Одиссея капитана Сильвера

Освободившись от Пью, Долговязый Джон хотел подняться, но не смог. Что-то держало его ногу. Дым рассеивался, и Джон ахнул. Левая нога между бедром и коленом превратилась в кровавое месиво. Большая бедренная кость тускло просвечивала изломом, кровь хлестала потоком, нижняя часть ноги болталась на обрывках кожи и мышц.

Из дыма вынырнула лисья физиономия Флинта.

— О, Джон! Ты, никак; ноги лишился? — Флинт злорадно ухмыльнулся. — Что ж, каждому свое, каждому по заслугам.

Джон Сильвер толком не слышал слов Флинта, угадывал их по губам. Флинт цел и невредим. Ни волоска не тронул на нем окаянный торговец.

— Ублюдок! — вырвалось у Долговязого Джона. Рука его рванулась к пистолету, но в этом момент судно завалилось на борт. Хлопнул грот, заскрипели мачты, все снова покатилось кувырком, Слепой Пыо навалился на Джона, завопил и ухватился за руку.

— Мы к этой беседе вернемся, Джон, — пообещал Флинт. Появился Билли Бонс и поднял Флинта.

— Вся посудина в чертовых железяках, капитан. А эти черви гальюнные забились в трюм и сидят дерьмовым балластом, — несколько возбужденно доложил Билли Бонс обстановку.

— Билли, цыпчик мой! — улыбнулся ему Флинт. — Ах, Билли, что за слог! Что рядом с тобою Шекспир или Мильтон?

— Греб его Шекспира мать, капитан, пардон, но судно не боеспособно. Эти горбатые моллюски…

— Да ладно, милый, — успокоил его Флинт — На сегодня отвоевались. Теперь не дорвались бы наши цыплятки до рома. Так что поспешим, Билли. Вперед!

Флинт в сопровождении Бонса рванулся к люку, и вскоре снизу послышались пистолетные выстрелы и вежливые разъяснения, что «Бога-душу-мать» ромом запахнет лишь тогда, когда черви гальюнные отчистят «Морж» до блеска.

На палубе вопили раненые, звали на помощь. Но никто к ним не спешил. Вскоре на палубе появилась Селена. Выпучив глаза, она сначала замерла, привыкая к кошмарному развалу. Затем принялась пробираться по палубе, оглядываясь и что-то выискивая.

— Долговязый Джон! — крикнула она.

— Здесь, — донесся до нее крик из-за кучи мертвого мяса, зажатой меж двумя пушками. — Селена!

Она рванулась вперед, раскопала его и ахнула в ужасе.

— Бог мой! Срочно вниз. У хирурга все готово.

— Нет-нет, только не это! Этот придурок оттяпает мне ногу за милую душу. Нет-нет. Я не могу без ноги.

— Перестань. Ты боишься, что ли? — попыталась она его вразумить. Но душу Долговязого Джона затопил ужас. Он ругался и упирался, пока Селена волокла его тяжелое тело к люку.

— Сдохнуть хочешь? — закричала она на него. — Или меня погубить?

— А, мистер Сильвер! — с каким-то неодобрением покосился на него Томас Коудрей, облаченный в запачканный кровью передник. — Я был о вашей милости лучшего мнения. Aut vincere aut топ. Победить или умереть. А вы… гм, ни того, ни другого не осилили.

Мистер Коудрей был когда-то джентльменом образованным, а хирургам и по сей день остался прекрасным. Быстрый, умелый, умный господин, не то что выпивохи, обычно практикующие на морских просторах. Когда-то он работал в лондонской лечебнице Святого Варфоломея, Коллеги подшучивали над его страстью к чистоте. Свои хирургические инструменты он перед использованием непременно вываривал в котле с кипящей водой, утверждая, что мера эта предотвращает загнивание раны после операции. Вероятно, коллеги и поверили бы ему, но он не утаил, что научился этому приему у цыгана, кастрировавшего кабанчиков. Его подняли на смех, а затем и из больницы выжили. Ученые коллеги могли бы и далее мириться с его причудами, но вот с тем, что больные у него выживали чаще, смириться куда труднее.

Далее в его карьере и биографии были и джин, и игра, и помощь дамам, забеременевшим без помощи мужей… Пришлось мистеру Коудрею покинуть Англию, так он попал в Вест-Индию, связался с каперами, с пиратами… И оказался на «Морже».

Слегка поморщившись при виде того, во что превратилась нога Долговязого Джона, мистер Коудрей оглядел остальных раненых, прикинул в уме и повернулся к помощнику, мулату Джобо, подсоблявшему еще и коку.

— Сильвер следующий, — изрек хирург.

Джон заорал и пополз к трапу.

— Придержите этого олуха, — проворчал врач.

С помощью легкораненых Селена и Джобо приволокли Сильвера к столу, по команде хирурга срезали штанину, Джобо наложил жгут, закрутил и остановил кровотечение.

— Держи огузок! — бросил Коудрей Селене, кивнув на отломленную ногу. Селена колебалась, и врач подбодрил ее, прикрикнув: — Живей! Не бойся, не укусит. Ты! — повернулся он еще к одному из присутствующих. — Влезь на стол и придержи грудь. Обними, как любимую. — Еще одному Коудрей приказал взяться за здоровую ногу и двоих приставил к рукам.

Коудрей потянулся к ампутационному ножу, кривому, как серп, и острому, как бритва.

— Рому! — вдруг потребовал Долговязый Джон.

— Потом, — сказал Коудрей и опустился перед Долговязым Джоном на колени. Он подхватил левой рукой приподнятую изуродованную ногу, подвел нож, сжал зубы и резанул, что было сил.

Долговязый Джон издал вопль, который разбудил бы и мертвого. Нож одним махом вскрыл кожу, мышцы, нервные волокна и кровеносные сосуды как раз под изломом большой кости. Коудрей вскочил, отложил большой нож, схватил ланцет и принялся обрезать ткани вокруг кости.

— Джобо! — Хирург указал глазами на культю, и Джобо с помощью пары ремней отжал плоть ноги в направлении таза, освобождая еще дюйм кости.

Третьим инструментом в руке хирурга оказалась мелкозубая пила. Раз, два… досчитать удалось бы до шести. Коудрей отложил пилу, стер с глаз пот. Селена тупо глядела на оставшуюся в ее руках отделенную от тела ногу. Отделенную от живого человека; мертвую ногу. Она покачнулась, выронила ненужную конечность. Достаточно она выдержала, но теперь… Она бросилась к трапу. Скорее на воздух!

Джобо, не обращая внимания на ее уход, отпихнул ногу в сторону, отпустил ремни, и конец кости закрылся надвинувшейся плотью.

— Снять! — бросил Коудрей, и Джобо ослабил жгут. Струйки крови обозначили расположение артерий, и Коудрей, поймав каждую крюком, вытянул ее, перевязал, оставив за узлом длинный конец нитки. Вся операция заняла меньше двух минут, в течение которых Сильвер орал, не переставая, а все присутствовавшие вспотели еще больше, чем Коудрей и Джобо.

Коудрей обработал и перевязал культю с корпией, замотал полотном и поверх всего насадил короткий толстый чулок.