Одна судьба на двоих 2

— Двое руководителей в бегах, — понимающе ответил отец. — Точнее, уже один. Второй недавно совершенно случайно утонул в собственном бассейне в Испании. Но ты, пожалуйста, держи эту информацию при себе. Договорились?

— Как скажешь, хотя мне и не с кем поделиться, разве что с сестрой.

— У тебя есть и другие…

— Другой. Один единственный, кто по природе своей не сможет обмануть и предать. Так он и так в курсе почти всех наших дел.

— Знаю, — улыбнулся Сергей Павлович, глядя на вытянувшееся от удивления лицо сына. — А ты что думал? Мы с ним играем последнее время в одни и те же игры. И бьём в одни те же ворота.

— Ты, пап, прям поэт, — улыбнулсь Арина. Если честно, счастлива, что между нами сложилось понимание. Если бы было другое…

— Ребята, — пожилой человек опустил глаза. — Я уже не раз и не два извинился перед Вами. Сколько можно?

— Пап. Забей. То, что было — в прошлом.

– -

Родители с детьми просидели за столом ещё не один час, то разговаривая на посторонние темы, то временами возвращаясь к рабочим моментам или к самой больной теме. Расстались уже поздно вечером, довольные взаимопониманием и семейным теплом, что воцарилось между ними.

А родители так никогда и не узнали, что двойняшки весь вечер «вырезали» чужие слепки из сознания родителей, попутно ставя многослойные блоки против чужого ментального воздействия. Убедившись, что теперь и сами не могут проникнуть в мозг родителей, расслабились окончательно от понимания, что последний из Романовых, хоть и сильный ментал, но пробить защиту родителей теперь никак не сможет. А следущими на такую же процедуру следовало завлечь Белого и Катю…

* * *

Через пару дней, за четыре дня до наступления Нового Года, семья вновь встретилась почти в том же составе, что и ранее, но уже без детей. На удивление, двойняшки ожидали бурную реакцию Кати после объяснения причин встречи и сложившейся ситуации, но она вела себя вполне адекватно. Согласилась на вмешательство в свой мозг, что бы убрать не только следы недавнего вмешательства деда, но и, как оказалось, совсем уж старые закладки, а им было много-много лет. Катерина отказалась от гипнотического сна, пожелав сама участвовать в процедуре. И, когда ей «показывали» что удаляли, женщина каждый раз всё плотнее сжимала губы. Через час всё было вычищено и очередь дошла до Белого. Олег, словно ребёнок, чуть ли не с дрожащими руками сел на стул, но оказалсь, что его мозг совершенно лишен следов чужого вмешательства. Удивлённая Арина, переглянувшись с братом, повторно просмотрела все три пласта памяти и… вновь ничего. Правда, попутно немного подкорректировали общее психическое и физическое состояние. Рассказав, что увидели и что сделали, всей семьёй вновь сели за стол, ожидая, что расскажет Белый. Тот в недоумении смотрел на близких, но сказать ему было нечего.

— Ребята. Что Вы смотрите на меня так, словно скрываю от вас какую-то тайну? Вы же сами покопались в моей голове, поэтому должны были увидеть, что говорю правду. Да, я научился у деда практически всему, что знаю и умею. Что касается медицины — у меня был такой Наставник, такой человек, что был готов кланяться ему в ноги. Но, увы, тот ушёл из жизни и получилось, что был последним учеником у него я, кому успел передать знания. А дед… Дмитрий Михайлович на протяжении многих лет помогал мне всем, чем мог. И я обязан ему. Тот заменил мне отца. Что касается Вас и Кати, особенно детей — странно всё, что Вы рассказали, хотя… раз такой разговор состоялся, значит были на то основания. Надо всё обдумать хорошо. Не хочу делать поспешных выводов. Советую сделатьэто и нам и Вам. Что касается Славов, обещаю — буду наблюдать за ними, но я не такой сильный ментал как Вы. Скажем так, скорее любитель, чем профессионал. Мне и снадобья особые нужны для сеансов и подходящая обстановка, да и настрой соответствующий.

— Олег, но ты же сам учил Катю? Разве не так? — Арина была удивлена.

— Я не учил. Лишь пробудил в ней дар, когда была ещё ребёнком. А далее Катюня сама развивалась, да и если б не была менталом с рождения, никто не смог бы ничего с ней сделать. Так что во всём виновата именно Катька.

— Я? — изумилась женщина, а все за столом улыбнулись. — Виновата? Вот так всю жизнь. Как хорошее — Олег постарался, как плохое — я.

— Не правда, Солнышонок, — Олег, приподнявшись, перетянул с соседнего стула к себе жену, усадив на колени. — Ты мне подарила вторую жизнь, отдав годы своей жизни, вытащив из-за черты. Молюсь и благодарю богов, что мне так повезло в жизни. Что касается деда, точнее, что Катя со мной по его плану, могу тому лишь в ножки поклониться. Не трудно. Поэтому, ребята, что касается личного мнения — Вы всё слышали, добавить нечего.

— И мне, если честно, нужно благодарить деда, а не ругать его. — Катя поцеловала мужа и прижалась к нему. — Тот был опорой мне на протяжении всех тех страшных лет, когда Олежка был в коме. И с деньгами помогал, и советами и доставал всяческие дефицитные лекарства, что поддерживали жизнь в моём муже. Не было бы его — может и Олег не выжил, и дети не появились. Кто знает. Что касается закладок «послушания», это и к лучшему было, коль говорите, что те были сделаны давно.

— Кать, Олег, — Антон был совершенно не готов к такими ответам, но его волновало не то, что было сказано, а то, что будет дальше. — С Вами, коль настолько благодарны старику, не стану спорить. Меня больше волнуют Ваши дети. Кать. Ты ведь была многие годы ХРАНИТЕЛЕМ. Должна понимать, что может случиться с детьми, если они пойдут по иной дорожке. Понимаешь о чём я?

— Понимаю лучше, чем ты, Антон. — Катя нахмурилась. — Ребята. Я благодарна Вам, что предупредили нас. Мы с Олежкой не говорили, но вряд ли придём к единому мнению что делать дальше. Сразу скажу — советов давать не надо. Пока, только пока… у меня появилась идея отправить их в центральную школу Братства. Там и психологи есть, и мозгоправы. И, если что, Мастер тоже имеется. Я уже созвонилась с руководством — они не отказали, но предупредили заранее, что с детьми будут общаться особо, пока не поймут что делать дальше. Могли бы обратиться и к Вам, но Вы не психиатры, хоть и врачи, к тому же менталы, а здесь нужны и те и другие «в одном флаконе». Вы, скорее, вырежете опухоль, нежели её вылечите. Разве не так?

— По большому счёту ты права, Кать, — Арина тяжело вздохнула. — Мы и в самом деле скорее хирурги, ну и немного терапевты, если можно определить специализацию воздействия. С детьми работаем крайне редко, когда их к нам приводят или приносят совсем уж… Таких, что одной ногой… Скажу больше. Мы и в мозги к человеку никогда не желали залезать. Попросил раз папа по дружбе — пошли ему навстречу в виде исключения. И только потом, через год, как-то раз, вечером переговорив, сначала начали изучать, что и как надо делать, что бы не навредить, а позже и тренировались стали сами на себе. В смысле, я на Тошке, он на мне. А как иначе? Мы, если знаете, не столь хирурги, которые лечат человека, кромсая его плоть, а те, кто даёт стимул человеческому организму на, скажем так, самовосстановление. Это даже и регенерацией назвать нельзя. Думаете, приходят к нам безнадёжно больные люди и мы, такие, «раз, два, три», щёлкнули пальцами… и те уходят от нас здоровыми? Увы, совсем не так. Мы, например, онкологией на поздних стадиях не занимаемся. Больно и обидно, что не можем помочь, когда всё запущено… На ранних — да, вполне успешные результаты. Так что если сравнивать антибиотики и витамины, мы ближе к витаминам. Что же касается операций на мозге — контактных или бесконтактных, здесь всё намного сложнее. Мы никогда не брались, например, за лечение шизофрении и других болезней, характеризующихся распадом процессов мышления и деформации восприятия. Да и влезать в чужую голову, откровенно скажу, совсем не просто, и… как бы так выразиться поприличнее… скорее, неприятно. Да, именно что неприятно. Ведь сам видишь, точнее, понимаешь, чувствуешь все как положительные, так и отрицательные мысли и эмоции человека. А мысли — это и есть чувства. И всё, что когда-то человек пережил — радость, боль, счастье или печаль — прописывается в памяти, словно на жёстком диске компьютера. Что-то стирается через месяц, что-то через год, а что-то остаётся навсегда. Мы много консультировались с опытнейшими психиатрами и хирургами, которые делают операции на мозге. И стало чуть более понятно, как общаться с разумом другого человека… Что касается стариков и потери памяти и разума, а таких к нам приходит множество в надежде, что сможем им помочь… Увы. Мы не в силах вернуть время вспять. Да, немного сдерживаем наступление деменции, но, повторюсь, лишь на время. Приведу пример. Большинство стариков, кто теряется память или впадают в маразм, напрочь забывают всё, что с ними было не то, что вчера или год назад, а вообще большую часть прожитой жизни. Но что странно — детские воспоминания заполняют все незатронутые болезнью участки мозга, и человек вспоминает такие, вроде незначительные детали, как, например, что был одето на его маме, когда ему самому было три или пять лет. Вот спроси Вас сейчас — помните такое? Уверена — не помните. А старики вспоминают. Почему, кстати, обычно многие так и говорят о больных таким недугом — «впадают в детство». Не от того, что старые люди не могут контролировать даже физиологические особенности организма и, порой, забывают, как держать вилку или ложку в руке. Но вот детские образы — всё ярко и чётко, словно было с ними вчера. Так что мозг — чрезвычайно сложная штука, и врачи о нём, можно сказать, и не знают ничего толком. Это как океан — вроде всё просто и понятно, а знаем о нём… ничего не знаем. Так, совсем чуть-чуть. Так что ты, Катя, абсолютно права. Мы можем удалить все воспоминания о Дмитрие Михайловиче из памяти ребят, затереть, но как они потом будут ощущать себя, когда огромный пласт памяти будет стёрт? Да и наверняка что-то останется в виде ассоциаций. Потянут за ниточку и… Бац, а дальше ничего, провал, пустота. Не возненавидят ли они потом не только нас, но и Вас? Не берусь отрицать такое. Но не по себе становится, если и в самом деле старик их готовит для, скажем так, страшных дел.

— Дочка права, — Сергей Павлович покачал головой. — Кать, ты сама должна понимать, что за подобными людьми система безопасности государства постоянно наблюдает. Их, к счастью, совсем немного, поэтому и существует жёсткий контроль. Конечно же, детей никто не будет отнимать у Вас и куда-то прятать. Имею в виду тюрьмы там, или спецбольницы. Но, случись что неординарное, придут в первую очередь именно к Вам или к Арине с Антоном. Не удивляйтесь. Просто предупреждаю. А если верить доводам детей, а в целом с ними согласен, ознакомившись за последнее время со множеством документов, Романов будет чист со всех сторон. К нему не подкопаться. А кто сможет доказать, что, к примеру, твои дети, Кать, сожгли мозг какому-то министру или руководителю крупного холдинга или банка? Не говоря уже о ДРУГИХ людях. Никто не сможет проследить такую связь, просто НЕТ таких специалистов. Если только, к примеру, мои дети не вывернут наизнанку мозги подозреваемых. А пока Славы — под большим вопросом о благонадёжности государству. Говорю как есть. Так что не стоит тянуть с их отправкой в школу. Да, и приготовьтесь к тому, что, пока всё не утрясётся со сложившейся ситуацией, им будут внедрены радиометки. Со временем их изымут, но пока…

— Даже так? — Катя напоминала рассерженную кошку. — Дед. Ты желаешь, что бы мои дети ходили с какими-то метками? Чипами? Что бы все знали, где они находятся в любое время дня и ночи?

— Катя. — Антон посмотрел женщине прямо в глаза. — А что в этом такого странного или страшного? Мы, например, согласились на внедрение таких опознавателей. Во-первых, это для нашей же безопасности, а, во-вторых, что бы нас не дергали, случись что подозрительного в стране. Ты считаешь, я не прав? И давай уже начистоту. Три дня назад твои дети напоминали скорее озлобленных зверенышей, чем детей своего возраста. Они были готовы вцепиться в любого, кто их «погладит против шерсти». И это в десять лет. А что будет через пару лет? Или когда им исполнится четырнадцать? Они станут вообще неуправляемыми. Да и их самомнение, скажу тебе, просто зашкаливает. Уверен, что их в школе не уважают, а попросту боятся. А всё потому, что они не столь умные, как злые. И причинить боль одноклассникам для них ничего не стоит. Вы, родители, когда последний раз интересовались их делами в школе? Не детей своих спрашивали, а с классным разговаривали один на один? Давно? Думаю, да. Кстати, и классного преподавателя они, скорее всего, уже подмяли под себя настолько, что он их попросту боится. Могу поспорить на любую сумму, что дела обстоят именно так.

Олег с Катей переглянулись, но промолчали. Стало понятно, что слова Антона попали на уже подготовленную почву. Они явно знали, что в школе творится неладное.

— Ладно, ребята. — Катя поднялась из-за стола. — Спасибо, что говорили с нами открыто и честно. Обещаю — сделаю всё возможное, что бы ребята не встретились с Мастером. Кто это такой и на что он способен — однажды видела своими глазами и это оставило в моей памяти неизгладимый след, хотя и прошло с тех пор очень много лет. Более того — сама отдала приказ на выжигание Дара… Сейчас же… страшно даже вспоминать… Ответственность за это решение несу тяжёлой ношей всю жизнь… Антон, коль разговор подошёл к концу, мы пойдём? Скоро заканчиваются занятия в школе — встретим детей. Завтра последниё день учёбы перед Новым годом. Спасибо Вам за всё. Дед, Настя, Вы с нами?