Однажды на краю времени (сборник)

Время застыло и сжалось от черной боли.

Ларл издал крик. Этот крик донесся до нее быстрее мысли. Магда неловко, потому что мешал младенец, привязанный к животу, выдернула винтовку из кофра позади седла. Быстро сбросила рукавицы, сжала голыми руками металл, обжегший, словно укус шершня, сняла оружие с предохранителя и уперла приклад в плечо. Ларл был уже на полпути к ней. Она прицелилась и выстрелила.

Ларл упал. Одно плечо у него было раздроблено, и его отбросило в сторону. Он барахтался и катался в снегу.

– Вот тебе, сукин сын! – с торжеством прокричала Магда.

Однако зверь почти сразу поднялся на ноги, развернулся и побежал.

Младенец заплакал, напуганный грохотом выстрела. Магда завела мотор.

– Тише, маленький воин. – Ее затопило некое безумие, слепая, подавляющая боль ярость. – Сейчас мы с ним разберемся. – Она погнала машину вниз, вслед за ларлом.

Даже раненый, зверь бежал быстро. Она с трудом нагоняла его. Когда он оказался между редкими деревьями в дальнем конце долины, Магда притормозила, чтобы выстрелить еще раз, и пуля просвистела у него над головой. Ларл отскочил. И после бежал, то и дело меняя направление, совершая неожиданные прыжки в разные стороны. Как же быстро он учится! Но от Магды все равно не уйдет. Она всегда отличалась горячностью, а сейчас кровь у нее просто вскипала. Она не может вернуться к выпотрошенному телу любовника, когда его убийца до сих пор жив.

Солнце село, и в сгущавшихся сумерках она потеряла ларла из виду. Однако она могла идти по его следу в свете двойной луны, по глубоким, багровым отпечаткам, черным каплям крови, которые он то и дело ронял на снег.

Было солнцестояние, и обе луны полные – священное время. Я ощущал это, даже спасаясь бегством по диким землям. Луны разливали по снегу яркий свет. Я ощущал угрозу, потому что за мной шла охота, и чувствовал себя невыразимо благословенным.

Однако еще я ощущал великий страх за свое племя. Мы не принимали людей в расчет, как не поддающихся пониманию, не особенно интересных существ, медлительных, плохо пахнущих, туповатых. Теперь же, спасаясь от безумной женщины на быстрой машине, женщины, которая потрясала оружием, способным убивать на расстоянии, я ощущал, что весь нормальный ход вещей нарушен. Она была богиня охоты, а я стал добычей.

Об этом необходимо поведать Народу.

Я увеличил расстояние между нами, но знал, что женщина нагонит. Она была охотницей, а охотники никогда не бросают раненую дичь. Так или иначе, но она доберется до меня.

Зимой все, кто ранен или слишком стар, обязаны отдавать себя обществу. Скала для жертвоприношений была неподалеку, под холмом, с незапамятных времен испещренном нашими могилами. Я обязан был поделиться своим знанием: человеческие существа опасны.

Они станут для нас отличной добычей.

Я достиг своей цели, когда луны были в зените. Плоская скала была очищена от снега, когда я, хромая, взбежал на нее. Разбуженные запахом моей крови, несколько наших вышли из нор. Я улегся на жертвенный камень. Одна бабушка из Народа вышла вперед, полизала мою рану, попробовала, размышляя. Затем она толкнула меня головой, прогоняя с камня. Эту рану можно вылечить, подумала она, зима началась не так давно, в моей плоти пока нет нужды.

Но я остался. Она снова толкнула меня. Я отказался двигаться с места. Она заскулила в недоумении. Я лизнул скалу.

Это было понято. Двое из Народа выдвинулись вперед и прижали меня к камню своими телами. Третий поднял лапу. Он разбил мне голову, и они ели.

Магда с гребня ближайшего холма наблюдала за происходящим в мощный бинокль. Она видела все. Скалу заполонили страшные звери, тощие и черные. Спускаться к ним было бы опасно, поэтому она выжидала, с недоумением наблюдая за тем, что происходило внизу. Тот ларл хотел умереть, она могла поклясться в этом, и вот теперь остальные звери двинулись к его телу, ступая изящно, едва ли не соблюдая какой-то ритуал: первым его мозг попробовал самый молодой, а затем самый старый. Она вскинула винтовку, решив, что уничтожит несколько тварей издалека.

После чего случилось нечто любопытное. Все ларлы, которые успели попробовать мозга ее добычи, отпрянули, рассыпались по сторонам. Те же, кто не успел поесть, выжидали, ничего не понимая, – легкие мишени. Затем следующий опустил морду, чтобы оторвать кусочек мозга, и вскинул голову, озаренный внезапным пониманием. Магду охватил страх.

Охотник часто говорил о ларлах, говорил, что они такие неуловимые, иногда ему даже кажется, что они наделены интеллектом. «Вот придет весна, когда можно будет потратить патроны на хищников, и тогда я обязательно добуду несколько особей», – говорил он. Он был ксенобиолог, он любил животных, которых убивал, дорожил ими, даже когда коптил их плоть, дубил их шкуры, в подробностях зарисовывал их внутренние органы. Магда часто высмеивала его теорию, будто ларлы познают в подробностях привычки своих жертв, поедая их мозги, хотя он проводил много времени, наблюдая за ларлами издалека и собирая доказательства.

И вот теперь она подумала: вдруг он был прав?

Младенец захныкал, и она сунул руку под меха, чтобы дать ему грудь. Внезапно ночь показалась ей холодной и полной опасностей, и она подумала: «Что я здесь делаю?»

Здравый рассудок разом вернулся к ней, гнев ее испарился без следа, словно ледяная башня, снесенная ветром. Гладкие черные силуэты внизу двигались по снегу в ее сторону. Каждые несколько шагов они меняли направление, петляли, чтобы спастись от ее пули.

– Держись, малыш, – пробормотала она, разворачивая снегоход. И дала полный газ.

Магда выжимала из снегохода все, что могла, звери преследовали ее на расстоянии. Дважды она резко останавливалась и наводила на преследователей дуло. Они мгновенно исчезали среди сугробов, ползли, прижимаясь брюхом к земле, однако не останавливались, приближаясь к ней под прикрытием.

В зловещей ночной тишине она слышала, как твари перешептываются в снежных траншеях. Она бежала от них.

Спустя какой-то промежуток времени – небо на востоке так и не думало светлеть, – Магда перепрыгивала замерзший ручей, и левая лыжа ее снегохода врезалась в скалу. Машину на мгновение подбросило вверх, кибернетические приборы запищали, силясь выровнять ее. С болезненным грохотом снегоход упал на землю, одна лыжа была перекручена и погнута. Придется немало потрудиться, чтобы снегоход снова смог ехать.

Магда слезла с седла. Она распахнула шубу и поглядела на ребенка. Он улыбнулся, подняв на нее глаза, и загукал.

Что-то внутри ее оборвалось.

Дура! Какая преступная глупость, подумала она. Магда была гордой женщиной, она никогда, даже наедине с собой, не сожалела о совершенных поступках. Теперь же она жалела обо всем: о том, что поддалась гневу, об охотнике, о всей своей жизни, обо всем, что привело ее сюда, о скопившемся безумии, которое грозило уничтожить ее ребенка.

Через гребень холма перевалил ларл.

Магда вскинула винтовку, и он нырнул обратно. Она начала спускаться по склону, идя вдоль ручья. Снега было по колено, и ей приходилось ступать с осторожностью, чтобы не поскользнуться и не упасть. Вниз перед ней скатывались комья снега, их догоняли другие. Она спускалась с холма, стараясь не отставать от них.

Хижина охотника была в нескольких милях; если она доберется туда, они спасены. Однако зимой даже миля долгий путь. Она слышала, как ларлы перекликаются друг с другом через лощину, издавая звуки, похожие на негромкий кашель. Они шли сквозь снега, слушая скрип ее шагов. Ладно, пусть. Винтовка еще при ней, а если патронов осталось всего несколько штук, они об этом не знают. Они ведь просто животные.