Одна беременность на двоих

Аманда тоже просидела на стуле, не вставая, почти три часа, и сейчас слишком медленно брела по коридору. Мои глаза болели не меньше её спины, и мне не хотелось возвращаться к компьютеру, но и ехать домой на пару часов казалось глупостью.

— Может, погуляем где-нибудь? — спросила я, с тоской глядя на стеклянное здание библиотеки.

Аманда не успела ответить, у неё запищал телефон. Инспектор прислал СМС с датами, которые мы могли бы выбрать.

— Он встречается со всеми перед Стэнфордской больницей. Мы вообще-то можем успеть даже сегодня перед курсами. Нам ведь по пути.

Она отзвонилась инспектору, и мы решили перед встречей прогуляться в парке, расположенном подле НАСА. На дорожке вдоль океана было ветрено, и мы жалели об отсутствии капюшонов, но удаляться от берега к полям для гольфа не хотелось — там не было скамеек. То ли от долгого сидения в аудитории, то ли от нервов, Аманда вдруг начала ощущать тяжесть живота, и мы прогуливались от скамейки к скамейке, где подъедали остатки винограда. Вдоль дорожки тянулся ручеёк, по которому чинно плавали семейства уток во главе с папами, которые держались от выводка на небольшом расстоянии. От нечего делать, мы считали утят. И вдруг вдалеке заметили зайца — он пару раз выпрыгнул из-за холмиков и пропал. Мы только зря пропялились на поле в надежде на его возвращение.

И вдруг Аманда схватила меня за руку, и я сначала даже не сообразила, что случилось — уши заложило, земля резкими толчками начала уходить из-под ног. Дрожь перешла в коленки. Я увидела раскрытый рот Аманды, но не расслышала и звука. Если бы мы стояли у подножия горы, я бы подумала, что начался обвал. Аманда продолжала бесшумно открывать рот, тыкая пальцем мне за спину. Я с трудом сумела обернуться — земля продолжала скользить под ногами, словно я пыталась удержаться на льду. За спиной высились ангары, на которые я никогда прежде не обращала внимания. Перед одним из них чернел истребитель. С трудом верилось, что это от его работающих двигателей дрожит под ногами земля. Наконец он взлетел, но перепонки продолжали дрожать, когда дорожка под ногами уже перестала извиваться. Аманда одной рукой держалась за меня, другой — за живот.

— Пойдём к скамейке.

К счастью, до неё оставалось шагов двадцать. Аманда сгорбилась и тяжело дышала. Я зажала стиснутые руки между коленками, чтобы не обнять её. Каждый раз, когда она сгибалась над каменеющим животом, сразу превращалась в маленькую девочку. Ресницы её дрожали, как в первое публичное выступление в школе.

— Ванда говорит, что надо с тридцати шести недель возить в машине не только автокресло, но и сумку с вещами для госпиталя, — начала она монотонно, отдышавшись, и я как-то сразу перестала её жалеть, разозлившись за возвращение к беременным разговорам, но тут Аманда улыбнулась и щедро сдобрила голос смешинками: — Она отчего-то не упомянула про сумку со сменным бельём.

Я не улыбнулась в ответ, не поняв шутки. Губы Аманды сжались, между бровей залегла морщинка.

— Ну что? — насупилась она. — Тебе прямым текстом надо говорить, что у меня трусы мокрые!

— Ты испугалась, что это землетрясение? — слишком серьёзно переспросила я, сильнее стиснув коленки. Что таить, я тоже не подумала на истребитель. Быть может, если бы я видела, как он выехал из ангара, то приготовилась бы к тряске — ведь у нас в квартире стёкла дрожат, когда они пролетают мимо.

— Нет, я видела самолёт. А вот ребёнок ничего не видел, и у меня схватило живот. Что делать-то?

— Поехали в магазин, — я вытащила телефон, чтобы проверить время. — Если мы поторопимся, то выиграем целый час.

Аманда не особо могла торопиться. После брекстонов она стала идти ещё медленнее, не отнимая от поясницы руки. Я забрала её рюкзачок и то и дело предлагала воду. К стоянке вела ухабистая грунтовка. Никаких скамеек здесь не было, и Аманда стоически доковыляла до машины. Мне самой жутко захотелось в туалет, но, открыв дверцу пластмассовой кабинки, я тут же её закрыла — теперь на каждый резкий запах меня тошнило. Аманда объясняла это психологической зависимостью — я до сих пор не порвала связь со своей ложной беременностью.

В торговом центре я тут же отлучилась в туалет и ожидала по возвращении увидеть Аманду у касс, подгоняемую желанием переодеться в сухое, но она беззаботно стояла подле разряженных манекенов, перебирая платья. Не беременные! Даже беременные кофты натянулись слишком сильно на её подросшем животе — должно быть, подсели во время сушки. Ей бы прикупить пару футболок со вставками, а не заботиться о послебеременном гардеробе. В её драгоценных журналах написано, что месяца три после родов можно спокойно донашивать беременные вещи.

Я обернулась к очереди — работали лишь две кассы, что грозило потерей, по крайней мере, четверти часа, а у нас каждая минута была на счету.

— Аманда!

Я подошла к ней со спины. Она испуганно обернулась, и я уже хотела извиниться, но не успела. Аманда затрясла перед моим носом платьем.

— Что так долго! Гляди, тебе подойдёт. И оно на скидке.

Я даже не стала разглядывать платье, потому что не планировала ничего покупать, но Аманда ткнула вешалкой мне прямо в грудь. Я с трудом не ахнула от боли, но она даже не заметила, занятая распластыванием платья по моему уставшему телу.

— Твой размер. Я сначала испугалась, что ты не влезешь.

Это что, намёк на полноту и отказ от утренних пробежек? И всё же я ухватилась за кинутую соломинку:

— Я действительно не влезу, — я вывернула этикетку. — Это даже не «петит», это «экстра-смол»!

— Примерь! — не унималась Аманда. — Оно кажется большим.

Я оглянулась к кассам и схватилась за последнюю соломинку:

— Смотри, какая очередь! Пошли трусы купим и бегом к госпиталю.

— Я встану в очередь, а ты иди примерь.

Я схватила вешалку и побежала в примерочную. Увесистый рюкзак колотил по спине. Я думала лишь сымитировать примерку, но когда девушка, протягивая мне номерок, заявила, что это платье просто супер, я решилась примерить его. За лишнюю двадцатку отец не станет ругать меня. И всё же, чтобы сэкономить время, я скинула лишь кофту и натянула платье поверх джинсов. Пришлось ужаться и на мгновение перевоплотиться в скользкую змею. Платье сдалось без особого боя, лишь слегка оцарапало шею этикеткой. Размер действительно был не моим. Ткань топорщилась не только поверх джинсов, но и жутко стягивала грудь. Покупать платье я не стану, хотя теперь оно мне нравилось, но даже пробежки не ужмут меня до «экстра-смол». Сжавшись, я потянула платье наверх и замерла, услышав, как оно затрещало по швам. Вторая попытка прошла под тот же аккомпанемент. О том, чтобы сначала вытащить одну руку, речи вообще не шло. Платье прилипло к груди. Мне не хотелось даже мысленно озвучивать правду — я в нём застряла, как Пух в двери. Только у меня нет в запасе месяца, чтобы превратиться в скелет.

На платье ни молнии, ни разреза. Оно было трикотажным, но не настолько, чтобы растянуться на два недостающих размера. Как я вообще умудрилась в него влезть! Моё отражение собралось расплакаться. Я сжала губы и с трудом добралась до джинсов, чтобы стянуть их. Запихав одежду в рюкзак, я шагнула к выходу и дрожащей рукой вернула номерок.

— А кассир сможет на мне просканировать цену? — спросила я каменным голосом, едва сдерживая слёзы.

Девушка утвердительно кивнула, потом недоуменно пожала плечами.