Одна из тридцати пяти

— Моя часть сделки исполнена? — осведомился Аарон, помешивая вино в бокале.

Райт опустился в кресло, закурил. Когда-то Аарон был нанят убить Берингера, но был пойман. И теперь, после двухлетней службы, советник готов дать ему свободу.

Не дожидаясь ответа, наемник продолжил:

— Не скажешь, сколько у тебя получают твои псы?

— Хочешь на меня поработать? — советник спокойно курил, поглядывая на Аарона. — С какой это стати?

— Привычка.

Райт молчал, наемник нервно протянул:

— Ты почти король, а я не прочь служить на благо Хегея.

Обличающий смех Берингера сотряс стены.

— Я могу поверить во все, что угодно, но не в твою преданность королевству. Скажи прямо, что ты хочешь?

— Во-первых, я почту за честь служить тебе Берингер. Во-вторых, мне действительно кое-что нужно, — Аарон сделал последний глоток вина, отставил бокал.

— Деньги? Власть?

— Мне нужна Розетта Лефер. И даже не думай усмехаться, Райт. Да, я хочу ее. Еще с тех пор, как выдавал себя за ее чертового телохранителя. И если раньше она понукала мной, считая грязью, то теперь я заставлю эту соблазнительную строптивицу уважать меня. Ее семья не посмеет отказать тебе, когда ты придешь к власти.

— Хорошо, — внезапно согласился советник, — ты ее получишь.

— И место в совете.

— Твои услуги никогда еще не стоили так дорого, Аарон, — вымолвил Райт, поднося к губам сигару, — но я сделаю для тебя одолжение и в этот раз. Учти только, наемник, я покупаю твою верность и если усомнюсь в ней хотя бы на долю секунды, шпили дворцовой башни украсит не только твоя голова, но и твоей красавицы.

Наемник напрягся, в очередной раз убеждаясь, что Берингер никогда ничего не делает просто так. У всего есть цена.

— По рукам, — произнес он.

— Ну раз ты так безрассудно смел, — вялая улыбка скользнула по губам Берингера, — у меня для тебя есть задание. Ты должен передать послание лорду Бейдоку.

— В этом есть какой-то глубокий смысл? — удивленно протянул наемник.

— Бейдок стоит с войском в восемь тысячи человек у северных границ королевства и только ждет, когда я дам отмашку.

— Думаешь, мы сможем вернуться до того, как начнется грызня за престол?

Не успел Райт ответить, как дверь в кабинет открылась, пропуская Саргола.

— Ваше сиятельство, — сказал он бесцветно, — пришла весть из дворца — король умер.

Аарон вздохнул, потянулся к бутылке вина.

— Не выпить ли нам за это? — вымолвил он, наполняя бокал.

Райт затушил окурок, поднялся, прошагал к окну.

— Упокойся с миром, старый ублюдок, — тихо зашептал он, склоняясь над подоконником, затем бросил через плечо помощнику: — Лекарь уже ушел?

— Да, милорд. Он оставил рекомендации. Все необходимое мы уже передали служанке леди Джины.

— Позаботьтесь о том, чтобы моя гостья ни в чем не нуждалась.

— Конечно, милорд, — отозвался Саргол.

Берингер поморщился — заверения помощника ничуть не сбавили его пыл пойти и самому убедиться, что девочку окружают забота, тепло и уют.

— Я хочу знать о всех передвижениях приближенных королевы, — бросил он помощнику. — Любые новости — сразу ко мне. Как прибудет лорд Деквуд, сообщи.

Аарон внимательно слушал своего повелителя, глядел на вечно холодного беспристрастного Саргола, понимая, что иной человек попросту не смог бы стать тенью Райта. Саргол был будто лишен всех мыслей, он просто выполнял любые команды.

— Думаешь, Эдмунд и Генриетта действительно рискнут осадить Лауртан? — спросил наемник, хотя ответ был предсказуем.

— Я скажу больше, — вымолвил Райт, — начнется война.

* * *

— Хотела меня видеть?

Нет, не хотела. Но увидеть лорда Берингера было необходимо, как сделать вдох.

Во-первых, я обязана ему жизнью, и он заслужил — спасибо. Во-вторых, я хотела знать планы этого человека в отношении всего, включая меня, и в-третьих, я не мыслила себя без его присутствия. Он был мне нужен… и это пугало и завораживало одновременно.

Я сидела на высоком стуле из красного дерева с резной спинкой. Уверена, осанка у меня была безупречной, как и вышколенный манерный кивок.

Оглядев меня, Райт едва уловимо улыбнулся. Понимающе и спокойно, будто разгадав мое желание выстроить между нами стену отчуждения.

— Милорд, я хотела сказать вам, — начала я, покуда он подошел к столу, на котором стопками лежали письма, — эм… спасибо.

Берингер безразлично просматривал почту, приводя меня в замешательство. Вел себя так, будто принимает мои правила игры. Выжидает, дает время осознать неизбежное — отныне я принадлежу ему.

Камин топился, хотя в комнате было адски жарко. И становилось жарче и жарче, пока Райт был так отстранен и молчалив.

— Я вам очень признательна.

Одно из писем Берингер развернул, прочел, а затем отправил в камин. Меня пожирали внутренние демоны. Я заерзала на стуле.

— Милорд, ваш поступок… я безмерно благодарна…

— Я понял, Джина. Весьма польщен.

Бумага снова зашелестела — Райт нахмурился, читая очередное послание.

— Милорд?

— Да? — все так же спокойно.

— Я знаю, что вы безумно заняты, но нам нужно поговорить.

Эта просьба была проигнорирована, поэтому я выпалила:

— Не могли бы вы хотя бы посмотреть на меня? — сказала, а у самой сердце подскочило к самому горлу.

И он посмотрел — темные глаза завораживающе блеснули. Я вжалась в спинку стула, а Райт усмехнулся.

— Что-то не так, Джина?

Да, он знал, как его прожигающий волнующий взгляд подействовал на меня. Один лишь взгляд, в котором схлестнулись искушение, желание, призыв. Волна обжигающих мурашек прокатилась по телу, и дышать стало сложнее. Воздух в кабинете вдруг закончился.

Мой взгляд скользнул по напряженной фигуре мужчины. Одну руку Берингер убрал в карман брюк, стоя передо мной в пол оборота. Прядь черных волнистых волос упала ему на лоб, подбородок покрывала щетина.

Находиться с ним в комнате один на один не так просто, как я думала.

— Очень жарко… — вырвалось у меня сипло.

Уголок его губ насмешливо изогнулся. Казалось, он понимает все то, что происходит со мной.

— Воды, милая? — голос изменился, стал уверенным, дразнящим.

Я думала, что могу вынести любого Берингера — насмешливого, злого, торжествующего. Но я ошиблась. Этот мужчина — самоуверенный, властный — заставлял мое сердце трепыхаться и изнывать от странной жажды. Я наблюдала за его руками, когда он взял графин и наполнил водой бокал. За руками, покрытыми шрамами. За грубыми пальцами, которые сейчас являлись воплощением нежности и аккуратности.