Одинокая волчица

Алина вышла наконец из своей машины и медленно обошла вокруг «Джипа».

— Откуда у тебя это? — спросила она бесцветным голосом.

— Дали поносить, — дурашливо усмехнулся он. — На время.

— И на какое же время?

— Не все ли тебе равно? — отмахнулся он.

В присутствии Алины, да ещё после бутылки коньяка жизнь казалась ему прекрасной, а от досадных мелочей можно было просто отмахнуться. Переживать неприятности по мере их поступления.

— Зачем я тебе понадобилась? — сухо спросила женщина. — Ты пьян? Что ты вообще натворил?

Александр Николаевич подхватил её под руку и повел в сторону пруда, где в это время уже почти не было гуляющих горожан.

— Меня будут искать, — сообщил он патетическим шепотом. — По подозрению в убийстве и угоне автомашины. Но я никого не убивал, а машину мне дали…

— Поносить, — саркастически заметила Алина. — Мне-то хоть не ври, солнце мое. Я ведь все равно узнаю правду.

— Ну да, ты же у нас ясновидящая! Чем больше денег платят, тем яснее видишь.

Его явно заносило, но он уже не владел собой. Хмельное вдохновение уступало место тревоге и злости на всех и вся. Хотя и сейчас он ещё понимал, что с Алиной ему ссориться — глупее глупого. Она сейчас его последняя надежда.

— Прости, пожалуйста, у меня неприятности. Не хотел тебя обидеть. Но я действительно никого не убивал…

— От тебя пахнет смертью, — упрямо повторила Алина. — Мне тяжело рядом с тобой. Что ты от меня хочешь?

— Помощи, — почти смиренно ответил он. — Вот ключи от моей машины. Она стоит на Арбате, в Малом Власьевском переулке, недалеко от салона красоты. Забери её, пожалуйста, поставь в свой гараж. Там, в багажнике, целое состояние. Мы с тобой будем обеспечены на всю жизнь.

— Мы с тобой? — медленно переспросила Алина. — С каких это пор ты связываешь со мной дальнейшую жизнь? И что это ещё за сокровище у тебя в багажнике. Ты что-нибудь украл?

— Ну, знаешь! — вспыхнул он. — В каких ещё преступлениях я, по-твоему виновен? Говори сразу.

— Не знаю, — покачала головой Алина. — И знать не хочу. Я выполню твою просьбу, но, учти, в последний раз. Позже заберешь машину — и забудь о моем существовании. Я больше не желаю участвовать в твоих сомнительных делишках и плести всякие небылицы твоим женщинам, чтобы ты имел возможность с ними познакомиться и переспать. Не желаю изображать цыганку, когда тебе приходит такая фантазия. Тем более, что платишь ты за этот маскарад просто смешные деньги. Или отдариваешься побрякушками, которые то ли где-то позаимствовал, то ли тебе их подарили… за любовь. С меня хватит. Давай ключи и мы расходимся.

Он вложил ей в руку ключи от автомашины, повернулся, чтобы уйти, и понял, что идти ему, в общем-то, некуда. Разве что в свою коммуналку — так там его в два счета обнаружат, да ещё соседи будут под ногами путаться.

— Алиночка, — искательно попросил он, — а можно мне у тебя пару деньков побыть? В гостиной, на диванчике. Я не помешаю. Ну, пожалуйста.

Алина яростно фыркнула:

— Я сказала — все! Проси, не проси, ничего не получишь, кроме того, что я обещала. И не скрипи зубами, не боюсь я тебя, понял? Кого ты там убил — не знаю, но со мной у тебя это не пройдет. У меня, как у кошки, две жизни. И вспомни, что я тебе один раз говорила, когда ты меня погадать упросил: трех дам погубишь, на четвертой споткнешься, сам сгинешь. Прощай, солнце мое. Сам под смертью ходишь, так других туда не втягивай. Уходи!

Она стояла к нему спиной, гордо выпрямившись и уперев руки в бедра. Он сам не понял, как в его руке оказался тяжелый камень, и точно со стороны наблюдал, как этот камень со всей силой опустился на затылок Алины. Она упала без единого звука, а он выдернул из её руки ключи от своей машины, толкнул ещё теплое тело в обрыв, вниз, к пруду и, не дожидаясь всплеска воды, бросился к тому месту, где оставались машины. Слава Богу, там никого не было. Он прыгнул в машину Алины, нашел «хвост» — пучок проводов от замка зажигания и выдрал его целиком из-под кожуха. Красный провод — всегда от стартера — замкнул на массовый, ещё не остывший движок зачихал, схватился — поехали!

Куда вот только поехали? Домой. Не в коммуналку, а домой, к семье. Там его не будут донимать расспросами, там ему приготовят ванну, дадут крепкого чая, а может, и покрепче что-нибудь найдется, и вообще будут рады, что он наконец-то возвратился из своей трудной и опасной командировки. Утро вечера мудренее, придумается что-нибудь. Не может быть, чтобы не придумалось.

Главное — свидетелей не осталось. Ни прямых, ни косвенных. Вот это действительно главное.

Глава шестнадцатая

В то утро мне предстояло переделать массу дел: купить свою долю продуктов для намечавшегося у Елены «девичника» в честь выздоровления Милочки, а также что-нибудь в собственный дом, потому что последние дни выдались напряженными, я по двенадцать часов сидела у компьютера и все-таки исхитрилась сделать работу в назначенный срок. Зато есть в доме было, прямо скажем, нечего, поскольку Андрей носился по своим хлопотным сыщицким делам и ничем помочь мне не мог, а вернувшись домой, падал на тахту и засыпал, как убитый, о еде даже и не заикаясь. Что лишний раз подтверждает справедливость французской поговорки: «Кто спит, тот обедает».

Первым же делом нужно было отвезти рукопись в издательство, чем я и занялась спозаранку. Потом вернулась в родной спальный район и накупила на рынке килограмм двести всякой всячины, которые с трудом дотащила до дома. Утешала я себя при этом тем, что за мной обещала заехать Галка, что-то делавшая в моем районе в сфере своей архитектуры, так что к Елене я поеду с комфортом, на машине, как белая женщина.

Зайдя в подъезд, я, как всегда, попыталась решить несколько задач одновременно: снять перчатки, нажать на кнопку лифта и достать ключи от квартиры. Когда мне это — частично! — удалось (то есть избавиться от перчаток и запустить подъемный механизм), выяснилось, что обе тяжеленные сумки с продуктами намертво врезались мне в ладони и посему нет никакой возможности открыть боковой карман той сумки, которая висела у меня через плечо, чтобы вытащить ключи. В результате я взмокла, как мышь под метлой, и пока добралась до родного седьмого этажа была на грани нервного срыва.

Дверь лифта наконец открылась, я вывалилась на лестничную площадку, да так и застыла с открытым ртом в состоянии полного ступора. У моей двери находился Масик собственной персоной. Одной рукой он ожесточенно давил на кнопку звонка, а другой — дубасил в эту же самую дверь. Стальную, между прочим.

Обернувшись на шум лифта, Масик продемонстрировал мне совершенно искаженное бешенством лицо, что явно не предвещало ничего хорошего. Таким я его ещё никогда не видела — скорее, он страдал некоторой ограниченностью мимики, — и в моей непутевой голове молнией пронеслись все предостережения Андрея.

— Что это значит? — раздался даже не крик, а какое-то полурычание, полушипение. — Как ты могла уйти, если я должен был прийти к тебе? Ты должна была готовиться к моему приходу…

— Что? — только и смогла я спросить.

Слов, как таковых, у меня не было. Остались одни буквы, из которых я выбрала наиболее приличные.

— Ну краситься там, одеваться… Готовиться!

Тут взгляд Масика упал на сумки, которые я так и держала в онемевших руках, и взгляд его несколько смягчился, а лицо обрело прежнее неподвижно-надменное выражение, которого я не боялась.