Одиссея капитана Балка. Дилогия

Нет, коллеги, это нас категорически не устраивает. Извините, если что было не так, но – не устраивает категорически.

Не говоря про ту еще радость – тусоваться в России начала XX-го века на грани революций, мировой войны и тифа. В одном гадючнике с Ульяновыми, Джугашвилями, Залкинд-Бронштейнами, да еще Гришкой с его самодурой-царицей. Мама дорогая! Может быть кому-то другому – по кайфу. А нам оно, таки, сильно вот надо? Эти все “сладости”?

Прости, Вадик, прости, дорогой. Для папы твоего я все равно сейчас ничего сделать не смогу. И вся эта искрящая электрохрень на полкомнаты в лаборатории, на которую ты чуть не молишься, не более чем липа. Извини. Может быть, если вдруг что-то ТАМ на эту тему всерьез проклюнется. Хотя, – не знаю. По-моему, это уже фантастика. И шансов у профессора Перекошина – ноль. В отличие от его бывшего ассистента...

“Пожилой” господин еще раз мелко перекрестился, подхватил трость, саквояж, и стараясь ступать как можно тише, двинулся по коридору в сторону темной лестницы, даже не заперев за собой дверь лаборатории.

Никем не замеченный, он миновал проходной двор, вышел в переулок и зашагал в сторону Невского проспекта. Правда, идти долго ему не пришлось: неподалеку, у кабака стояли аж три извозчика. Не торгуясь за копейки, господин еще раз оглянулся на подворотню, откуда вышел. И убедившись, что кроме него, извозчиков и пары подвыпивших мелких чиновников только что с трудом выбравшихся из дыхнувшего теплом, запахами снеди и шумом веселой компании подвала, вокруг никого нет, удобно устроился в возке.

– Знать к чухонцам в гости, барин? – громко откашлявшись, осведомился возница.

– По коммерции. Сегодня вот, к чухонцам, завтра к шведам. А послезавтра – где что дешевле, да лучше, – с улыбкой ответствовал седок, начиная входить в роль.

– Но! Милая!.. Она у меня умница, барин. Споро домчит. В обиде не будете. А то, знамо, конь железный, он ждать не будет...

Что что-то пошло не так он начал смутно догадываться в ту же секунду, как открыл дверь в купе и увидел на одном из двух диванов солидного господина, читающего “Ведомости”. На столике лежал его котелок и черные перчатки под ним. Но пальто будущий попутчик не снял, почему-то. На вид – лет за пятьдесят. Фигура плотная, полная внутренней силы, скорее атлета или борца, чем коммивояжера. Аккуратная стрижка с зачесом, тронутые сединой густые усы, приветливый, добродушный взгляд...

“Нет! Все это не важно... черт возьми! Я же купил ОБА билета, и в купе никого не должно было быть. Пойти выяснять сразу? А не привлечет ли это лишнего внимания? Или дождаться когда тронемся, и уж тогда?”

– Да Вы проходите, что ж в двери-то встали? Вот – присаживайтесь, пожалуйте, – приветливо улыбнулся незнакомец.

– Да, да... спасибо.

– Стало быть, в княжество путь-дорожку держите?

– Да вот. Нужно... по делам-с...

– Понятненько. И как величать Вас, простите?

– Игорь Петрович...

– Хм... Игорь Петрович?.. А я, стало быть, Евстратий Павлович.

– Очень приятно. Значит мы с Вами в попутчиках?

– Так получается.

– А Вы до самого Гельсинкфорса, или раньше сойдете?

– В попутчиках-то, оно, конечно. Только вот не до Гельсинкфорса, молодой человек. А совсем в другую сторону.

– Это как же поним...

– Да грим у Вас неважнецкой больно, Николай Генрихович, так вот и понимать, – усмехнулся “попутчик” легонько хлопнув в ладоши, – А поговорить, успеем еще.

За открывшейся дверью Лейков увидел двух серьезного вида мужчин не слишком приметной наружности, явно ожидавших приказа от его нового знакомого.

– Ну-с... пойдемте, любезнейший, а то минут через пять поезду трогаться надо. А пока мы с вами с него не сойдем, они стоять будут. Нехорошо людей задерживать. Вы ведь ЕЩЕ глупостей делать не собираетесь?

– Что за... по какому праву! И кто Вы такие, в самом деле!? И почему...

– Медников моя фамилия. Евстратий Павлович. Коллежский советник. Вот Вам и удостовереньице. Полюбопытствуйте, если на слово не верите. Это – на счет моих прав. Про “почему” больше нет вопросов?

– Но я...

– Да знаю я, кто Вы. Ученый. Моряк, инженер-механик. Серьезный и образованный человек. Японца воевали... только вот немного не в ту степь заворачивать стали.

Вот видите, ребята, с какими серьезными людьми мы теперь работаем? Это вам не бомбисты-туберкулезники какие, или прочая мутная шушера.

Ну, пойдемте, мил человек. Пойдемте...

Как он сказал? “Не волнуйтесь, по первому разряду устроим. А что не прибрано в коридорах, так ведь недавно только переехали. Но Ваш-то нумерок, он готов вполне...” Значит, скорее всего, пасли давно. Значит, – не поверили. Кто? Вадим? Гаденыш... ну, тогда, может, еще и выкручусь.

Или местные? Тогда – кто его знает, фифти-фифти. Но если Кол... Господи, только не это!.. И ведь так все было грамотно продумано! Нет, конечно, я не спец в этих играх, но мозги-то есть. Что и как сообразил же. Да уж... сообразил!.. Так что мозги – ПОКА есть. И где же я лопухнулся? На чем?

Белые стены, сводчатый потолок, укрепленный литыми чугунными дугами... Запах свежей побелки, промозглая сырость. Теплая только одна стена, значит там и подтопок. Выложенный крупным камнем, залитый цементом пол. Земляной, судя по всему. Оконце под самым потолком. Решетка. Массивная дубовая дверь с глазком и окошечком для плошки. Койка, слава богу, у теплой стенки. Хотя, у стенки, наверное, не все ли равно – теплая она или холодная?.. Блин, вот не надо так шутить, не надо...

Тюфяк с соломкой, вроде даже простынь и солдатское одеяло дали. Вау! Даже два! Кувшин с водой, кружка. В углу – сияющая надраенной медью параша. И, правда – по первому разряду. Даже лампочка под потолком, правда, без выключателя. Практически, люкс со всеми удобствами. Может, телевизор еще попросить? Эх, а залетели-то мы по-полной, похоже, Николай Генрихович.

“Вот, туточки и располагайтесь, пока, мил человек. Кормежка два раза в день. Прогулка? Не дозволено. Шуметь – не советую. Да и вопросов лишних тоже лучше не задавать. Спрашивать тут Вас будут. Когда? А я почем знаю? Как время придет. Ну, добренько Вам здравствовать...”

Где-то ближе к полуночи, дверной глазок неожиданно открылся, прострелив ударом вырвавшегося из под спуда сознания животного ужаса, все существо. Но рассмотреть, кто это там, в коридоре, он не смог. Потом этот черный зрачок закрылся, послышался чей-то приглушенный разговор, но никто так и не вошел. И от этого почему-то стало совсем-совсем тошно. Нехорошо потянуло внизу живота...

Решают, как со мной дальше, наверно. Но я... я ведь никого не предавал! Я просто очень испугался. В конце концов, да! Я ошибся, психанул, но ведь каждый имеет право на ошибку. Американцы каждой собаке дают укусить дважды. Я же Вам спас царя! Я еще пригожусь, я же много знаю! Так много, что... или уже СЛИШКОМ много? Или они ЗНАЮТ, кто меня ждал в Хельсинки? Нет... только не это... Господи, СПАСИ!!!

Сон подкрался незаметно, когда под утро разгоряченный мозг человека признал, наконец, полное и окончательное свое поражение перед той бездушной машиной, в цепких и безжалостных когтях которой он оказался. И все его возможные предложения, весь этот жалкий, бессмысленный лепет, унизительный торг...

Зачем он им? Что такого он может им предложить? Двинуть вперед технологии в радиоэлектронике, создать все эти гидростатические взрыватели или приборы кратности? Приемопередатчики? Заложить базу под производство полупроводников? Триод, радар? Атомную программу начать?