Одна маленькая правда
Шрифт:
Каким образом он заставляет нечто зыбкое в душе встрепенуться? Я много раз играл на сцене, мною восхищались, но в глазах моих зрителей не было и намека на то благоговение, какое я видел в глазах тех, кто смотрел на Дубая.
И это не зависть, но простое непонимание происходящего. Я восхищаюсь тем, кого всею душою ненавижу и не понимаю самых простых вещей. Музыка Дубая – предмет для подражания, сам Дубай – серая мышь. Однако, возможно, это даже зависть. Мне трудно разобраться в себе.
Дневник Павла Петровича Савина. Продолжение
Мы уже совершенно забыли о горестях блокады. Город вновь вошел в свою колею жизни. По радио регулярно передают о продвижениях Красной Армии на Запад. Деревню за деревней, город за городом, и вот передали, что
Мы с Любкой вышли прогуляться по городу. Как давно мы не выходили никуда! Небось, с самого начала войны! И вот, мы шли по улицам, многие дома были разрушены, кое-где еще оставались завалы, которые предстояло разобрать. По небу плыли тучи, и иногда на землю срывался моросящий дождь. А мы шли, не замечая его, наслаждались этой прогулкой, беседовали, будто познакомились всего несколько дней назад, хотя в действительности прожили почти всю жизнь. Словно бы заново узнали друг друга. Я вспомнил, какая она была веселая, увидел, открыл в ней заново весь тот задор и светлость, остался под теплым одеялом ностальгии. Мы вспоминали свою молодость.
И вот, вышли на площадь. Со времени начала блокады она не была такой людной. Хотя в действительности, людей было немного, но отвыкнув от улицы, нам показалось, что площадь заполнена до отказа. Старики и молодые люди прогуливались по ней, не обращая внимания на моросящий дождь. Даже дети бегали друг за другом средь вздымающихся из-под ног брызг.
Вдруг из радио раздался знакомый голос – «Внимание! Говорит Москва!».
Все сразу остановились, а взгляды были устремлены вверх, откуда исходил звук. Голос Левитана, который стал знаком каждому жителю нашей страны и который стал неотъемлемой частью жизни, разносился над площадью, ровно как и надо всей нашей огромной страной. В каждом городе, на каждой улице, в каждом доме, где было радио, звучал его голос. Он говорил размеренно, выделяя каждое слово.
«Приказ Верховного Главнокомандующего по войскам Красной армии и Военно-Морскому Флоту. 8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершилась, Германия полностью разгромлена. Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны! В ознаменование полной победы над Германией сегодня, 9 мая, в День Победы, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, тридцатью артиллерийскими залпами из тысячи орудий. Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Да здравствует победоносная Красная армия и Военно-Морской Флот! Верховный Главнокомандующий, Маршал Советского Союза, Сталин»
Когда Левитан закончил говорить, по площади разнесся радостный возглас. На других улицах послышались крики «Ура!». Дождь закончился, сквозь разрывы в облаках показалось солнце, согревая майским теплом мостовую. Город ожил, загалдел, послышалась музыка, кто-то пел песни. У каждого на лице сияла улыбка.
«Победа! Победа! Победа!». Вот она, то, чего мы так долго ждали. Вся страна в этот день ликовала! Первый счастливый день за долгие четыре года. Я даже не думал, что люди могут так радоваться.
Наконец-то закончился этот долгий кошмар.
Наконец, земля была не осквернена войною.
Дневник Максимыча. Продолжение
И все таки, не смотря на все пережитые ужасы, я рад, что пошел на фронт. Столько всего нового и интересного увидел. Но после войны я тут не останусь. Насмотрелся уже и на кровь, и на смерть, больше не хочу. Вернусь в родную деревню и буду дальше там жить. А вообще, будет жалко расставаться с однополчанами, война нас всех сплотила, мы стали единым целым, хотя уже многие из нас погибли, особенно при последнем
штурме.Мы стояли в сто двадцати километрах от Берлина. Нам сообщали, что уже на улицах идут бои, и войне остались последние дни. Эх, кажется не успеем дойти, но на Рейхстаге-то расписаться надо. Мы снялись с места и пошли по дороге вперед, приближаясь к небольшому городу. Где-то впереди нам на встречу ехала «полуторка». В кузове я разглядел несколько бойцов, они что-то кричали и играли на гармошке.
– Победа, братцы! – Вело голосил один из солдат, поднимаясь на ноги и свешиваясь через кузов. – Подписали! Капитуляцию подписали! Жуков в Берлине! Победа!
Вот это да! Победа! Наше подразделение забыло, куда нужно идти, послышался крик восторга и счастья. Гармонист, заулыбавшись во весь рот, начал играть какую-то веселую песню. Мы все радостно подхватили ее и радовались как дети новогодней елке.
Вот она, долгожданная Победа, которой мыс таким трудом добивались. Все наши усилия оказались не напрасными, и вот Жуков уже в Берлине. Я видел его фотографию в газете: широкие плечи, волевое лицо и пронзающий взгляд – настоящий полководец. Как же это радостно осознавать, что враг побежден! Не нужно больше никого убивать, ничего захватывать. Как же хорошо просто так жить! Без войны. Теперь отстроятся города, и жизнь опять пойдет своим чередом.
Я не в силах писать еще что-то, кроме одного, заветного слова. Оно не сходит ни с языка, ни из мыслей, и уж точно плотно залегло в сердце простого солдата.
Победа! Победа! Победа!
Дневник Германа Елагина. Продолжение
Время все тянулось и тянулось бесконечной чередой дней. Я уже совершенно сбился со счета. Каждый день похож на предыдущий, они совершенно не отличаются друг от друга. Утром, еще когда только рассветает – перекличка. Потом весь день на завалах, вечером еще одна перекличка. Обычно, к концу на несколько человек в бараке становится меньше. Но на следующий день их места занимают. Люди все пребывают и пребывают, почти каждый день. Этот бесконечный круговорот жизней просто сводит меня с ума. Я уже совершенно обессилен, сил хватает лишь на то, чтобы ходить. Кажется, скоро и до меня дойдет очередь. Видимо, тот человек, с которым мы разговаривали в первый день (он умер несколько недель назад) был прав – до нас до всех дойдет очередь. В этом я теперь не сомневаюсь. Возможно, мне осталось жить всего лишь несколько часов, а потому и эти строки уйду в могилу вместе со мной.
После очередного построения нас повели на завалы. Я с трудом переставлял ноги, все еще не понимая, что заставляет меня двигаться, почему не могу упасть и больше никогда не подниматься. Когда мы вышли, на территории лагеря послышалась возня. Раздались выстрелы, крики. Немцы что-то кричали. Видимо какие-то отчаявшиеся заключенные решили сбежать, такое уже бывало. Но отсюда не убежишь. Собаки догонят любого и перегрызут ему горло. Я сам видел такую картину: только что прибывший солдат, еще не прошедший осмотр врача, пустился прочь по насыпи, пытаясь скрыться за вагоном. В считанные мгновения его догнал громадный всклокоченный пес и перекусил ему шейные позвонки. Эту картину видели многие заключенные в тот день, но вряд ли кто расскажет об этом – слишком уж жуткое зрелище.
Но выстрелы все усиливались. Нет, это уже не было похоже на побег заключенных. Тут было что-то другое. Вдруг мы увидели, как из рощи, находившейся в нескольких десятках метров от нас, показались какие-то люди. Мое истощенное сознание не сразу поняло в чем дело. Лишь тогда, когда конвоиры начали стрелять по ним, а люди подошли ближе, тогда я понял, что это наши солдаты. На пилотках отражали солнечный свет красные звезды.
Теперь уже не приходилось разъяснять, что за выстрелы были в лагере. Наши войска. Прорвались сюда, и теперь идут на Запад. Как же радостно осознавать, что после всего этого пережитого кошмара, можно начать жить спокойно, что не угрожает никому теперь газовая камера, что кончились избиения и бесконечные упреки.