Одинокий лыжник

— Мне лучше, я могу идти сам, — произнес я по-итальянски.

Вы еще слишком слабы, — отозвался он.

Однако я настаивал, он остановился и отпустил меня. Мне помогли надеть лыжи и, в сопровождении проводника, который шел рядом со мной, я продолжал путь самостоятельно. Все же проводник оказался прав. Я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Но, сказав, что смогу идти сам, я решил не отступать от своих слов.

Как же я обрадовался, увидев покрытую снегом крышу «Кол да Варда», словно возвращался в отчий дом после долгого отсутствия. Проводник и Джо помогли мне добраться до постели, стянули с меня одежду и стали растирать, чтобы восстановить кровообращение. Когда кровь стала возвращаться в полузамерзшие вены, боль в руках и ногах стала почти непереносимой. Затем меня обложили грелками, которые принесла Анна, укрыли одеялами, и я тут же погрузился в глубокий сон.

Когда, я проснулся, возле меня стоял Джо, держа в руках поднос, уставленный пищей.

— Уже почти десять, — сказал он. — Вы проспали больше четырех часов. Поешьте.

Я сел. Тело у меня ныло, но чувствовал я себя значительно лучше.

Джо подошёл и открыл дверь.

— Входите, — сказал он. — Блэйр проснулся.

В комнату вошел Мэйн.

— Боже мой, Блэйр, как я рад видеть вас! — И, не дожидаясь приглашения, он сел на край постели. — Я только что вернулся из Карбонина. Я был в отчаянии. В поисках вас мы прошли до самого перевала, но даже следов не нашли. Только ночью, когда вернулись обратно, узнали, что вас обнаружили по эту сторону перевала. Ничто никогда так не радовало меня, как это телефонное сообщение Вессона. Я было совсем потерял надежду. Как вы себя чувствуете? Что случилось?

Это было невероятно. Искренняя мальчишеская улыбка, Она была так неподдельна! Только глаза выдавали его. Серые, холодные глаза. Или мне так показалось? Он выражал такую радость, увидев меня. Но я вспомнил только о снежной лавине, обрушившейся на меня после того, как он сделал поворот «христиания».

— Вам лучше знать, что случилось, — сухо пробормотал я. — Вы это сделали намеренно.

Он словно не слышал моих слов и продолжал:

— Я понял, что вы взяли слишком вправо, лишь когда увидел, что оказался на краю ледника. Я подождал несколько минут, вы не появились, и я начал тревожиться. Пошел было обратно по своим следам, но метров через пятьсот они уже были заметены снегом. Там много небольших ложбин. Я прошел по всем подряд. В конце концов решил, что вы упали, увидели, что мои следы занесло и решили добираться в одиночку. Тогда я отправился прямо в Карбонин и, узнав, что вы не появлялись, немедленно позвонил сюда, чтобы отсюда выслали поисковую группу, а сам с людьми, которых мне удалось собрать в Карбонине, пошел обратно к перевалу. Бог мой! — произнес он с виноватой улыбкой. — Никогда я не был так напуган! Конечно, это целиком моя вина. Мне следовало бы сообразить, что мои следы заметет и нужно держаться рядом с вами. Что же произошло? — спросил он.

Меня поколебало его самообладание.

Неужели вы действительно не знаете, что произошло? — со злостью бросил я. — Вот уж не думал, что у вас столько нахальства, Мэйн! Почему вы стали спускаться прямо по склону? Вы должны были сделать поворот «Христиания» внизу, чтобы не допустить снежной лавины. Вы ведь знали, что я не умею делать этого поворота!

— Но я не делал «Христиании», — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Внизу был довольно приличный вираж, и я воспользовался им для пологого поворота. Это не представляло никакой трудности. Мне вовсе не пришлось делать «Христиании».

— Ложь, — сказал я.

— Повторяю, мне не нужно было совершать «Христиании». Вы так хорошо держитесь на лыжах, что я был уверен, что вы без труда спуститесь следом за мной.

— Вы отлично знаете, что я не мог этого сделать. — Я немного успокоился.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Что вы хотите доказать!?

Несколько секунд я молча смотрел на него. Неужели я ошибся? Но лавина снега, обрушившаяся на меня... Картина отчетливо запечатлелась в моей памяти.

— Позвольте задать вам один вопрос—

— Слушаю.

— Вы вступили в армию в сорок втором-году. Что произошло с вами после высадки в Италии?

Он казался удивленным.

— Не понимаю, к чему вы ведете, Блэйр, — сказал он.

— Я вступил в армию не в сорок втором, а в сороковом. В сорок третьем был направлен в Северную Африку, был командиром взвода зенитной артиллерии. Затем высадка в Салерно. Вскоре я попал в плен, сбежал, затем поступил на службу в ЮНРРА и был направлен в Грецию. Но какое все это имеет отношение к...

— Забудем об этом, — перебил я, откинувшись на подушки. — Просто у меня пошаливают нервы, вот и все.

Он поднялся.

— Во всяком случае, я рад, что с вами все в порядке. Я сделал все, что мог. Мне очень печально, что так случилось. Это была моя вина. Признаюсь. Но я искренне считал» что в конце этого спуска вам ничто не грозит.

— Пусть это вас больше не беспокоит, — сказал я.

Когда он вышел, Джо поставил передо мной тарелку с яичницей.

— К чему вы вели этот разговор, Нейль! — спросил он, когда я принялся за еду. — Зачем было расспрашивать его о военной службе?

— Затем, что мне сказали, будто он дезертир, — ответил я с набитым ртом. — Один из них лжец. Я хочу выяснить, кто именно.

— Не понимаю, ничего не понимаю, — пробурчал Джо. — Мэйн приличный парень. Он сделал все, что мог. Позвонил, как только добрался до Карбонина. Я сам подходил к телефону. Он был очень встревожен. И тут же пошел в горы вместе с поисковой группой, которую собрал в Карбонине, и не возвращался до наступления темноты. Не его вина, что им не удалось найти вас.

Я пожал плечами и продолжал есть. Мое молчание раздражало Джо.

— Считаю, что вы чертовски несправедливы к нему, — продолжал он. — Знаете, что вы сказали, когда пришли в сознание и я дал вам выпить коньяка? Вы сказали, что Мэйн хотел убить вас!

Я взглянул в его доброе лицо. Как он был уверен в окружающем его мире, который существовал только для того, чтобы он мог делать в нем свои фотографии!

— Вы думаете, что это нервы?

— Конечно, нервы, — убежденно произнес он. — Поверьте, этот парень сделал все, что было в его силах. Не его вина, что вы вляпались в рыхлый снег, а следы его лыж занесло. В горах все может случиться, особенно во время-снегопада. Проводник, который вас нес, рассказал мне несколько случаев, когда людей в горах заставала метель. А вы к тому же переоценили свои силы, забыв о том, что давно не вставали на лыжи.

Я ничего не сказал на это. Зачем? Ведь Мэйн врал, что в конце спуска сделал пологий поворот, а не «Христианию».
– Джо оставил меня, и я лежал в постели, наслаждаясь отдыхом. Я пытался читать, но не мог сосредоточиться. Отложив книгу, я задумался, пытаясь разобраться в случившемся.

Примерно через час Джо появился снова.

— Звонит Инглез. Хочет разговаривать с вами. Он внизу, в отеле «Сплендидо». Говорит, что звонил раньше, но ничего не понял из слов Альдо. Я ему сказал, что вас нельзя тревожить, но он настаивает. Вы же знаете, что это за человек. Не отстанет, даже если ты умираешь. Я пытался втолковать ему, что произошло, но он и слушать не хочет. Вы спуститесь или послать его к черту?

— Спущусь.

Я вылез, из постели и накинул на плечи, поверх халата, одеяло.

Интересно, зачем он сюда заявился, — ворчал Джо, следуя за мной. — Не дает заниматься делами... Вечно одно и то же. Думает, что, если он не будет понукать, дело остановится. Либретто сценария готово?

— Более или менее, — отозвался я, думая не о сценарии, а о частном поручении Дерека.

Телефон стоял на стойке бара, рядом с кофеваркой. Мэйн и Вальдини с любопытством посмотрели на меня. Они сидели у печки.