Одинокие баррикады
Шрифт:
Она смутно помнила последние события: прибытие в порт Дувр, долгие хождения по его улицам, расспросы прохожих вместе с сэрами Стивеном и Генри, её спутниками. Затем возвращение в гостиницу, а дальше… ничего. Теперь же она находилась в небольшой комнатке, больше похожей на тюремную камеру без мебели, лишь эта скамья да грубо сколоченный стул рядом.
Под низким потолком находилось узкое окошко с толстой решёткой на нём. Элисон вскочила на ноги, тяжко дыша и терпя боль, приподнялась на цыпочках и вцепилась руками в решётки. С улицы слышались приглушённые голоса мужчин.
– Не стоит. Поверь мне, если тебя здесь услышат, будет только хуже.
Элисон обернулась, прижавшись к холодному камню стены, и увидела высокую, молодую женщину, на вид которой было не больше двадцати пяти лет. Одета она была в самые настоящие лохмотья – разорванную по бокам длинную юбку да серую рубашку с заплатанным корсетом вокруг талии. Русые, кудрявые волосы этой женщины были собраны на макушке какой-то лентой. Она также была босая.
– Не бойся, – произнесла она, всматриваясь в Элисон чистыми, голубыми глазами. – Я тебя не обижу.
– Где мы находимся? И что происходит?
– Ты в Нормандии, в Гавре… Англичанка, верно?
– Верно, – ответила Элисон, прижимая руки к груди. – Как… я не понимаю, что произошло.
– Тебя похитили, – сказала женщина так, словно это было чем-то обыденным. – Со мной произошло то же самое три недели назад. Меня хотели продать здесь, но решили дождаться ещё одной для лучшей торговли… Видимо, теперь не так долго ждать осталось.
– Похитили? Но почему? И что значит, продать?
Элисон будто обезумевшая смотрела на свою собеседницу, всё ещё пребывая в шоке, не веря в то, что случилось.
– А то и значит, – женщина вздохнула и, пройдя через всю комнатку, опустилась на скамью. – Нас похитили, чтобы продать. Как рабынь.
– Но кто, чёрт возьми?!
– Насколько я понимаю, просто французские пираты. Ради добычи.
Элисон сжала голову руками и на несколько минут замолчала, согнувшись над полом. Мысли ещё путались в голове, и она убеждала себя, что всё это – лишь дурацкий сон, и не более. Но, открыв глаза, вновь обнаружила себя в этой грязной камере, рядом со светловолосой женщиной.
– Эй! Кто-нибудь! – закричала Элисон, что было мочи. – Помогите! Умоляю, на помощь!!!
– Первые три дня я тоже думала, что докричусь, – отозвалась сокамерница всё тем же тихим, спокойным голосом. – Я даже убежать пыталась. Выбралась на улицу к высоким воротам. Но меня поймали. И с тех пор я больше не пыталась сбежать. Вот, что они сделали со мной, чтобы я даже не задумывалась об этом…
Она вытянула левую руку на свет, проникавший сюда через прутья решётки, и Элисон увидела, что у неё не хватает одного пальца, точнее, мизинца.
– О, боже мой.
Девушка закрыла ладонью рот и медленно опустилась на скамейку рядом. Она всё не могла оторвать взгляда от этой тоненькой, изувеченной руки.
– Поэтому я прошу тебя, больше не кричи. Если будешь делать, как они скажут, останешься в живых. Ты миленькая, тебя не станут портить, если… Просто будь сильной. Как
тебя зовут?– Элисон Ривз, – ответила девушка, едва сдерживая слёзы.
– Меня зовут Агата, я из Руана … Нет, только не плачь, прошу! Верь мне, если будешь слушаться их, то…
Она не договорила, ибо обе девушки услышали скрип ключа в замочной скважине, затем тяжёлая, обитая железом дверь открылась, и в камеру вошёл невысокий, широкоплечий мужчина. Он прошёл вперёд, шелестя подолом длинного плаща по полу, и, взглянув ему в лицо, Элисон беззвучно ахнула: её напугала повязка на его правом, скорее всего, отсутствующем, глазу.
– Это он. Похититель, – прошипела Агата со злобой, глядя на вошедшего исподлобья. – Из-за него мы тут.
Лукаво улыбаясь, мужчина произнёс что-то по-французски и кивнул ей.
– Он говорит, что рад видеть тебя в сознании, – перевела Агата неохотно.
Элисон продолжала сидеть на месте неподвижно, словно онемев от страха, от негодования, от всего этого кошмара. Пока похититель говорил, иногда прерываясь, Агата тихо переводила:
– Говорит, что нас купили, и сегодня ночью отправят в какой-то дом… Говорит, нас купил хозяин дома.
Женщина прервалась, резко и грубо сказав что-то на французском. Похититель, не прекращая улыбаться, всё же жёстко ответил, и Агата тут же присмирела:
– Говорит, что за непослушанье нас могут выпороть… Он говорит, что нас никто не найдёт. Сбежать будет невозможно… Говорит, что за нас хорошо заплатили…
Не сдержавшись, она заплакала – тихо, почти беззвучно – ссутулившись и спрятав лицо в ладонях. Тогда Элисон вскочила со своего места и гневно взглянула на одноглазого:
– Что бы вы там себе ни думали, я – не чья-то вещь! Я не стану подчиняться. И я вас не боюсь, ясно?
Похититель очень долго и внимательно смотрел на неё, выражение его лица становилось всё суровее. Затем он вновь заговорил, а Агата, после минутного молчания, перевела:
– Он сказал, если станешь перечить… он выпорет тебя и бросит своим людям, чтобы они… Эм-м-м… Говорит, сбежать ты не сможешь, потому что ты больше не принадлежишь себе.
Грубо хмыкнув, видимо, позлорадствовав над реакцией девушки, похититель ушёл. Тяжёлая дверь захлопнулась за ним, и ключ вновь скрипнул в замке. Элисон бездумно стояла и глядела в одну точку. Куда-то пропала реальность, в которой она когда-то жила: брат, отец, друзья – всё это испарилось, как дым.
– Я видела и других девушек, – заговорила Агата печально. – Но их больше нет. Увезли куда-то, как и нас увезут ночью. Мне даже страшно представить, что нас заставят делать.
– Я просто искала своего мужа, – Элисон села рядом с ней, едва касаясь плечом её плеча. – Вот я была в порту, в Дувре, а теперь… Франция! Нет, я ему не верю… Меня будут искать! Мои отец и брат сойдут с ума, когда…
– Но не здесь. Три месяца я провела в этой темнице и лишь иногда выбиралась наружу… Мне даже покончить с собой не позволили. Ты знала, что за дверью стоит их человек? Он следит, чтобы ты не могла расшибить голову о стену или ещё что-то… Мы здесь лишь товар для продажи. Живой товар.