Одна на Троих

Вот это масштаб, и, вспоминая, как фабрика выглядит снаружи, ещё должно быть и два верхних.

Соболев протаскивает меня по основным важным зонам, подчёркивая, что чистота здесь именно необходимость, потому что если пренебречь хоть малейшим этапом в сортировке мусора, и решить, что и так сойдёт, здесь сразу же воцарится, так ожидаемая мной, зловонная атмосфера.

Цех первичного приема мусора, мне демонстрируется через стекло, со словами "там, и правда, пахнет не луговой свежестью, мой чувствительный цветочек".

Нервно осматриваюсь по сторонам и вздыхаю от облегчения, что рядом никого нет. Не очень бы хотелось начинать знакомство с рабочим коллективом с такого. . . слишком личного прозвища. . . Хотя оно рано или поздно всегда появлялось в моем окружении, в детском саду, школе, универе, да на той же практике.

Опять вспоминаю фирму Крапивина, оглядывая все вокруг. Это, конечно, не зеркальные небоскребы, но очень даже высокотехнологичное предприятие, начиная от архитектуры и заканчивая непосредственно оборудованием.

Ещё пара бесед и представлений с управляющим и главными мастерами участков.

И тут я впервые вижу, как, оказывается, умеет общаться с людьми Соболев.

Никакого превосходства или пренебрежения, уверенная, располагающая речь без тех самых "мажорских" интонаций и взглядов, которыми он довольно щедро осыпал меня с начала нашего, не очень приятного знакомства.

А мы, оказывается, можем и так?! !

Впечатляет, Никита Владимирович! Правда!

В заключение проходим вдоль вторичной сортировочной линии, где происходит итоговое разделение мусора по материалам.

Рабочие кивают в знак приветствия Соболеву, и с любопытством начинают меня рассматривать.

Босс представляет и меня. Я в свою очередь также склоняю голову, улыбаюсь и делаю несколько приветственных махов ладонью.

В ответ большинство мужчин расплываются в улыбках, а Соболев ни с того ни с сего переходит на грозное шипение:

– Вот об этом, Алова, я и говорил! Глазки не строить! – и продолжает уже своим нормальным, человеческим голосом: – Хорошей работы!

И тут же цепляя меня за локоть, чуть ли не волоком тащит из цеха.

– Никита Владимирович, отпустите, я вполне могу идти без вашей поддержки.

– Да? А что тогда с контролем мимики?

– А что, мне нужно было корчить лицо злой ведьмы в ответ на приветствие?

– Нет, а вот быть сдержаннее, как при двух первых знакомствах, вполне!

– Да первым я улыбалась точно так же! – возмущаюсь я несправедливости обвинения.

– Понятно, значит, и им. . . Понимаешь ли, Маша, в коллективе, большую часть которого составляют мужчины, нужно вести себя. . .

– Прекратите! – взрываюсь я. – Моя улыбка никоим образом не преступила рамки приличия, и не вздумайте навесить на меня ложное чувство вины! – не унимаюсь я, подогреваемая клокочущим чувством несправедливости. – Не хотите подобной реакции, наймите, кого–нибудь более угрюмого. Но я сомневаюсь, что Маргарита Александровна общалась с работниками с каменным лицом, – завершаю свою речь я, пытаясь засунуть руки в отсутствующие карманы пиджака.

– Все сказала?

– Да.

– А теперь добавь в свой файл памяти ещё одну заметку – не смей меня перебивать, – чеканно выбивает Соболев слова, направляясь на выход.

Бли–и–ин, а ведь у Крапивина после такой речи меня бы точно вышвырнули. . . Но там бы и не случилось ничего подобного! – подфыркиваю я про себя, как жутко недовольный бешеный ёжик.

В абсолютном молчании мы доезжаем до нашего корпуса и так же, не проронив ни слова, расходимся по своим кабинетам.

Ну и отлично, меньше внимания, меньше проблем, тем более я успела записать все задачи, по которым мне предстоит вести дела с работниками этой части комплекса.

Включаю компьютер, откидываясь на спинку кресла, раскрывая сумочку и. . .

Платок.

Постираю и верну. Пытаюсь запихнуть его поглубже, но желание ещё раз вдохнуть радость яркого летнего дня на берегу океана с освежающим цитрусовым коктейлем настолько сильно. . .

Возвращаюсь в реальность из–за звука нескольких всплывших сообщений чата, обнаруживая себя при этом с платком, плотно прижатым обеими руками к моему носу.

В субботу обязательно наведаться в парфюмерный бутик! – напоминаю я себе, открывая чат.

"Мария Васильевна, вы решили сегодня полностью меня игнорировать?" – читаю сразу 3–е сообщение от Ильи Константиновича.

Ой! Наша встреча! – вспоминаю я.

Этот дурацкий удар носа выбил из меня мысль позвонить и предупредить Воронова о том, что из ресторана мы с Соболевым сразу же едем на завод.

Включаю телефон. Один пропущенный. Ровно через минуту, когда должна была начаться наша встреча.

Один.

Он не даёт второго шанса.

Отклоняю такую заманчивую мысль отписаться в сообщении.

Прямой разговор всегда лучше.

И через минуту пару раз стукнув кулачком в дверь, захожу в кабинет Ильи Константиновича.

Угу. . . Наверное, нажаловался. . . – оцениваю я чересчур серьезное выражение лица Воронова. В противовес которому, Соболев, сидящий на своем, видимо, привычном месте, вполне себе благодушен.

– Кофе, цветочек? – проделывает он фокус с ресницами, которым в моем окружении владеет только Риша, и даже у Чернова это не выходило так мило, а потом добивает домиком из бровей, который идеально соответствует просящему выражению.

Да что ж он за хамелеон?! !

Перевожу взгляд на второго босса.

– Пожалуйста, Мария Васильевна, – теперь и его лицо мигом просветляется, озаряясь какой–то нереальной надеждой. – Я ждал вас весь день.

ЧТО ОНИ ТВОРЯТ?. .

Разворачиваюсь, как солдат на карауле, и с титаническим усилием торможу свои шаги, чтобы не перейти на бег, и дергаюсь не меньше, вынося уже готовый напиток.

– А себе? – заботливо интересуется Воронов.

– Спасибо, вторая половина дня. Я воздержусь.

Соболев с интересом встряхивается, но Илья Константинович останавливает его: