Одна ночь меняет все

Убить.

Или.

Отдать.

И моё сердце разрывалось.

Наконец, посчитав, что если буду постоянно думать об этом, то сойду с ума, я просто абстрагировалась от этих вопросов на некоторое время, сосредоточившись на другом.

Дома было холодно, в школе – равнодушно. В другое время я бы с ума сходила. Быть униженной и избегаемой публично – шутка ли. Но сейчас… меня это просто… не колыхало.

Но надо было отдать должное Тайлеру: он не делал больше никаких попыток подловить меня и не смотрел пронзительным взглядом. Наоборот, отводил глаза так, словно ему было стыдно.

Так что школа теперь волновала меня меньше всего.

Я не чувствовала в себе изменений. Абсолютно никаких.

Наверное, ещё слишком рано. Поэтому мысли о ребёнке выходили какими–то абстрактными. Да и сам ребёнок маячил где–то далеко в будущем. Хотя я понимала: это самообман. Но точно знала, что оба варианта, предложенных Андре, не для меня. И я хотела оставить этого ребёнка вовсе не потому, что страдала сантиментами по отношению к Эйвану. Этого не было. Просто... Я не могла поступить иначе. Можно было бы сказать: меня так воспитали. Но мой «воспитатель» настаивал на решении, которое противоречило моему внутреннему убеждению.

Всё чаще меня посещали мысли о той странной картине в доме Элины, на которой Эйван изобразил… меня. То, что это была я – сомнений не было. Пусть даже со спины, но узнаваема. И одежда… Хотелось взглянуть на неё ещё раз. Удостовериться, что она не была плодом моей фантазии.

Устав от этих невесёлых мыслей, я решилась нанести повторный визит тёте Эйвана. Но не ехать же с пустыми руками и без предлога? Поэтому, памятуя о её словах, я захватила одну из своих собственных работ – небольшой пейзаж с белыми классическим бельведером у озера. Помню, что вдохновилась на её написание Кинкейдом и даже попыталась скопировать стиль. Но я не была стопроцентным подражателем и вложила немало от себя. Поэтому отчасти было любопытно, как Элина оценит её.

На пороге меня снова встретила Кларисса. На этот раз она показалась более улыбчивой и дружелюбной. Проводив меня в небольшую светлую гостиную к Элине, женщина удалилась.

Сегодня тётка Эйвана была в голубом летящем одеянии, крупные бордовые браслеты обхватывали её запястья, в ушах колыхались серьги–кольца.

– Привет, Грейс, – она улыбнулась мне и кивнула на диван. – Чай? Кофе? Лимонад?

– Привет, нет, спасибо.

Я не была настроена вести светские беседы, но Элине, видимо, хотелось пообщаться. Казалось, она не заметила моего отказа и уже через мгновение разливала чай в аккуратные маленькие чашечки из невесомого дорогого фарфора.

– Кстати, Эйван звонил, – пожимая плечами, заметила она, – но я не стала говорить о твоём визите, милая.

Я непонимающе посмотрела на неё.

– Ты не просила ему ничего передать, – её тёмные выразительные глаза с любопытством смотрели на меня, – так ли?

– Ну, да, – соглашаясь, протянула я, крутя чашечку на блюдце. Затем тихо откашлялась. – Как... как у него дела?

Я не хотела упоминать о его девушке, слава Богу, Элина тоже промолчала.

– Отлично. Впрочем, ты можешь сама позвонить ему и узнать о его делах.

Посмотрев под ноги на яркий восточный ковёр, я промямлила.

– Не могу, у меня нет его номера.

– Ну, так это не проблема, – махнула рукой Элина.

Браслеты на тонком запястье мелодично зазвенели, когда она отставила чашечку, встала с диванчика и, подойдя к небольшому столику, достала блокнот для записей и ручку. Затем что–то быстро нацарапала в блокноте.

– Вот его номер, – протянула она мне листок. – Позвони, если он всё ещё нужен тебе.

«Если он всё ещё нужен мне», – повторила я про себя.

– Хорошо, спасибо, – кивнула я и, крепко сжав клочок бумаги в пальцах, надёжно спрятала его в сумке.

– Давай, взглянем, что ты нам принесла? – улыбнулась Элина.

Опустив чашку с чаем на стеклянный столик между нами, я засуетилась.

– Да–да, сейчас, – схватилась я за чехол с картиной, но застыла, прикусив нижнюю губу. Если я сейчас достану картину, то не увижу ту, ради которой пришла. – Может быть, посмотрим её в студии, – аккуратно предложила я.

– Ты права, там больше света, – женщина махнула рукой и вышла из комнаты.

Улыбаясь про себя, я почти побежала следом. Ну, надо же, она заставила меня улыбнуться!

Элина передвигалась на своих высоченных каблуках так легко, словно на ней были домашние тапочки. Я же едва поспевала.

В студии стоял свой особый запах – красок, растворов и старого дерева.

– Ты знаешь, мне нравится, – задумчиво протянула Элина, разглядывая зелёный парк с белым бельведером и блестящим озером в центре. Серебристые ивы низко клонились к воде, часть крон деревьев нависала над беседкой. – Ты была в Англии?

– Нет, никогда.

Я на самом деле не была в Европе. Андре говорила что–то о поездке после окончания школы, но эти разговоры так и остались разговорами, а сейчас сомнительно, что они когда–нибудь воплотятся в реальность. Впереди меня ждало совершенно другое будущее. И Европы в нём не было.

– А такое ощущение, словно это реальное место.

– Абсолютно нет. Это место существует лишь в моей голове, – я попыталась посмотреть на свою работу под её углом зрения, но ничего выдающегося не нашла. Милый, но прозаичный пейзаж.

Пока Элина изучающе разглядывала холст, я незаметно оглядывалась, надеясь обнаружить ту самую картину.

– Очень яркий оливково–серый цвет и лесная зелень достаточно приглушённая. Что–то своё, – улыбнулась она, разворачиваясь ко мне, – и это прекрасно. Я всегда ратую за индивидуальность.

– Спасибо, – смущённо опустив глаза, прошептала я, действительно польщённая оценкой. Но, надеюсь, она не заметила моего излишне возбуждённого состояния.

В дверь студии тихо постучали.

– Да, Кларисса, секунду.

Протянув руку, Элина деликатно сжала моё предплечье.

– Ты молодец, – тихо добавила она и вышла за дверь.

Не мешкая, я подлетела к той другой картине, извлекая её из–под впереди стоящего полотна. Естественно ничего не изменилось. Это всё ещё была я, звёздное небо, крыша клуба и огни неспящего Майами вдали. Мой взгляд впился в изображение, а пальцы – в раму. И я знала, что никакая сила на свете не заставит меня выпустить её из рук.

Я поняла, что хочу эту картину. Она мне просто необходима.