Одна из тридцати пяти

Я медленно шла вдоль стола, ведя по краю пальцами, разглядывая ворох документов, массивную чернильницу, пепельницу с окурками. Руки у меня еще дрожали, на губах горели поцелуи, и ничего я не ждала так сильно, как возвращения этого мужчины. Почти врага, почти друга, почти любимого.

Не удержалась от возможности плюхнуться в глубокое хозяйское кресло, вальяжно развалиться, положив руки на подлокотники. Ощущение, что поплясала на святыне — не дай бог попасться Райту! Приподнявшись, увидела на столе письмо. Печать была сломана, бумага развернулась, давая мне прочесть отрывок: «… заклинаю вас всеми святыми, верните мне сына». Лишь строчка, но у меня похолодело сердце. Потянувшись к письму, я вздрогнула, услышав, как растворилась дверь, и тяжелые шаги возвестили о возвращении хозяина.

Вскочив на ноги, я вытянулась по струнке, испуганно воззрившись на регента. Он медленно закрыл дверь — единственный выход. Пока он не вышел на свет, я чувствовала, что меня одолевают эмоции. Но когда пламя камина выхватило из мрака его высокую фигуру, с меня разом сошел страх:

— Какого…?! У вас кровь?! Райт!

Лорд Берингер усмехнулся, выудив из моих уст стон изумления. Что-то не похож он на тяжелораненного или, хуже того, умирающего.

— Прости, забыл про это, — беспечно вымолвил мужчина, указывая на разорванную куртку, — боялся, что ты уйдешь.

Уйду? Да я в его владениях, он найдет меня в любой из многочисленных комнат этого замка.

— Я приказал принести сюда ужин. Не против?

— Я?

Интересуется моим мнением?

— Мне показалось, ты голодна, Джина.

— Я?

— Устала, вымотана…

— Кто?

Он рассмеялся, заставляя меня почувствовать себя сущим ребенком.

Внимательный мужской взгляд окинул меня, стол и кресло, в которое я упиралась.

— Что ты делала? — аккуратно и насмешливо.

— Ничего, — слишком поспешно выдыхаю. — А вы?

— Подрался…

— О… — вообще нечего сказать, кроме глупого: — Ясно, милорд.

Регент, напыщенный регент, черт его дери, подошел к столу, бросив взгляд на нужное письмо, затем на меня. Догадливый до невозможности, он вопросительно приподнял бровь:

— Хочешь прочесть?

Хочешь на виселицу? О, нет. Все, что касалось личности Райта было возведено в квадрат таинственности. Хотя, чисто гипотетически, я бы не прочь прочитать загадочное послание.

— Я разрешаю, — лорд Берингер внимательно следил за мной, и мои эмоции и мысли так явственно отражались на лице, что он снова рассмеялся: — Я будто поймал тебя на краже конфет, Джина. Ты чертовски мило краснеешь.

Когда он говорил в таком тоне, хотелось вывернуться наизнанку, но доказать, что я взрослая, самостоятельная женщина.

— Отлично, — я схватила письмо, развернула, с нарочитой деловитостью принялась читать: — «Супруг мой, я уже много раз просила вас, но попрошу еще, ибо я виновата перед вами. Я готова искупить свой грех хоть сотней лет, проведенных в этих стенах, хоть болью и муками, хоть унижением. Но заклинаю вас всеми святыми, верните мне сына», — под конец мой колос стих, превратившись в шепот. Закончив читать, я посмотрела на Райта.

— Это от Стеллы, — вздохнула, возвращая письмо на стол, — почему вы позволили мне прочитать письмо?

— Потому что у меня в отношении тебя серьезные намерения.

Что бы это ни значило, это заставило меня нервничать.

— Какие именно?

— Свадьба, дети и совместная старость, — на его губах обозначилась насмешливая улыбка. — Ты рассчитывала на такой ответ?

Свадьба, дети, совместная старость и… розовый пони. Я похожа на идиотку?

— Я бы этого хотела, но ваши намерения, вероятно, — бросила я разочарованно, — ограничиваются лишь постелью и несколькими тысячами лир содержания.

Когда он улыбнулся, я поняла, что сказала — признала, что хочу выйти за него и родить ему детей. И, кажется, он был польщен.

— Мм… — Райт присел на краешек стола, — возможно, для тебя мой ответ прозвучит грубо и даже оскорбительно, но я ведь не мальчик, Джина, и не могу обещать тебе, что пока не оформлю развод, наши отношения будут чисто… дружескими. Ты и так это поняла, так ведь? Ты будешь рядом со мной. Это, я считаю, предполагает наличие тебя не только в моей жизни, но и в моей постели.

Я задохнулась от возмущения, явно намереваясь это оспорить.

* * *

В Хегейском королевстве было возможно все.

Смерть монарха давала Хегею довольно жалкие перспективы. Генриетта бы и рада посадить на трон своего дражайшего отпрыска, но слишком много ушей слышало последнюю волю короля. Поэтому трон по истечению пяти дней после кончины его величества был по-прежнему пуст. Занимай — не хочу…

Наследник престола, которого объявил король, был слишком мал, чтобы выражать собственные желания, а Эдмунд слишком уязвлен и обижен, чтобы следовать указам отца.

А я? Была обречена на вечное истязание мечтами о несбыточном будущем?

Должна бы, но что-то новое появилось в этой безрадостной жизни, в кристально-чистом воздухе Лауртана, в розоватых рассветах, видах зачарованного леса и белоснежных перьевых облаках. Во всем многообразии происходящего, я хотела видеть только хорошее.

— Око провидца… — горячий шепот коснулся моей щеки.

Большая медвежья шкура, на которой мы лежали под ликом звезд на одной из смотровых площадок, окутывала нас спокойным теплом. Я почувствовала, как Райт обвил меня руками, смыкая на талии пальцы. Я облокотилась на его грудь, глядя в ночное небо. Безмятежное, бездонное, глубокое, как и то чувство, которое я сейчас испытывала.

— А это созвездие? — говорить трудно, мысли путаются.

Уже за полночь, но мы не можем расстаться. И я не хочу, чтобы ночь — приятная, волнующая, многообещающая — закончилась.

Когда Райт повел меня сюда, я и подумать не могла, что меня ждет восхитительный вид ночного неба над Лауртаном и крепкие ласковые объятия.

— Это путь странствий… — ответил мужчина.

— Откуда вы это знаете?

Я запрокинула голову, касаясь мужского плеча.

— Узнал на войне. Иногда это помогало мне избавиться от эмоций… восточный предел — это не сказка, это кошмар, в котором самое твое гуманное решение может обернуться пол дюжиной трупов…

Его пальцы переплелись с моими. Он приподнял руку, любуясь этим зрелищем… ладонь к ладони…

— Сколько времени вы провели там?

Райт заботливо поправил шерстяное одеяло, в которое я была укутана.

— Больше десяти лет.

— Это долго…

— Это многому меня научило.

Тепло, уютно, спокойно. Даже его слова — страшные слова о войне — не могли нарушить то, что возникло и крепло между нами с каждой секундой.

— А Стелла? Когда вы познакомились?

— Ей было пятнадцать, когда я ее впервые увидел. Я ждал еще четыре года, прежде чем на ней жениться.