Одна на две жизни

Снаружи было тихо. Агния немного посидела на лавке, потом осторожно спустила ноги на пол. Поморщилась от боли — когда ее вытаскивали из дома, похитители не слишком церемонились с пленницей, и теперь у нее болели плечо и рука. Осторожно огляделась, прислушиваясь. Ей показалось, что где-то слышны приглушенные голоса. Охранники?

Агния тихо встала, сделала несколько шагов. Перебирая по стене руками, добралась до окошка, привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть, что там, снаружи. Ничего не видно. Какой-то внутренний дворик, заросший сорной травой, да глухие стены. Много ли увидишь снизу? Где же она?

Устав глядеть на сорную траву и камни ограды, узница прошлась вдоль стен, изучая свою тюрьму, тщетно пытаясь найти выход. Попробовала открыть дверцы шкафа, но они рассохлись и оказались плотно закрыты. Ящики были заколочены. В них явно лежало что-то тяжелое — как ни старалась, Агния не могла сдвинуть их с места. Со Скамьей дело пошло чуть быстрее, но она сдвинулась с места с таким противным скрипом, скользя ножками по твердому, словно камень, полу, что Агния поскорее бросила это занятие. А вдруг охранники услышат, как она пытается сбежать? И мало подтащить скамью к окну — надо еще как-то ухитриться выломать решетку и протиснуться в окошко.

Тихий скрежет ключа в замке нарушил размышления узницы — скрип услышали. Агния вздрогнула от неожиданности, попятилась, вжимаясь лопатками в стену. Дверь отворилась. На пороге показался незнакомый мужчина. На вид ему было чуть за тридцать. Он был одет в темный простой сюртук, короткие штаны, обыкновенные башмаки и походил на подмастерья средней руки или мелкого служащего. Агния могла поклясться жизнью, что никогда его прежде не видела. Вряд ли он был одним из той троицы, что ворвались в ее дом.

— Добрый день, сударыня, — промолвил незнакомец, останавливаясь на пороге. — Вижу, вы уже пришли в себя?

Агния не сводила с него глаз. Этот человек был невооружен, но от него веяло чем-то жутким.

— Вы кто? — наконец выдавила она.

— Мое имя вам знакомо, но пока я желаю сохранить его в секрете. Но если хотите как-то ко мне обращаться, зовите меня мастером. Правда, я не имею чести состоять в числе мастеров университета, каковым мог бы стать ваш покойный муж, но, откровенно говоря, мне это не нужно.

— Мой… муж?

— Ваш покойный муж, Марек Боуди, сударыня. Я знаю, кто вы. Я все про вас знаю. Знаю, что вы живете одна на Капустной улице. Знаю, что Марек Боуди оставил вам очень маленькую пенсию, которой едва хватает на то, чтобы сводить концы с концами, но вы столь горды, что предпочитаете жить практически в нищете, экономя на всем необходимом.

— Это не ваше дело, как я живу, — обиделась Агния.

— Разумеется. Ваша жизнь, если честно, меня не особенно касается. Мы с вами друг другу чужие люди. И вы мне по большому счету безразличны.

— Тогда отпустите меня, — предложила Агния.

— Не раньше, чем вы кое-что для меня сделаете.

Ну так и есть! Сейчас он ее обесчестит! Или с нею произойдет нечто жуткое, по сравнению с чем и смерть не так страшна. Но что же хуже смерти и насилия?

— Предупреждаю — я буду кричать! — промолвила Агния дрожащим голосом.

— Кричать? А вы уверены, что вас услышат?

— Я буду громко кричать, — предупредила она. — И еще буду сопротивляться! Вам будет трудно добиться своего!

Незнакомец, представившийся как мастер, усмехнулся:

— Вы, конечно, красивая женщина, и я понимаю, что в вас нашли братья Боуди. Но мне от вас нужно совсем другое.

— А что? — против воли заинтересовалась Агния.

— То, что вам никогда не принадлежало. То, что вам совершенно не нужно, без чего вы прекрасно жили до сих пор и вполне сможете жить дальше, не испытывая никаких неудобств. Это то, что оставил вам ваш муж.

— Марек? — изумилась Агния. — Но он мне ничего не оставил… Только кое-какие сбережения и бумаги.

— Позвольте с вами не согласиться.

— Но это правда! Клянусь вам!

— А если подумать?

Голос ее собеседника звучал вкрадчиво, и это бросало в дрожь. Агния прижала руки к груди.

— Я не знаю, о чем вы говорите…

— Вспомните. Ваш муж должен был оставить вам кое-что важное. Неизмеримо важнее, чем деньги, титул, никчемные бумажки, исчерченные непонятными значками!

Записи Марека — никчемные бумажки? А что же тогда важно? Она затрясла головой, пытаясь собрать мысли воедино и теряясь в догадках. Но ее собеседник — в числе похитителей его не было, это точно, теперь она вспомнила! — понял все по-своему.

— Вы отказываетесь сотрудничать, — произнес он по-прежнему мягко и спокойно. — Или вы не понимаете, какую ценность для науки представляет наследство вашего покойного супруга… Ладно-ладно, не совсем покойного, ведь мертвые живы до тех пор, пока о них помнят!.. Или вы нарочно стоите на пути у научно-технического прогресса? Как бы то ни было, мне крайне важно получить то, что оставил вам Марек Боуди. Оставил, допустив ошибку, ибо мне совершенно ясно, что женщина, с ее ограниченным умом, не в состоянии постичь всю важность сделанных им открытий. Отдайте мне его наследство или укажите, где находится тайник, — и вас тотчас же отпустят.

— А если я не скажу? — поинтересовалась Агния.

— Скажете. — Мужчина отступил на шаг. — Если хотите выйти отсюда живой.

— Что? — Она не поверила своим ушам. — Вы оставите меня… здесь?

Она оглядела полуподвальное помещение, скудную обстановку, зарешеченное окошко.

— Мне жаль, что приходится держать вас здесь. — На сей раз ее поняли правильно. — Но некоторый дискомфорт поможет вам побыстрее все вспомнить. Пока оставлю вас одну. Когда вспомните, подойдите к двери и постучите три раза вот так. — Костяшками пальцев он выбил нехитрую дробь. — Запомнили? Тогда счастливо оставаться!

И ушел, заперев за собой дверь.

Агния привалилась к стене, чувствуя, что еще немного — и упадет без сил. Потом сползла на пол, еле живая от слабости и страха. Марек, милый Марек, что же такого ты оставил?

Вечером того же дня Ариэл сидел на скамье в городском парке недалеко от пруда и ждал.

Весь день он бегал по городу, пытаясь отследить путь кареты, но потерял его на третьем перекрестке. На многолюдных улицах не так много народа обращает внимание, куда и кто проехал. Праздношатающиеся гуляки не в счет. Владельцы мелких лавочек, коих на Радужном проспекте было великое множество, никуда не отлучались, но больше интересовались клиентами, чем каретами. Констебли на улицах были обязаны следить за порядком, а карета не нарушила правил.