Одна бессердечная ночь
Шрифт:
— Эй, — позвал Пенн, протягивая мне бокал вина. — Все в порядке?
Я взяла у него бокал и сделала большой глоток.
— Немного... нервничаю, если честно.
— Не нервничай, — сказал он с мягким смешком, помогая мне подняться.
— Я просто... — я запнулась, собираясь сообщить ему, но не могла подобрать правильных слов.
— Все хорошо. Тебе не нужно ничего говорить. — Он взял меня за руку. — Просто пойдем со мной.
Он вывел меня из гостиной, провел по коридору, мимо лифта, которым мы воспользовались, чтобы подняться на верхний этаж, и подвел к закрытой двери в конце коридора. Он открыл дверь и включил лампу, это явно была его спальня,
— Мне нравится твоя квартира. — Я сделала еще один большой глоток вина, и пройдя внутрь, стала осматриваться вокруг.
— Спасибо. — Он положил ключи на комод и снял пиджак, повесив его на спинку стула. Совершенно непринужденно. Он совсем не нервничал. Это был его дом, и он находился полностью в своей стихии.
Он нажал кнопку на колонке, достал из кармана телефон, чтобы включить музыку. Тихий голос Рэя Ламонтейн успокаивал мне нервы.
— «Такая простая вещь»? — Догадалась я. — Я люблю эту песню.
— Это моя самая любимая у него.
Он откинулся на спинку кресла и наблюдал, как я расхаживаю по его кабинету. Я расправила плечи и обошла его кровать.
— Мне нравится еще «Укрытие».
— Это классика.
— У тебя хороший музыкальный вкус, — заявила я ему. — Есть что-нибудь такое, в чем ты не силен?
Он усмехнулся.
— Все зависит от того, кого ты будешь спрашивать об этом.
Я тихонько рассмеялась и сбросила туфли. И была рада, что наконец-то от них избавилась.
— Лгунишка.
— Я мастер во многом, но уверяю тебя, есть много людей, которые думают, что я ни в чем не силен.
— Например? — Я взглянула на него, приподняв бровь.
— Мой отец.
— О, — прошептала я. — Ну, я бы поспорила с ним об этом, потом ты помнишь, что его мнение не имеет значения.
Пенн усмехнулся.
— Он с тобой не согласится.
— Ну, сегодня ты живешь совсем другой жизнью, помнишь? Ты не должен жить в соответствии с его ожиданиями. Ты можешь просто быть самим собой.
Он слегка наклонил голову и посмотрел на меня, будто я была загадкой, и он не мог меня понять. Будто то, что я сказала, действительно, произвело на него впечатление.
Я отвернулась от его взгляда и продолжила обходить комнату, подойдя к ночному столику. Вытащила его блокнот из-под завала книг и подняла его вверх.
— А, знаменитый блокнот.
Я открыла кожаный переплет на первой странице, но прежде чем успела прочитать хоть слово, Пенн тут же захлопнул обложку.
— Тебе не стоит в него заглядывать.
— О, — сказала я удивленно. — Это твой дневник?
— Хуже. — Он взял из моих рук потертый кожаный блокнот. — Философский бред. Если ты начнешь читать, то я покажусь тебе скучным до слез.
— Я в этом сомневаюсь.
— Ты не захочешь читать мои этические диатрибы. Поверь мне, — сказал он, возвращая блокнот на место.
Мне все же хотелось заглянуть в его блокнот и прочитать его этические речи. У меня было такое ощущение, что там обязательно должно быть что-то сочное и интересное, если он не хочет, чтобы я это прочитала. В то же время я знала, что это неприлично, потому что я тоже не разрешала другим читать свои сочинения. Я слишком стеснялась, чтобы выставлять себя на всеобщее обозрение. Я хотела только
одного — стать писателем, но разрешать другим читать мои сочинения, это совсем другое дело. Писать было намного легче, чем выслушивать потенциальную критику. Или, как я всегда считала... неизбежную критику. Когда-нибудь я скажу свое слово, стану автором, а не просто писателем, но сейчас я понимала, почему Пенн не готов познакомить меня со своими взглядами.Песня закончилась, сменившись другой, и я чуть не упала в обморок, когда зазвучала песня Калума Скотта «Ты — та самая причина». Черт, у него действительно был хороший музыкальный вкус.
Я открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но Пенн повернулся ко мне. Его взгляд скользнул по моим губам, а затем снова перешел к глазам. Воздух между нами замер. Он протянул руку, забрав у меня бокал с вином, барьер между нами. Он поставил его на тумбочку и придвинулся ко мне.
— Я рад, что ты здесь со мной.
Обхватив мою щеку. Его лазурные глаза заглядывали глубоко в мои. Удивительная ночь, которую мы проводили вместе, расстилалась передо мной.
О чем еще я могла желать? Именно этого я и хотела, чтобы время, проведенное в Париже, было именно таким. Если уж на то пошло, я бы хотела, чтобы все это случилось раньше. Я хотела бы, чтобы у меня с ним была не одна последняя ночь, а все лето.
Он приподнял мой подбородок и поцеловал в губы. Собственническим поцелуем, говорящим, что теперь я принадлежу ему. Именно так все и будет. И я не хотела отступать. Я хотела, чтобы все произошло сегодня, здесь, с ним. К черту нервы и ожидания. Его губы на моих губах, его пальцы в моих волосах, его тело прижалось ко мне. Я не могла отказаться от того, что он мне предлагал. Я бы не стала отказываться, даже если бы захотела. Но я и не хотела.
Мое тело горело, и этот момент он только еще больше разжигал пламя.
Его губы скользнули по моей щеке, уху, а затем вниз по шее. Он развернул меня на месте, оставляя легкий след поцелуев на моем плече. Мурашки побежали по коже, когда он прикоснулся губами до одного местечка, и я не могла сдержать вздоха.
— Здесь? — спросил он, снова целуя меня.
— Ох, — выдохнула я.
Он стал языком ласкать мою шею. Я вздрогнула всем телом, словно он нажал на какой-то курок. Было что-то настолько романтичное и эротичное, что полностью заводило меня.
Его пальцы ловко скользнули к молнии на моем платье, он стал ее спускать вниз по спине до задницы. Я резко вдохнула, холодный воздух, коснувшийся разгоряченной кожи. Но я не хотела, чтобы он останавливался. Я была рада, что выпила бокал вина перед этим и набралась смелости продолжить этот путь. Я уже не была так пьян, как в клубе, хотелось запомнить эту ночь во всех подробностях. Но немного храбрости в жидком виде никому не повредит.
Я подалась вперед к нему, прижавшись к его телу. Он спустил рукава моего платья с плеч. Оно заскользило вниз по телу, по груди, затем по бедрам, прежде чем упасть к ногам, оставив меня в одном черном лифчике без бретелек и таких же кружевных стрингах.
— Черт, — пробормотал он. — Сколько я хочу всего сделать с твоим телом.
Он провел руками по моей обнаженной коже, сердце учащенно стучало с каждым его прикосновением. Он снова поцеловал то местечко, и я вздрогнула.
— Ч-что ты хочешь сделать?
Он щелкнул крючком на моем лифчике, и тот упал на пол, груди дерзко обнажились.
— Это.
Он ласкал мои груди, нежно разминая, пока я не почувствовала, как влага собирается в трусиках. Он ущипнул один сосок, прежде чем другой взять в рот.