Одна судьба на двоих 2

— Так кто ещё может быть здесь, когда с Вами такое приключилось? — мужчина еле сдерживался, что бы самому не заплакать. — С мамой поругался вдрызг — отправил ту домой. Упрямая, как Вы, всё требовала, что б её пустили в кабинет, но Витя встал стеной, не разрешил. Сказал, что выполняет распоряжение Антона. А тот для него здесь царь и Бог. Раз приказал никого не пускать — он и не пускал. Вот и переругались все между собой, чуть не подрались. Но я Витьку поддержал, поэтому и остался виновным во всех грехах, а мама демонстративно хлопнула дверью и ушла вся в слезах.

— Так, пап, позвони ей, успокой. Скажи, всё в порядке. Антошка, правда, пока спит, но его лучше не будить — он ещё слаб, да и состояние у него, если честно, хуже, чем у меня.

— Ринушка, мне Витя сказал, что Антону… тяжело пришлось? — старик, скорее, не говорил, шептал.

— Да, пап. Антон боролся до конца, а я, вот, самым позорным образом вырубилась. Даже не помню когда. Но, вроде, под конец. Мы же девочку вытащили?

— Вытащили, родная. Она с мамой в больницу поехала. Как выяснилось — они здесь вдвоём, помочь некому. С женщиной, вроде, ничего страшного — колени содраны, но с рукой хуже. Как показал ренген, сломана в двух местах. Но кости совместили и наложили гипс. Сама понимаешь, рука — не так страшно, тем более левая.

— Девочке теперь придётся за мамой ухаживать, — улыбнулась Арина. — И хорошо, что именно девочка, был бы парень… Кстати, пап. А в чём она поехала? Там же все вещи были пропитаны кровью? У неё изо рта хлестало…

— Не волнуйся, милая, — раздался за спиной отца другой мужской голос. — Девочку приодели, правда, не по размеру, а испачканные вещи уже постирали и те сейчас сохнут. Утром, после смены, занесу им домой. Те адрес оставили — недалеко отсюда живут, почти у метро. Так что по пути.

— Спасибо, Виктор. Было бы здорово. Да и чужие вещи стоило бы вернуть хозяевам.

— Не. Свитер и рубашку ей подарили. Ты б видела глаза той малышки, когда мама сказала, что бы чужой свитер с себя сняла. Её глазки и так в пол лица были, а стали как у оленёнка Бемби — кроме глаз и не видно было ничего. Тем более, они у неё стали наполняться слезами. Малышка всё гладила этот свитер и гладила. Как говорится — любовь с первого взгляда.

— Ну, раз подарили, — протянула девушка. — Но всё же спроси, может вернут?

— Спрошу обязательно, — хмыкнул мужчина. — Хотя, думаю, девочка с мамой скоро и сами здесь появятся. Не только поблагодарить, но и по другой причине.

— Какой? Проверить их дополнительно?

— Нет, милая, не угадала. Кажется, девочка здесь своего папу оставила. Всё тревожилась за него, мол, она с момой уедет, а папа как без них?

— В смысле, папу? Какого папу? — Арина с удивлением смотрела на улыбающегося мужчину.

— Доча, — Ярый с невозмутимым лицом мягко отстранил от себя дочь. — Я вот тоже не знал, что у моего сына есть внебрачный ребёнок, а я уже как лет пять вновь стал дедом. Но Юля, так зовут девочку, совершенно без всяких сомнений заявила, что Антон — её папа, и она его никогда не бросит.

— Кто кого не бросит? — послышался голос и разговаривающие увидели спускающегося по лестнице Антона. Бледного, не твёрдо стоящего на ногах, но с привычной улыбкой на лице.

— Сын, — Сергей Павлович в пару шагов предолел расстояние между ними и, схватив Антона в объятия, прижал к себе.

— Пап, раздавишь. Ты хоть силу соразмеряй, а? — раздался полузадушенный голос. — И так еле живой. Хочешь, что бы потом говорили, мол, умер в объятиях своего родителя?

— Типун тебе на язык, бестолочь, — рыкнул Ярый и в тот же миг послышался смешок.

— Вот теперь и в самом деле понял кто меня так сдавил. Папа, ни кто другой, окроме него, не сможет удавить непутёвого отпрыска в медвежьих объятиях.

— Дурачина ты. Самый настоящий. — Мужчина чуть отстранил сына и посмотрел ему в глаза. — Как был дитяткой неразумным, таким и остался. Как же можно так себя не беречь? Ты обо мне, о маме подумал?

— Пап, — Антон поднял грустные глаза на отца. — Прости, скажу честно, не думал. Передо мной лежал крохотный человечек, из которого уходила жизнь. Знаю, что ты сам, будучи на моём месте, поступил бы так же. Так что не осуждай. Я сын своего отца. Разве не так?

— Так, малыш, так, — отец вновь прижал сына, а потом и другой рукой сгрёб дочь, прижимая к себе. — Я горжусь Вами, ребятушки. Именно горжусь. Спасибо Вам за всё…

— Прости, Палыч, но раз все здесь, может предложу им поесть? Коллеги этих двух кадров натащили сюда всяческой снеди, да не на двоих, на десяток голодных ртов. Так что дай, накормлю их, а потом и продолжите обнимашки.

— Спасибо, Семёныч, им и в самом деле надо поесть. Хоть и ночь глубокая, но они же не ужинали, так что выкладывай что есть. Мешать не буду, посижу в сторонке, посмотрю на своих… врачей. Вот крутится другое слово на языке, но промолчу, не стану обижать. Пока супруге позвоню, успокою, что живы и более-менее здоровы. Только вот знаю, Настя, как увидет сына, рыдать будет не одну ночь.

— С чего рыдать? Ведь жив, не помер.

— Ты себя в зеркале видел? — Арина, подхватив под руку брата, подвела его к зеркалу в фойе. — Посмотри на себя. Сам поймёшь — будет мама плакать или нет.

Антон увидел себя в зеркале и замолк.

— «То, что виски седые, да голова стала цветной, не радует, но вот то, что старше выгляжу, этак лет на десять, это да…»

— «Ничего, Тошка, не страшно», — в голове появилась мысль сестры. — «Покрасим, будешь как новый. Как себя чувствуешь?»

— «Как?» — Антон закрыл глаза и «прогнал» состояние организма. — «Вроде, не так плохо как могло случиться. Дар не потеряли, и то слава Творцу. Голова… Не так уж и страшно. Буду седой и солидный, вот и относиться ко мне будут соответственно, не то, как сейчас. Есть только хочется. И ещё… спать. Не посплю — завтра ничего не смогу делать, а ведь не выходные, только четверг. Потом, правда, три дня праздников. Отлежусь, приду в себя. Ты уж меня не дёргай эти дни, ладно?»

— «Дурилка ты. Конечно не стану трогать. Будешь лежать в кроватке, а я тебя кормить буду».

— Боги!!! Неужели настал момент, когда моя половинка будет меня кормить с ложечки? Сама готовить вкуснятину и мыть посуду? Да ради этого я не прочь ещё и не такое свершить».

— «Какой же ты дурачина…» — Арина пыталась сделать обиженное лицо, но не смогла. Улыбнулась, а потом и вовсе засмеялась в голос.