Одна лента на троих

Обняв подушку своего драгоценного возлюбленного, я уплыла в сладкую негу, в которой мне виделся У Юйлунь. Гэгэ так молод и не искушён в своих деяниях и надеждах, что сердце щемило от нежности, каждый раз, когда я вела пальцами по его скулам, обрисовывая знакомые черты. Но сейчас, на юном лице ещё светилась печать пережитых бед и трагедий, оно казалось светлее и безмятежнее, чем могло бы быть у того, кто практически достиг уровня небожителя. Но глаза… Нет, это не те глаза, что сверкали холодным презрением в годы совместного совершенствования, когда моё пламя феникса неистовым и бушующим потоком вырывалось наружу и норовило смести всё на своём пути, лишь бы уберечь хозяйку от проблем и передряг.

Его прекрасные очи мягко лучились любовью, преданностью и невыразимым счастьем, когда рассматривали Бай Вань. У Юйлунь кидался в её объятия так, словно распахивали душу, и та с трепетом ловила в них его, прижималась к груди осторожно, как самая хрупкая драгоценность, как маленький крольчонок, ищущий защиты. А когда она молила гэгэ о робком поцелуе, единственное, что тот позволял себе – коснуться её невинных губ самыми кончиками пальцев. Ну не глупость ли? Я даже во сне понимала, что мой муж, один из сильнейших и сложнейших человек из всех, кого мне довелось узнать на пути совершенствования, и на такую ерунду никогда бы не повёлся. Но отчего-то сердце буквально умирало и ёкало в груди, глаза пекло от глупого, но ревностного желания придушить шицзе и закопать её труп в долине семи грехов.

Смутное щекочущее беспокойство заставило меня проснуться на мгновение. Приоткрыв глаза, я озадаченно смотрела вперёд и не понимала, почему в своей комнате не одна. Белый силуэт склонился надо мной, заслонив свет от тусклого лунного диска, который мельтешил за облаками. И лишь чёрные пряди волос отчётливо виднелись на фоне этой призрачной мистификации. Но сунулся бы неупокоенный к той, кто обладал пламенем бессмертным пламенем феникса и мог уничтожить его за мгновение? Нет, навряд ли… Одна из непослушных прядок упала мне на грудь и проникла в вырез чжундань, там, где распахнувшийся во сне ворот обнажил кожу. Эта лёгкие, практически невесомые прикосновения щекотали вздымающуюся во сне грудь и разбудили меня.

– Гэгэ… – улыбнулась я сквозь пелену сна.

Протянула руку, чтобы дотронуться до возлюбленного, но тот вдруг отшатнулся и, ускользая, подобно видению, вглубь комнаты. Я лишь мягко улыбаюсь на эту игру и веду плечом, сбрасывая надоевшее нижнее платье, оставаясь в одном белье. Воздушный поток треплет подолы его одежд, а силуэт загораживает лунный свет из небольшого окошка. Как же я ненавидела этот аскетизм в убранстве нашей спальни. Словно мы не могли позволить себе нормальных тканей и вынуждены были ютиться под благородным взором старейшины У Цзиньлунь. Но даже так, луна и звёзды, заглядывающие в окна, помогали рассмотреть в темноте светлые блики одеяний и тёмные концы налобной ленты, покачивающейся в такт движениям своего хозяина.

– Спи, – донёсся до меня тихий шёпот. – Я не буду тебе мешать, можешь оставаться тут до утра.

– Ну уж нет, – стараясь подавить зевоту, помотала я головой. – Я так долго ждала тебя, дорогой синьлан и теперь, когда ты вернулся, спать мне хочется меньше всего. У Юйлунь, ну, иди же скорей ко мне и обними. Я так долго ждала, ты так давно начал этот путь, что уже позабыл про свою дорогую синьян. Сотня лет минула, а я так и не надела красные одежды, так утешь меня хотя бы поцелуем, а я всё так же преданно буду ждать тебя, мой гэгэ.

Я не понимала, почему возлюбленный медлил, застыв на более чем почтительном расстоянии, а не вжимал меня в кровать, как, бывало, каждый раз, после долгого культивирования. Когда его энергия Янь буквально сходила с ума и требовала мою Инь, поэтому, со вздохом поднявшись с лежанки, сама шагнула навстречу, протягивая руки и мягко улыбаясь своему ускользающему видению. Когда от меня вновь попытались улизнуть, я с любопытством склонила голову набок и приподняла бровь, стараясь не показывать собственного раздражения и желания, клубившегося в теле, вместе с алкоголем, вновь вырастающими меридианами и дурманом магического потока, исходящего от желанного супруга.

– Снова пытаешься казаться сильнее, чем есть? – я вскинула бровь и пару раз притопнула ногой. – У Юйлунь, ты же не трогал мою пиалу? В этот раз снимать тебя с вершины Лунных пиков не стану. Пусть старейшина У Цзиньлунь полюбуется на то, что вытворяет его драгоценный диди. Я понимаю, что ты хочешь закончить путь небожителя как можно быстрее, но не напрягайся, в отличие от своей дорогой меймей ты умрёшь, если порвёшь меридианы, потому позволь мне уравновесить энергию Янь в твоём теле.

– Э-э, – ответом послужил лишь тихий вздох.

– Нет, дорогой, так дело не пойдёт… – я ухватила беглеца за рукав и с тихим смехом повисла у него на шее. – Поймала, теперь не убежишь. Где моя награда? Даже злой гэгэ не сможет отнять тебя у меня. Твой братец всё же смирился с тем, что я твоя синьян, так почему же ты вновь так холоден? Словно не было всех этих лет совместных культиваций и стремления пройти путь совершенствования и достичь высот небожителей? У Джен, почему же ты так сегодня холоден со своей драгоценной Фэй Юн?

Но даже после такого поцелуя мне не подарили, а тело возлюбленного оцепенело от моей близости и превратилось в едва ли не каменное изваяние. Тогда с тяжёлым вздохом я решила сама получить причитающееся вознаграждение и легко коснулась губами гладкого подбородка, острой скулы, трепещущих век, а когда почувствовала слабое сопротивление, продолжила лишь чаще и невесомее касаться чужого лица. Мои губы порхали своей невесомой лаской по всему, до чего могли дотянуться: лицу, ушам, шее, отогревая дыханием прохладную кожу, а затем по линии напряжённой челюсти добрались до самой главной цели, которая была так неприветлива и не хотела поддаваться на провокации своей драгоценной жёнушки.

– Я так соскучилась по тебе, любимый, – шептала прерывисто и горячо прямо ему в рот.

– Фэй Цзиньхуа…

Мне хотелось кричать о том, как я его любила, о том, как боготворила и превозносила. Не слушая больше протестов и слов, прильнула в мягком поцелуе, уже совсем не невинном по сравнению с тем, которые были у нас сотни лет назад, когда мы только обменялись лентами и поклялись перед старейшинами идти по пути совершенствования рука об руку, пока чёрные одежды не заберут нас в новый мир. Я подобно большой кошке, льнула ближе, притиралась всем телом и старалась стать с ним одним целым, чтобы даже сантиметра не осталось между нашими телами, которые так идеально подходили друг другу.

Я зажмурилась от долгожданного наслаждения, зная, что столь невинного прикосновения достаточно для того, чтобы превратить идеального и холодного лотоса в огненный шторм. Чтобы его дыхание сбилось, уши полыхнули прекрасным алым стыдливым румянцем, а глаза заволокло тёмным желанием. Пропитывая всё вокруг наслаждением и разнося в щепки стену самоконтроля с огромным количеством высеченных на ней правил. Превращая в пыль напускную отчуждённость и холодность, выпуская на свободу почти первобытную в своей неистовости похоть, вперемежку с головокружительной и бесконечной нежностью, утягивающей на дно страстей. Однако на этот раз выдержка моего возлюбленного оказалась куда крепче. И не скажешь, что вернулся с культивации, перемещая по телу энергию Ян, и нуждался в моей Инь.

Муж всё же сипло выдохнул, но будто бы изумлённо и протестующе. Он ещё пытался отстраниться от меня и вновь превратиться в каменное изваяние, с черенком в заднице, которое могло лишь хлопать глазами и презрительно смотреть с высоты своего роста. Но я не просто так провела с ним сотни лет культивирования и совместного совершенствования, кольцо нежных рук на его шее сжалось сильнее, чтобы почти задушить своим жаром и близостью, чтобы никуда и никогда больше не отпускать в этот страшный и безумный мир. Ведь даже мне, Императрице вечного пламени, с трудом удавалось выживать, что уж говорить про моего возлюбленного, чью красоту и невинность сравнивали лишь с прекрасными цветами.