралы, вы, наверное, знаете? Но он не очень любил военную службу.
Ратлиджу не оставалось выбора, он должен был произнести имена.
— Он дружил с Тео Хартлом? Или Уильямом Джефферсом? Или молодым Таттлом? Какие отношения у него были с Вирджилом Уинслоу и Томми Саммерсом? А с братьями Пирс?
Роупер поднял на него глаза:
— Надо же, вы помните их имена! Я бы сказал, они были друзьями, ведь росли вместе. Но надо отметить, что Тео не очень любил Уинслоу, говорил, что тот играет на своей болезни. Некоторые так делают. А некоторых болезнь не меняет.
Имя Саммерса не всплыло в его воспоминаниях и осталось незамеченным.
Ратлиджу пришлось задать вопрос.
— А как с Саммерсом?
— Насколько я помню, он уехал из Истфилда. Я бы сейчас и не вспомнил его лицо. Не думаю, что Джимми с ним особенно дружил. Знаете, в этой семье было двое детей. Девочка очень хорошенькая, в мать, а мальчик, бывает же такое, родился настоящим уродом, да
еще с ужасным характером. Ни разу больше не встречал такого упрямого и несговорчивого ребенка. Джимми говорил, что он вечно ноет и пристает. И хуже того, он не понимал, что его общество не приветствуется другими.— Так были ссоры между вашим сыном и мальчиком Саммерсом?
Роупер покачал головой:
— Джимми рос хорошим мальчиком, никогда не доставлял нам неприятностей. Ну, естественно, вместе с другими проказничал, как все мальчишки. Однажды была ярмарка в Бэттле. Отец Томми подарил ему на день рождения пони, и Томми собирался на ярмарке его показать. Для смеха Джимми и другие мальчишки раскрасили копыта пони красным в ночь перед ярмаркой. Они думали, что краску можно смыть, но она не смывалась, и они пожалели о своей проделке. Им хотелось посмеяться, посмотреть, с каким лицом Томми выйдет из сарая, увидев красные копыта.
— А что сказал отец Томми по поводу выходки?
— Он расстроился, конечно, но я ему сказал, что мальчишки просто озорничали и не знали, что краска так пристанет. Даже когда сверху замазали черным, это не помогло. В ярком солнечном свете красная краска сразу проявилась. Я послал Джимми извиниться перед Томми, и все этим кончилось.
Может, и кончилось, для отца Томми хватило извинения, а для самого Томми?
Роупер вдруг сказал, как будто ответив на невысказанный вопрос инспектора:
— Томми вечно высмеивали, и случай с пони был не единственным. Но по-моему, каждый должен уметь находить общий язык с товарищами. Было такое впечатление, что Томми нравилось ходить в обиженных.
Интересно, что запел бы Роупер, если бы его сын оказался на месте Томми.
— А был там Джефферс, в той компании, когда красили копыта пони?
— Наверное. Это было так давно, а моя память уже слабеет. Я хорошо помню, что послал Джимми извиниться. Надо отдать ему должное, он после это усвоил урок и больше не попадал в такие неприятные ситуации.
— А Энтони Пирс? Принимал участие в этих проделках?
— Джимми говорил, что Энтони они не нравились, он сам не дразнил Томми, но никому никогда на товарищей не жаловался. Когда мисс Тейт спросила его, что происходит и куда пропадают вещи и книги Томми, он сделал вид, что ничего не знает. И мисс Тейт ему поверила. Он был хорошим малым и никогда на своих не стучал.
Это и было тем грехом Энтони, который ему не простили. Он стоял в стороне и наблюдал за мучениями несчастного Томми, но не сделал ни разу попытки защитить его или рассказать мисс Тейт о том, что происходит на самом деле. Многие в детстве подвергаются подобным преследованиям, страдают в одиночестве и боятся попросить взрослых о помощи, а пытка продолжается. Ратлидж начал понимать, почему Тирел Пирс отослал своих сыновей в платную школу в Суррей. Все эти дети фермеров, работников его пивоварни были плохой компанией для его детей. Сын аристократов Фаррелл-Смит подходил больше.
Ратлидж видел, что старик устал, и поблагодарил его.
Старик потряс руку инспектора высохшей, слабой рукой.
— Он все равно мертв. Воспоминания не помогли.
— Я сожалею.
Когда Ратлидж ехал обратно в Истфилд, Хэмиш сказал: «Это было давно. И что толку теперь искать справедливости, слишком поздно начинать крестовый поход».
— Я и не собираюсь. Просто должен понять, не он ли стоит за этими убийствами. Но если он сводил старые счеты, зачем было засовывать медальоны им в рот?