Одна судьба

— А другие?

Бобу вымазан кашей от уха до уха, а Шоко радуется объемам великоватой для него тарелки.

— С другими все точно также, только их мы не хотим отпускать и делиться с кем бы то ни было. Мы беспокоимся за них чуточку больше, потому что они заняли самое важное место в нашей душе и сердце. Вот так у меня с Рафом.

— А я?

О, Боже!

— А ты одна. Единственная, самая главная и неповторимая.

Дочь светлеет лицом. Кажется, ее совсем не Раф беспокоил, а то, что я стану любить ее меньше.

— Прекрати кормить Бобу и ешь уже сама. Овсянка остыла.

Анна спрыгивает со стула и подходит ко мне, обнимая, тихо говоря мне, но и не мне вовсе.

— Ты слышишь? Я главная.

Я глажу ее по голове, по спине и затылку. Она самая главная. Она моя победа. Моя новая жизнь.

* * *

— Хочешь обнимать и целовать?

Раф усаживается на кровати и забрасывает себе за спину подушку. Его синие глаза блестят, так красиво и ярко переливаясь на утреннем свету, притягивают подойти поближе и убедиться в том, что они и в самом деле такие.

— Я начинаю задумываться, а правильно ли я выразилась, — говорит она деланно сердито, но улыбается пусть и про себя, вспоминая разговор с дочерью. — Ты тоже заметил, как она уточнила насчет Клейтона и Паоло? Почему не вспомнила про Нирана?

Смышленая Рыбка начала издалека, выведала все и расставила все точки над i уже на этом этапе.

— Я значит не в счет?

— Тебя она уже потеряла, — смеется Алекс. — С тобой уже ничего не поделать, и ты мой.

Алекс, чуть помедлив, садится к нему на колени.

— Мне очень понравилось твое обращение, — Раф придвигает ее к себе, берясь за тонкий пояс халата. — Что вчера, что сегодня.

Светлая ткань легко поддается его рукам, медленно расходится в стороны, обнажая сначала грудь, а потом и живот.

— Ты, кстати говоря, первый раз назвала меня так.

Алекс наклоняется и просто целует его в губы, осознав, что соскучилась по такому простому прикосновению, шепчет в них:

— Это ты так думаешь.

— Даже так?

Халат соскальзывает с ее округлых плеч, оставив вместо себя каскад блестящих темных волос. Алекс еще пахнет ночной охотой, джунглями, непередаваемым ароматом остывающей африканской земли и пролитой кровью.

— Именно. Я не теряю надежды на то, что однажды ты согласишься на мое предложение.

Она привстает на месте, усаживаясь поудобнее. Его захватывает то, что он видит и чувствует. Держать себя в руках совсем не так просто, как кажется. Он держит ее за бедра, пока еще только поглаживая, дразня ее тем, что практически никак не реагирует на ее прикосновения. Почти никак.

— Это на какое же?

— Руки и сердца.

Неожиданно. Раф хмыкает, привлекает ее к себе, когда она тянется к нему, улыбаясь, за новым поцелуем.

— Все смеешься надо мной, Дарресон?

Он обнимает ее, прикасаясь губами к коже плеч. Раф проводит по груди, за которой все еще быстро и громко бьется ее сердце, обрисовывая ее контур, спускается на живот проводя по нему, прислушиваясь к тому, что творится под небольшой выпуклостью. Пока ничего. Но он не теряет надежды поймать этот момент.

— Нет. Больше над собой.

— Объяснишь мне?

— Когда я задумала ответить «да», в моей жизни вновь появились эти красные полоски. У тебя телефон звонит.

Раф смотрит на экран, хмурится и отвечает на звонок, включая громкую связь.

— Раф!

— Стейси, я ведь просил тебя пока не звонить мне.

— Подожди! Пожалуйста!..

Алекс поднимается, перед этим чмокнув его в щеку. Она подбирает халат, накидывая его на плечи, собираясь покинуть спальню и вновь оставить его одного. Он прекрасно понимает ее почему она не хочет оставаться в комнате — он бы поступил точно также.

— У меня есть новости. Может, услышав их, ты смягчишься и наконец-таки простишь нас?

Раф не простил их, потому что не понял. Он себе таких вольностей не позволяет и не позволял.

— Я слушаю.

— Хочу подарить тебе дочь.

Алекс поворачивается на пятках, продолжая завязывать халат. Ее взгляд можно описать, как изумленный.

— МакКена, ты хорошо себя чувствуешь? Или соседство с реагентами оказалось не таким уж и безвредным?

— Анна Джонатан. Она твоя дочь. Я сделала тест на отцовство.

Алекс молчит, но ее поза меняется, она фыркает, скрещивает руки на груди и смотрит на него так укорительно, приподнимая при этом бровь. Раф хмыкает. Да уж! Сенсации не произошло.

— Это не новость. Что-то еще?

— Ты знаешь?

— Да.

Он не станет говорить ей, что Алекс беременна. Однажды, он сделал это и все сложилось не самым лучшим образом.

* * *

— Отличная выставка? — говорит Сара, потягивая шампанское из высокого и крайне неудобного бокала, в котором плавает половинка клубники. — Откуда они достали эти фотографии?

Алекс жмет плечами, уже в который раз рассматривая огромный снимок на стене. На ней изображен Джейк. Это один из лучших ее кадров. Его лица не видно полностью, другая его часть скрыта во мраке ночи, в котором нельзя разглядеть очертания мертвого города и дымок от зажатой в правой руке сигареты. Она знает, что они были там.

— Не знаю. Мне самой интересно это.

Ей нравится этот снимок, потому что он показывает скрытый мир и мужчину в нем, его человечность и спрятанный ото всех на свете звериный нрав. Его голова наклонена, словно он размышляет над чем-то, уходя в ночь. Он сексуален, опасен, закрыт и предпочитает совершенно другой мир.

— Думаешь, эта девушка жива?

— Как знать?

Есть другие снимки. На них изображен их дом. Дети, что читают и пишут письма. Елка, осветившая гостиную огоньками на тонкой проволоке. Ее ноги с ярким педикюром, но с покрасневшей от холода кожей. Крыша дома с солнечными батареями и только зародившимся на небосклоне солнцем. Другие фотографии не так безобидны. От них пробирает до самых костей. На них существа. Они выглядывают из своих нор. Они кричат в окна и бродят по неглубокому снегу, выпавшему через неделю после Рождества. Они горят, не ожидав такого яркого солнца, что отразилось в окнах, «напав» на них так подло и коварно тогда, когда они вышли из своих жилищ.

— Жутко.

Алекс полностью согласна с ней. Кто-то привез эту флешку с континента, устроил выставку, но пожелал остаться неизвестным. Все фотографии на месте, но урна для пожертвований полна купюр самого разнообразного номинала. Люди хотят помочь тем, кто выжил, но никто из них не имеет ни малейшего понятия, как будет выглядеть эта самая помощь. Полеты над материком запрещены, а кто-то просто торгует ее файлами.

— Я знал, что вы появитесь здесь, Александра.

Она знает этот голос. Он в свое время достал ее вопросами.