Одинокая звезда
Шрифт:
– Лена, я люблю тебя, безумно люблю! – сказал он и замер. Она молчала. Слов отказа, которых он боялся больше смерти, не последовало. Тогда, ободренный ее молчанием, он повторил:
– Лена, я люблю тебя! Ты меня слышишь? Почему ты молчишь?
– Слышу, – отозвалась она. – Как это ты, наконец, решился? Я уже думала, что у тебя никогда не хватит смелости. Так и будешь молчать.
– Да, а если бы ты сразу сказала «нет», как бы я жил дальше?
– А я разве сказала «да»?
– Так скажи. Что тебе мешает?
– Не знаю я, Гена. Я к тебе очень хорошо отношусь, порой просто не могу
Из всей этой тирады Гена почему-то лучше всего услышал слова «люблю» и «тебя». Теряя голову, он слегка коснулся дрожащими губами ее прелестных, мучительно любимых губ. И сейчас же отпрянул. Но по роже не получил, как ожидал. Она с любопытством смотрела на него – и все. Тогда, осмелев, он схватил ее в охапку, оторвал от земли и впился ей в губы так, что у самого перехватило дыхание.
Именно в этот момент Гена и заметил Маринку, смотревшую на них квадратными глазами. Он показал ей исподтишка кулак, и понятливая Маринка быстренько умотала. За ней плелся какой-то длинный парень, но в этот миг Гене было не до них.
Вдруг Лена уперлась руками ему в грудь и попыталась оттолкнуть.
– А кусаться зачем? – сердито спросила она, высвобождаясь из его объятий.
– От страсти, – виновато ответил Гена, – извини, увлекся.
Они помолчали. Потом он осторожно спросил:
– Лен, что ты чувствовала… сейчас?
– Губы твои чувствовала… на своих. Что еще можно чувствовать? А ты? – Она с любопытством посмотрела на него. – Что-нибудь особенное чувствовал?
– Я чувствовал – все! Просто улетел.
– Что все?
– Ну, Лена, я же мужчина. Все, что чувствует мужчина, когда целует любимую. Тебе объяснить в подробностях?
– Не надо. – Она густо покраснела. – Пойдем домой. На завтра уроков полно, а у меня квартира не убрана и обеда нет. У мамы опять эта воскресная школа. Ни одного выходного дня – как так можно!
– Давай еще погуляем. Я тебе потом пропылесосю и с обедом помогу.
– Нет, спасибо. Сама справлюсь.
– Лена, ты рассердилась?
– Нет, я же тебе позволила. Но… знаешь, больше не надо… этого.
– Что… совсем никогда? Нет, я так не согласен. Леночка, тебе было очень неприятно, да?
– Нет, ну почему – очень? Не неприятно. Но… я сама не знаю. Гена, прости меня. Но пока… не надо.
– А ты скажешь, когда будет можно? Я согласен ждать сколько угодно. Ты только скажи… когда-нибудь.
– Конечно, скажу… если будет. Не обижайся, ладно? Пойдем домой.
– Ну пойдем, раз тебе так хочется, – грустно согласился Гена и поплелся за ней. На душе у него скребли кошки, и даже воспоминание о поцелуе не грело ее. Он понял главное: она решилась проверить свои чувства к нему, и то, что она почувствовала, оказалось не в его пользу.
Но отступать он не собирался. Потому что без нее жизнь теряла всякий смысл. Все годы с того мгновенья, когда он впервые увидел ее, он жил только ею. Только с нею были связаны все его мысли и желания.
Он будет ждать дальше. И никого к ней не подпустит. Никто не посмеет к ней приблизиться и посягнуть на ее сердце – он его просто уничтожит. И она в конце концов сдастся – ведь она
создана для любви. Она уже тоскует по любви – он это чувствует. Она будет, будет принадлежать ему. Надо только дождаться подходящего момента и не упустить его. Он сделал один шаг, сделает и второй.– Гена, иди домой. Я хочу побыть одна, – попросила Лена, когда он сунулся было следом в ее квартиру. Ей совсем не хотелось оставаться после всего с ним наедине. Хотя она была уверена – он и пальцем не пошевелит без ее желания.
– Не, я в магазин пойду. Может, тебе чего надо? – Гена вспомнил, что в холодильнике шаром покати. А ведь он обещал матери купить продукты. Сейчас они все вернутся домой, а есть нечего.
– Купи молока и сметаны. Погоди, я тебе денег дам.
– Не надо, у меня есть. Потом отдашь.
Все-таки это был повод зайти к ней снова. Может, сменит гнев на милость?
И действительно, когда он занес на обратном пути продукты, она выглядела гораздо спокойней и без слов разрешила ему похозяйничать на кухне. Он стал молоть мясо, а она принялась чистить картошку.
В дверь позвонили. Это вернулись с прогулки близнецы и сразу заныли:
– Гена, дай рубль! Лена, дай рубль!
– Щас дам! – пригрозил Гена. – Догоню и еще дам! А ну, пошли отсюда, попрошайки! – И он сделал шаг к двери.
Близнецов как ветром сдуло. Уже с лестницы они заорали:
– Жадина-жадина! Жадина-говядина!
– Не запирай, – попросил Гена, – я им дам по шее и вернусь.
– Оставь их. Погоди, вот два рубля, дай им. Может, людям очень надо.
– Еще чего! Им только дай – каждый день клянчить будут. На жвачку им не хватает. Жуют с утра до вечера, как коровы. Смотреть противно. В ванной жуют, в туалете сидят – жуют, телевизор смотрят – жуют. Даже, когда дерутся, жуют.
– Зато кариеса не будет.
– Зато язва желудка будет! Ты же биологию изучаешь, знаешь, что такое безусловный рефлекс. После еды – еще куда ни шло. А на пустой желудок – это же выброс соляной кислоты! Желудочный сок – это что по-твоему? И соляная кислота, не найдя пищи, что начинает переваривать? Слизистую их желудков. Не удивлюсь, если у них там уже эрозии. То-то они чуть что, за животы хватаются А ты им еще потакаешь.
– Вот и объяснил бы им, как мне. А то сразу – по шее.
– Думаешь, я не объяснял? Как об стенку горохом. Только хорошую затрещину понимают. Ладно, пойду, посмотрю, чем они занимаются.
Когда он ушел, Лена бессильно опустила руки, выронив недочищенную картофелину, и задумалась. Почему она не отвечает ему? Он так ее любит! – наверно, никто ее так любить не будет. Он лучше всех, кого она знает. Во всей школе равного ему парня нет. Что ей мешает ответить ему взаимностью? Он был бы так счастлив! Он заслуживает счастья – своей любовью, своей беззаветной преданностью. Она всю жизнь за ним, как за каменной стеной. Нельзя же быть такой неблагодарной.
И ведь ей хочется любви, уже давно хочется – чего греха таить. И объятий хочется, и поцелуев. И всего остального – а что? Ей уже семнадцатый год. Всем можно, а ей нельзя? Но почему все в ней противится его любви? Надо с мамой посоветоваться – может, она объяснит. Мама ее лучшая подруга, ей можно доверить все.