Одна ночь меняет все

Я кивнула, не в силах спорить. Пара дней. А куда мне потом идти? Ни денег, ни вещей, ни родственников.

– У тебя есть, к кому обратиться? – Крис откинула волосы с моего лица и погладила липкую от слёз щёку. Я замотала головой. – А... отец?

Я вздрогнула и замотала головой.

– Уже больше пяти лет мы не видимся, – я пыталась вспомнить лицо Грэма, но у меня никак не получалось.

– А... разговариваете?

– Поздравляет на дни рождения. Андре, как ты понимаешь, не приветствует нашего общения. Мне иногда кажется, что она специально уехала подальше от родного городка именно из–за отца.

Может быть, она бежала от воспоминаний, но её основное воспоминание или, вернее, напоминание – я – было с ней.

– Какой он? – спросила Крис.

– Спокойный. Полная противоположность моей матери. Но я его не знаю.

– Позвони ему.

– Нет, – я совершенно не представляла, что сказать ему и как. – Без вариантов.

– Тогда тебе надо просто ждать, пока Андре оттает, – качнула головой Кристалл.

– Она не оттает.

– Ты её дочь, она не может просто так взять и заблокировать все твои счета или закрыть двери дома.

Тихо усмехнувшись, я посмотрела на подругу.

– Может, если это приведёт меня к тому, чего желает она. А она хочет, чтобы я избавилась от ребёнка любым путём. Эти два дня на раздумье были пустой уступкой мне. Всё равно мне без неё не выжить, – новые слёзы подступили к глазам. – И мне придётся вернуться домой и согласиться на её условия. У меня нет другого выхода.

Крис обняла меня, и я разрыдалась, не в силах вытерпеть её жалости.

– Ты точно решила оставить его?

– Да, – воскликнула я. – Да!

– А он? – Кристалл деликатно отстранилась.

Я подумала о номере телефона Эйвана в моей сумочке. Он, словно красная тряпка, дразнил меня. Но какой смысл звонить ему? Кто мы друг другу?

– Он ничего не знает и уже навряд ли узнает.

Самый простой путь вернуть жизнь в нормальное, привычное русло – выбрать первый вариант Андре. Но я не могла.

– Я хочу спать, – соврала я.

И Кристалл прекрасно знала, что это ложь.

– Хорошо, – потянув за руку, она, как маленького ребёнка, отвела меня к креслу, а сама расстелила кровать. – Можешь умыться и переодеться в одну из моих футболок.

Я кивнула и, словно робот, пошла в ванную. Холодная вода и мятная паста немного привели меня в чувства.

В спальне Кристалл кивнула мне на постель.

– А ты? – спросила я, ныряя под одеяло.

– Чуть позже, пойду, посижу с мамой.

Я поняла, что она хочет обсудить с ней моё пребывание здесь.

– Пару дней, – напомнила я, когда Крис почти вышла из комнаты.

Она ничего не ответила. Лишь кивнула и молча закрыла за собой дверь, перед этим тихо щёлкнув выключателем.

Комната погрузилась в темноту. А я в свои невесёлые размышления.

Что мне делать? Покорится воле Андре или... попытаться выплыть? Увы, мои ресурсы были ничтожными. Вернее, их вообще не было.

Мать была права. Я действительно была никем. Нулём. И ничего не стоила. А всё, что у меня было, принадлежало Андре.

Повернув голову в сторону тумбочки, я посмотрела на очертания сотового, лежащего на гладкой поверхности. Протянув руку, я взяла трубку и нажала на телефонную книгу.

Какая удача, что мать не догадалась заблокировать мой номер!

Перспектива звонить отцу претила мне. Но, стоило признать, больше ничего не оставалось, как просить помощи и понимания у этого, по сути, незнакомого мне человека. Андре сделала всё, чтобы отдалить нас друг от друга на максимально возможное расстояние.

Я не знала Грэма. Он не знал меня. И мне сложно было предугадать его реакцию на мои слова. Но если я решусь позвонить ему, я буду честной. Абсолютно. И до конца.

Пошли гудки.

Оказывается, я уже нажала на вызов.

И пути назад не было.

– Слушаю, – ответили мне после пятого гудка.

– Алло, пап, это Райли, – представилась я, неуверенная, узнает ли он мой голос.

Пауза.

– Я вижу.

Ну, конечно. Я хлопнула себя по лбу: я же звоню с сотового на сотовый.

– Райли? – видимо, моё молчание затянулось. Мне сложно было судить по голосу, рад ли он или не рад меня слышать. Но даже если и рад, думаю, то, что я собираюсь ему сообщить, вполне возможно отобьет у Грэма желание видеть меня вообще когда–либо.

Не знаю, откуда во мне появилась эта решимость. Думаю, все мы в какой–то момент своей жизни доходим до определённой точки, после которой, просто махнув рукой, идём напролом, говорим, делаем что–то, не задумываясь. И лишь потому, что нам хочется побыстрее закончить с неприятным делом. Услышать ответ. Положительный. Или отказ. Но более ни секунды не находиться в этом раздражающем состоянии полной неопределённости.

Вот и я, глубоко вздохнув, выпалила в трубку.

– Пап, мне нужна твоя помощь...

14

Я уставилась в окошко иллюминатора на серо-бежевую массу клубящихся облаков, висящих сегодня особенно низко над Джефферсоном. Хотя, может быть, для здешних мест это и нормально, но я привыкла к ясному часто без единого грозного облачка небу Флориды.

Мы шли на посадку, но я не видела земли. Лишь туман: густой, грязный, словно снег на обочине в весеннюю слякоть. Правда, я видела снег только в Порт Таунсенде, и это было довольно давно. Он не лежал здесь неделями, таял практически сразу, превращаясь в неприятное хлюпающее месиво под ногами.

Мы вынырнули из пелены тумана, и очутились неожиданно близко от посадочной полосы. Минута, и самолёт плавно приземлился.

Я глубоко вздохнула, откидываясь в кресле. Ещё после пересадки в Сиэтле в животе образовался тугой узел, теперь же, когда встреча с отцом, которого я не видела уже много лет, должна произойти всего через несколько минут, мне сделалось совсем паршиво.

– Мисс, вам плохо?
– обратилась ко мне стюардесса.

Я встрепенулась и попыталась выдавить слабую улыбку.