Однажды на краю времени (сборник)

– Когда тебе приготовят новый?..

– Во вторник.

– Осталось меньше трех дней. Все в порядке.

– Было бы в порядке, если бы не встреча с детьми.

Я дождался, когда она успокоится, и задал вопрос, не дававший мне покоя уже несколько часов.

– Зачем ты вообще завела детей? Извини, не понимаю.

– Это в Берне виноваты. В Бюро по стандартизации и контролю испугались, что оптимизированные не заводят детей, и ввели большие карьерные бонусы для тех, кто заводит.

– Зачем?

– Такие, как я, на вес золота. Ты хоть представляешь, сколько проблем возникло в мире? Нельзя допустить, чтобы им управляли неупорядоченные разумы. Начнутся войны, массовый голод…

Хеллен снова разрыдалась. Я обнял ее, и на этот раз она не воспротивилась. Она уткнулась мне в плечо, и от ее слез на рубашке у меня появилось мокрое пятно. Я кожей чувствовал влагу.

Я обнимал Хеллен, гладил ее прекрасные волосы, думал о ее строгом лице, о бледных, почти бесцветных глазах и чувствовал, как во мне двигаются шунты и блоки. Бесконечную секунду мои эмоциональные составляющие бешено крутились, при малейшей провокации готовые перейти в новое парадигматическое состояние. Прикосновение руки, тень улыбки, верное слово – и я влюбился бы в Хеллен по уши.

Так расплачиваешься за неоптимизированный разум. Ты постоянно во власти сил, природы которых не понимаешь. На миг я показался себе ребенком-дикарем, который замер между засеянным полем и чащобой, не в силах сделать выбор.

Кончилось все так же быстро, как началось. Хеллен отстранилась от меня, успев полностью взять себя в руки.

– Хочу кое-что тебе показать, – объявила она. – У тебя есть домашняя виртуалка?

– Да, но я почти ею не пользуюсь.

Хеллен вытащила из сумочки приборчик.

– Вот адаптер как раз для тебя. Очень простой и безопасный. Попробуй.

– Что он делает?

– Это стандартное рекрутерское устройство, создано для таких, как ты. На пятнадцать секунд ты почувствуешь, каково быть оптимизированным, и поймешь, что бояться нечего.

– Адаптер меня изменит?

– Человека меняет любой опыт. Но здесь только магнитно-резонансный симулякр. По окончании шоу зажжется свет и опустится занавес. Ты очнешься на стуле, на котором сидишь сейчас.

– Я попробую, если потом кое-что испробуешь ты, – сказал я.

Хеллен молча протянула мне адаптер.

Я надел защитную накидку, кивнул, и Хеллен щелкнула переключателем. Я набрал полные легкие воздуха.

Казалось, я избавился от тяжелой ноши. Спина выпрямилась, сердце забилось ровнее, я глубоко вдохнул и почувствовал запахи своей квартиры, целую симфонию в миноре и мажоре, целый кладезь информации, которую секунду назад подавлял или игнорировал. Пахло полиролем для дерева и муссом для укладки. Слабее пахло машинным маслом от робота-поломоя, который прячется под кроватью и выползает, лишь когда меня нет дома. После сотен холостяцких ужинов пахло отварной капустой. А под многоярусной пирамидой запахов скрывались чуть уловимые ноты сиреневого мыла и травяного шампуня, «Амброзии» и «Па-де-регре», имбирных конфет и тринидадского рома – ольфакторные призраки Софии, их никакой уборкой не изгнать.

Зрительно почти ничего не изменилось. Я стоял в пустой комнате, где все – оконные рамы, дверные ручки, пол – было выкрашено в белый цвет. Зато ощущения были чудесные. Я словно стоял на вершине горы, подставив лицо свежему ветерку. Я словно на заре окунулся в ледяное озеро. Я закрыл глаза и поблагодарил ясность, воцарившуюся у меня в мыслях.

Впервые, не помню за какое долгое время, мне было просто хорошо.

Адаптер выдал меню с интеллектуальными заданиями, чтобы я попробовал свои силы. Меню я сразу отключил – нечего ерундой заниматься.

Хотелось спокойно постоять, не чувствуя вины перед Софией. Не скучать по ней. Ни о чем не жалеть. Я ведь не виноват. Я ни в чем не виноват. Впрочем, будь оно наоборот, я не заволновался бы. Даже если бы мне сказали, что через пять секунд после моей естественной смерти погибнет все человечество, это заинтересовало бы меня не больше, чем программа на научно-популярном канале. Я ничуть бы об этом не встревожился.

Потом все кончилось.

Бесконечно-долгое мгновение я просто сидел на стуле. Думалось лишь о том, что, случись подобное четыре года назад, София была бы сейчас со мной. Знай София, что оптимизация такая, она ни за что бы ее не выбрала. Я снял накидку.

– Ну как тебе? – с улыбкой спросила Хеллен. Она ничего не поняла.

– Сейчас твоя очередь оказать мне услугу.

На миг ее лицо разочарованно вытянулось. Но только на миг.

– Какую услугу?

– Скоро утро. Пойдем со мной на мессу.

Хеллен взглянула на меня так, словно я предложил ей искупаться в фекалиях. Потом она расхохоталась.

– Человечину есть не придется?

Казалось, на карточный домик обрушился ураган. Эмоциональные составляющие, по кирпичику уложенные сборщиками, рассыпались. Я не знал, радоваться мне или плакать, зато понял, что никогда не буду, точнее, не смогу любить эту женщину.

Наверное, эти мысли отразились у меня на лице, потому что Хеллен быстро проговорила:

– Извини, получилось несказанно грубо. – Она легонько погладила себя по щеке. – Я настолько привыкла к медиатору и без него болтаю все, что в голову взбредет. – Хеллен отключила адаптер и спрятала в сумочку. – Но суеверия мне чужды. Какой толк идти на мессу?

– Так ты считаешь религию суеверием?

– Это первое, что исчезло из моей жизни после оптимизации.

В день, когда Софии оптимизировали разум, она сказала то же самое. Операцию сделали амбулаторно – в три София поступила в клинику, в шесть выписалась. Это примерно как почки себе восстановить, ничего сложного. По возвращении домой она еще приспосабливалась к новому разуму. К семи она отсекла Бога, молитвы и католическую церковь, к восьми – планы завести детей и музыку, которую любила всю жизнь. К девяти она отсекла меня.

Хеллен склонила голову набок: таким изысканным жестом оптимизированные бизнес-леди дают понять, что твое время вышло.

– Спасибо, ты был очень мил. Но сейчас мне пора, извини. Мои дети…

– Понятно.

– Если не навещаю их как минимум дважды в месяц, меня штрафуют на крупные суммы. В этом году штрафовали уже трижды. Накладно, что греха таить.

Хеллен уже собиралась выходить, когда у двери заметила портрет Софии.

– Твоя жена? – спросила она.

– Да.

– Очень красивая.

– Да, очень, – согласился я, умолчав о том, что я ее убил. Равно как и о том, что из-за сбоя функции переходов коллегия нейроаналитиков признала меня невиновным, а после небольшой химической корректировки и двухдневного курса по методике подавления гнева отпустила без особых опасений.

И без надежды.

Тогда я и нашел утешение в религии. Католики не верят в сбои функции переходов. По мнению католической церкви, я согрешил. Раз согрешил, значит должен раскаяться, исповедаться и искупить грех. Я вознес молитву о прощении, епитимью с меня сняли. Бог меня простил.